Кто такой дата-журналист?

Дата-журналист пишет о людях, событиях и проблемах. Его основной инструмент — данные. Задача дата-журналиста — искать истории в данных, анализировать их, а после интерпретировать так, чтобы читатель заинтересовался и понял суть.

В каких российских и зарубежных изданиях публикуют работы дата-журналистов?

В России дата-журналисты ведут свои проекты и готовят материалы для «Новой газеты», «Проекта», «Важных историй», «Тинькофф Журнала», РБК, ТАССа, РИА. В «Новой газете» и «Важных историях» над дата-материалами работают отдельные редакции. Раньше такая редакция была и в РБК, но её закрыли.

Если у нас дата-журналистика пока что-то новое и не совсем понятное, то в западных изданиях она востребована давно. Дата-редакции есть во всех крупных изданиях, например в «Нью-Йорк Таймс», «Файнэншл Таймс», «Вашингтон Пост», «Блумберг», «Нэшнл Джеографик». Ещё приведу в пример издание «Паддинг» — это дата-панки индустрии, они могут позволить себе исследовать самые безумные идеи.

Какими профессиональными навыками владеет дата-журналист?

Прежде всего он умеет находить закономерности в данных и понятно рассказывать о них аудитории. Мало найти и показать данные — нужно объяснить, что они означают.

В западных изданиях считают, что дата-журналисту нужно уметь программировать. Но я думаю, много крутых историй можно рассказать и без кода. Программирование — это всего лишь один из инструментов анализа.

Ещё дата-журналист должен уметь визуализировать информацию на базовом уровне: накидать скетч в редакторе, найти подходящий референс. Но отрисовывать графики и поправлять проект в Фигме ему не нужно. Для этого он обращается к информационному дизайнеру, который помогает показать историю наглядно.

Какой алгоритм работы у дата-журналиста?

Есть несколько точек входа, назову две основных: двигаться от идеи или от данных. Например, у меня появилось предположение, что молодёжь массово переезжает из маленьких городов в Москву и Санкт-Петербург. Сначала можно спросить у знакомых, откуда они переехали. Однако точечные интервью не дадут полной картины. Можно обратиться в Росстат, но если вы прописаны у родителей, а живете в Москве, то с точки зрения Росстата вы никуда не переезжали.

А можно использовать данные в социальных сетях, в которых люди добровольно делятся информацией о том, где живут. Если проанализировать анкеты пользователей ВК, мы узнаем, как много людей переезжает в Москву и Питер, из каких городов они уезжают. Точные цифры назвать не сможем, потому что не все сидят в социальных сетях, но эти данные будут ближе к реальности, чем цифры Росстата.

Другой пример движения от идеи — мой проект о популярности айфонов и андроидов в регионах России.

Второй вариант — двигаться от данных. Для этого я сначала узнаю цифры, замечаю в них закономерности, а затем решаю, какие выводы из этой информации можно сделать. Пример работы, которая началась с данных, — это анализ поисковых запросов на Озоне.

Другой пример движения от данных. Изучая данные Росстата, я заметил: общее число пользователей стационарных телефонов снижается, а в некоторых регионах России их количество растёт, один из таких — Чеченская Республика. Если углубиться в тему, можно прийти к интересным выводам.

Из каких ещё источников вы получаете данные?

Данные можно добывать откуда угодно: из государственных источников, социальных сетей, частных компаний, финансовых структур. Какие-то данные открытые, к каким-то есть доступ по запросу, а какие-то закрыты.

Кто может запросить данные у государственных структур?

Любой гражданин России может получить доступ к данным. Это право закреплено законом об информации. Госструктуры обязаны ответить на запрос в течение тридцати суток. Но есть информация, доступ к которой ограничен, например сведения из категорий государственной или коммерческой тайны. Поэтому, если вы запросите информацию от Минобороны, вам вряд ли её предоставят. Ещё учитывайте, что предоставлять информацию обязаны госструктуры, у коммерческих организаций таких обязательств нет.

От каких государственных организаций информацию получить сложнее?

Медицинские данные в России почти всегда закрытая информация. Это связано с врачебной тайной, которую медработники обязаны соблюдать по закону. Вообще медицинская статистика не отражает реальность. Взять хотя бы пример из жизни: раньше я часто болел гриппом, но в больничном участковый терапевт всегда писал ОРВИ. Так делают, чтобы не провоцировать разговоры об эпидемии.

Странно, но почему-то сложно добиться информации от Министерства образования или загсов. И те и другие пишут пресс-релизы, публикуют статистику на сайте Росстата, но не отвечают на запросы о более детальной информации.

Что вы делаете, если госструктуры игнорируют запрос?

Когда не отвечают, есть вариант пригрозить прокуратурой. Но тогда они могут обидеться и отправить какую-то отписку, которая никак не ответит на вопрос. В целом качество ответа зависит от ответственности конкретного работника в конкретной организации. Ещё есть такое понятие, как «социальный капитал», поэтому РБК, например, получит более развёрнутый ответ, чем менее известное издание. Чем больше и авторитетнее издание, тем выше шанс получить нужную информацию.

С какими типами данных вы работаете?

Я обращаюсь к агрегированным данным, изучаю микроданные и учитываю статистику. Агрегированные данные — это информация, сведённая по какому-то признаку, а микроданные — это мельчайшие наблюдения за человеком, явлением или событием. Допустим, в прошлом году в России совершено 1000 убийств, а в этом — 1200. Это пример агрегированных данных. Если вам доступна информация о подозреваемых и потерпевших, подробности судебных разбирательств — перед вами микроданные.

В одном и том же проекте можно работать с разными типами информации, но интереснее исследовать микроданные. Пример про миграцию, который я привёл выше, это как раз работа с такими точечными данными о человеке. Если погрузиться глубже, можно исследовать интересы человека, узнать, в какие заведения он ходит, и в результате сделать вывод: те, кто переезжает в Москву, слушают Светлану Лободу, например, а те, кто выбирает Питер, предпочитают группу «Рамштайн». Такие данные интереснее сухих агрегированных данных Росстата.

Изучая микроданные, можно детальнее узнать запросы человека, персонализировать информацию. Если вы пользуетесь банком «Тинькофф», то в конце года вам придёт отчёт, на что вы тратили деньги. Вы бы не обратили на него внимание, если бы вам просто сказали, что в сумме клиенты банка потратили три миллиарда рублей. Но вы увидели информацию о себе, возможно, ужаснулись своим нерациональным тратам, вспомнили о совершённых покупках. В дата-журналистике, как и во многих других сферах, персонализация помогает привлекать внимание читателя.

В чём разница между данными и статистикой?

Статистика — это уже обработанные и формализованные данные, например средний ВВП по России за 2022 год или количество зарегистрированных браков в августе 2021 года. Тогда как данные — это мельчайшие единицы наблюдения за объектом и его свойствами. Например, вы купили кофе в кофейне и оплатили его картой. Информация о вас, вашей покупке и ваших тратах улетела в кассовый аппарат, налоговую, оператору фискальных данных, в банковское приложение. Потом такую информацию можно получать, анализировать и приходить к интересным выводам.

У государства есть монополия на ряд данных, например на статистику рождения и смерти, информацию о заключении и расторжении браков, сведения о количестве жителей в стране и миграции, данные о банковских транзакциях. Какие-то данные мы можем попробовать перепроверить, но общую картину возможно получить только от государства. Поэтому дата-журналисты используют всё — от микроданных до государственной статистики.

Как вы перепроверяете данные от государственных структур?

Одними государственными данными можно проверить другие. Например, губернаторы в России любят хвастаться турпотоком в свой регион. Но можно сравнить цифры, что приводят главы регионов, с данными так называемых коллективных средств размещения, то есть отелей. Вы увидите, что за год в отелях разместили 500 тысяч туристов, а губернатор говорит, что регион посетили три миллиона. Возникает вопрос: куда делись ещё 2,5 миллиона людей? Да, они могут жить у родственников или снимать квартиры на Авито, но это уже другая история, которую нужно исследовать.

Вам приходилось получать данные за деньги?

Такой вариант возможен, но журналисты редко готовы платить за информацию. Всё потому, что у медиа обычно нет денег. Нужно уметь договариваться, например предлагать бартер: вам предоставляют информацию, а вы упоминаете о компании в лиде или тексте статьи. Пример такой договорённости — моя работа для «Вилладж» о том, где в Москве дешевле всего есть. За информацию мы не платили ни копейки, но в тексте упоминали источник — картографическую компанию «2ГИС».

Какой срок годности у данных?

Зависит от самих данных и отношения к ним читателя. Например, информация о ковиде устаревает быстро, а данные о рождаемости остаются актуальными дольше. Информация о выезде россиян за рубеж обновляется раз в квартал.

Как вы решаете, каким данным верить, а каким нет?

Я доверяю данным, если понимаю, как источник их получил, как с ними работал. Например, когда после переписи населения сказали, что в ней поучаствовало 99 процентов граждан, я не поверил этому. Я знаю, что в ней не участвовали многие мои родственники и друзья. Я сделал вывод, что данные отразили не всю картину или были собраны пассивным путём: просто переписали доступную информацию о человеке.

Ещё важно, чтобы автор указывал методологию, по которой собирал данные. Идеальной методологии нет, к любой можно придраться. Но ссылка на источники и методы работы с ними вызывает доверие к публикации, её отсутствие — наоборот.

Каким дата-редакциям, на ваш взгляд, стоит доверять?

Я доверяю редакциям РБК, «Коммерсанта», «Ведомостей», но не по всем темам: проектам об экономике доверяю, а политическим — не всегда. Есть исследователи, которым я доверяю как профессионалам. Например, Алексей Ракша — авторитет в вопросах демографии, Никита Мкртчян — специалист по внутренней миграции, Наталья Зубаревич разбирается в вопросах социально-экономического развития регионов. Это эксперты, которые не только владеют данными, но и умеют их анализировать.

В целом нужно понимать, что данные — это всегда абстракция. Есть настоящий мир с реальными процессами и явлениями, а есть мир данных. Между данными и реальностью нет знака равенства. Данные — это некая проекция мира.

Конечно, есть однозначные данные. Например, смерть сложно спрятать: если человек пропал, его объявят в розыск. Поэтому статистика убийств — это наиболее приближённая метрика преступности во многих странах. Во всех остальных темах нужно понимать, что журналист раскрывает их через призму своего восприятия мира, поэтому даже в данных правда может быть разной.

Как читателю понять, какие перед ним данные — честные или ложные?

Обращайте внимание на то, указана ли методология и что она из себя представляет. Например, вы заходите на сайт автолюбителей. Там видите такие результаты опроса: большинство водителей переобувают машины в апреле. Откуда они получили такие данные? Оказывается, утверждение строится лишь на опросе нескольких сотен пользователей сайта. Но эта выборка не имеет ничего общего с реальностью, это просто голосование на определённом сайте.

Хороший тон, которому следуют западные издания, — публиковать исходные данные исследования и объяснять метод сбора информации. Когда журналисты рассказывают, как собирали данные, это признак того, что люди ответственно относятся к работе.

Почему не все издания считают нужным объяснить методологию читателям?

Во-первых, это ресурсоёмко, на такой подход уходит много времени. Чтобы описать методологию, нужно изначально чётко ей следовать, а затем понятным языком описать последовательность шагов.

Во-вторых, не все заинтересованы в том, чтобы данные перепроверили.

В-третьих, такого запроса нет от читателей. Большинство людей слепо доверяют данным, не вникают в их суть и ассоциируют их с научным знанием. Лишь небольшой процент аудитории следит за достоверностью данных. Но этот процент важно учитывать, потому что именно эти люди влияют на имидж и доверие к изданию.

Как часто читатели замечают ошибки в ваших работах? Как реагируете на критику?

Конструктивной критикой проектов мы часто обмениваемся с коллегами. Если выложить работу в социальную сеть, то можно прочитать шквал критики от пользователей. Реальные ошибки находят редко, и я благодарен читателям, которые их замечают. Но, если замечания ограничиваются критикой методологии или идеи, я предлагаю читателю посчитать по-своему и поделиться ссылкой на работу. Ещё никто из критикующих не присылал свой вариант проекта.

Если данных недостаточно, как вы работаете?

Нет данных — нет истории. Если историю можно рассказать без данных, это надо принять. 95 процентов всех тем, которые я придумываю, невозможно подкрепить данными. Например, я хочу узнать, какой кофе предпочитают россияне, в какие города звёзды не ездят на гастроли, сколько в России продано аудио- и видеокассет, какие сериалы смотрят на российских стриминговых сервисах. Но таких данных нет, их просто не собирают.

Некоторые данные становятся недоступными: недавно Росавиация закрыла информацию про пассажиропоток. Также невозможно подсчитать, сколько россиян переехало, например, в Грузию, если одни улетают через Азербайджан, а другие — через Армению.

Если в процессе работы оказывается, что данных не хватает, значит, автор не потратил время на подготовку. Плохо, если ты начинаешь работу, но не знаешь, есть в природе такие данные или нет. Я выработал хорошую привычку — проводить предварительное исследование перед началом проекта. Когда я предлагаю редакциям темы материалов, то рассказываю, какие данные у меня есть и к каким выводам я могу прийти. Разведка — наше всё.

Как вы проводите предварительное исследование?

Как бы сказали дата-инженеры и аналитики, сбор и анализ данных — это неструктурированный процесс. Я не смогу поделиться точным рецептом дата-истории. Если бы был готовый алгоритм, все бы издательства ежедневно публиковали такие истории. Но этого не происходит.

Как вы перепроверяете данные? Что делаете, если находите ошибки?

Ошибиться можно на любом этапе: во время сбора данных, анализа или уже на финальной стадии повествования. Я следую привычному алгоритму: сравниваю и складываю цифры, отдаю на вычитку нескольким редакторам.

Нужно учитывать, что дата-редакция — это не научно-исследовательский институт, у которого есть годы на изучение одного процесса. У дата-журналиста на один материал уходит в среднем неделя, максимум три, поэтому ошибки случаются. Благо я работаю не в печатной газете и всегда можно вернуться к материалу, чтобы его исправить.

Как редакторы проверяют работу, если не знают методологии и цифр, которые собирали вы? Проверяет ли редактор исходные данные?

К сожалению, далеко не во всех издательствах есть редакторы, которые умеют разбираться в данных. Как правило, работу читают так же, как и любой другой журналистский текст. Могут спросить, откуда взялась какая-то цифра, как я пришёл к конкретному выводу. Исходные данные редко кто проверяет.

Можете привести примеры работ, которые редактор вам возвращал из-за ошибок в данных?

С моими проектами такого не было, но, как преподаватель и редактор, я периодически возвращаю авторам работы. Многие ошибки связаны с когнитивным желанием человека найти данные под ту гипотезу, которую он выстроил в своей голове.

Как научиться читать данные?

Это сложный навык. Большинство людей плохо понимают данные и воспринимают их как сухую статистику или сложную абстракцию. Научиться понимать данные можно благодаря насмотренности, вдумчивому изучению. Но это интересно далеко не всем.

Недавно ко мне обратился приятель с просьбой помочь открыть таблицу с некими данными. Я поинтересовался, что за таблица. Оказалось, та самая база Яндекс Еды, которую в марте слили в сеть.

База есть, а многие пользователи даже открыть её не могут, что говорить о том, чтобы прочитать. Из этой базы группа специалистов сделала нелегальный сервис, где можно пробить информацию о человеке. Сервис стал популярным.

Получается, пока данные лежат в сыром виде, мало кто может ими воспользоваться, как только им придают понятную форму, охват возрастает. Отмечу, что это персональные данные, которые получены незаконно, работать с ними также незаконно. Но история очень показательная: без удобного сервиса и визуальной подачи люди плохо считывают массивные объёмы данных.

Как визуально подать данные, чтобы привлечь внимание читателя? Можете дать пошаговую инструкцию?

Визуализировать данные — непростая задача. Данные — это уже абстракция, которую нужно наглядно показать и сделать так, чтобы читатель её понял и запомнил. Украшательства уместны, но они не должны искажать восприятие.

Здесь важно сохранить баланс: очистить данные от лишнего информационного мусора и подать материал так, чтобы читатель его запомнил.

Сейчас есть запрос на короткие и понятные графики, в которых нет ничего лишнего и точно расставлены акценты. Чем проще подана информация, тем достовернее она кажется читателю. Аудитория быстро считывает такую визуализацию и не путается в лишних деталях.

Но в медиа есть место для заигрывания с читателем, поэтому не стоит скупиться на чернила и забывать, что материал должен запомниться, вызвать ассоциацию и желание им поделиться. Чёткого пошагового алгоритма нет — всё зависит от данных и задачи.

Как, по вашему мнению, читатели воспринимают данные в графиках?

Большинство людей плохо читают графики, хотя мало кто в этом признаётся. Я почти уверен, что все прочитают карту, поймут линейный график, столбиковую и круговую диаграммы, а какую-нибудь диаграмму рассеивания — не факт.

Сложность графиков в том, что это абстракция. Текст или иллюстрацию считать гораздо легче, чем график. И это важно учитывать как в дата-журналистике, так и в других сферах, где данные объясняют в графиках.

Когда я проектирую дата-историю, всегда думаю о том, разгадает ли читатель мой визуальный язык. Ясно подать информацию — это моя ответственность. Дата-история должна быть так же понятна читателю, как хороший интерфейс, который пользователь понимает интуитивно.

Мы можем развивать визуальную грамотность аудитории. Например, лет пять назад наше датавиз-сообщество впервые представило плиточную карту. Сначала люди её плохо считывали, но потом такую карту стали отлично читать и воспринимать.

Как различить манипуляции в графиках?

Графики — непаханое поле для манипуляций. Ввести читателя в заблуждение можно специально, а можно и случайно.

Несколько лет назад я опубликовал работу, за которую мне до сих пор стыдно. Мой материал основывался на статье журналиста, который написал о бандитизме девяностых в Петербурге и привел список заказных убийств, упоминаемых в медиа. Я отсортировал этот список, нарисовал карту Санкт-Петербурга и указал на ней места преступлений. Карта разлетелась по сети, несколько каналов даже предлагали мне дать интервью на эту тему.

Моя глобальная ошибка в том, что в Уголовном кодексе России нет такого понятия, как «заказное убийство». Однако есть статья об умышленном убийстве, в которой упоминается «убийство по найму». Тогда я не выяснил, какие убийства автор статьи посчитал заказными — умышленные в целом или конкретно по найму. Получилось, что я нарисовал ложную карту, квалифицируя преступления не по материалам уголовных дел, а по упоминаниям в СМИ.

Каким этическим нормам следуют дата-журналисты?

Это очень сложный вопрос. Отвечу на примерах. В сети лежит слитая база Яндекс Еды, это интересный источник историй об огромном количестве людей — база имён, фамилий, адресов, заказов и трат тридцати миллионов жителей России. Или есть слитая база Гемотеста: сейчас любой пользователь может купить информацию о заболеваниях клиентов компании и даже узнать ВИЧ-статус. Зная предпочтения и проблемы граждан, маркетологи легко настроят таргетированную рекламу и сделают клиентам адресные предложения.

С точки зрения законодательства, это незаконная работа с персональными данными, но технически эти данные уже утекли в сеть, закон нарушен. Этично ли с ними работать? Нет. Но их будут использовать и мошенники, и бизнес. Мир такой, что этические нормы уже никого не волнуют.

Каким принципам вы лично следуете в работе?

Я не раскрываю персональные данные и не использую данные, полученные преступным путём. Например, не стану работать со слитой базой Гемотеста, хотя, признаюсь, истории могли бы получиться интересными.

Ещё я всегда исхожу из принципа, что жизнь — это высшая ценность, поэтому не публикую материалы, которые могут угрожать жизни и здоровью человека.

Ты пишешь для медиа и издательств о книгах. Расскажи, с чего всё началось?

Я всегда любила читать, поэтому поступила на филологический факультет Удмуртского Государственного Университета в Ижевске. После окончания работала там, где придётся: частным репетитором по ЕГЭ, визовым специалистом, логистом, пиарщиком в музее. При этом меня всегда тянуло к книгам: работала в книжном магазине, организовывала встречи книжного клуба, много читала и с 2010 года публиковала рецензии на «Лайвлиб».

В 2014 году в Ижевске открыли первое арт-пространство — «Сахар», я сделала там книжный стеллаж, закупила крутые книжки и начала их продавать. Это была история для души, не для заработка. Как зарабатывать на книгах и чтении я тогда не понимала.

В 2017 году, когда была пиарщиком в музее, так выгорела от нелюбимой работы, что решила уволиться и заниматься тем, что люблю — рассказывать и писать про книги.

Друг посоветовал публиковать рецензии на Яндекс Дзене, который тогда только появился и обещал монетизацию для блогеров. Через месяц после первой рецензии ребята из Дзена написали мне и предложили поучаствовать в конкурсе на спонсорскую поддержку. Победители получали 300 тысяч рублей на продвижение своего блога, надо было только подать заявку в свободной форме. Я отправила письмо и получила положительный ответ.

Дзен стал первым, кто в меня поверил. Благодаря ему я начала верить в то, что можно рассказывать о книгах и на этом зарабатывать. Спонсорство Дзена стало моей подушкой безопасности: деньги покрывали мои потребности на ближайшее время, а я могла писать и нарабатывать опыт, не думая о финансах. Просто мечта.

Близкие тоже поддержали моё желание писать про книги и подарили мне обучение в школе книжной рецензии, которое проходило в Москве в Институте медиа, архитектуры и дизайна «Стрелка». Мы учились писать рецензии на нон-фикшн произведения: с чего начинать текст, о чём говорить, как анализировать прочитанное. Уже практически ничего не помню из тех лекций, но осталось приятное ощущение, что в тот момент я наконец-то нашла место, где мне нужно быть и где меня понимают.

Для меня та поездка стала возможностью обрасти знакомыми, влиться в литературную тусовку. Там я познакомилась со многими известными в книжной среде людьми: Львом Данилкиным, зачинателем книжной моды на рецензии, и Галиной Юзефович, известным литературным критиком.

С Галиной мы стали друзьями на Фейсбуке, и благодаря ей я получила свою первую книжную работу — вела рубрику про книги в журнале «Гламур». Нужно было согласовать с главредом тему книжной подборки для нового номера, предложить ему несколько книг на выбор. После окончательного отбора произведений — связаться со всеми издательствами, попросить для чтения электронные версии и согласовать отправку бумажных экземпляров в редакцию журнала. Они были нужны для общей фотографии.

Потихоньку начала сотрудничать с независимыми издательствами. Они бесплатно высылали мне книги, а я про них писала. Когда-то это было пределом моих мечтаний — получить от любимого издательства книгу, которую очень хочу прочитать.

Как ты начала сотрудничать с медиа и писать для них про книги?

Я продолжала вести блог. Из «Лайвлиб» перешла в Инстаграм, одна из первых стала писать длинные развёрнутые посты про книги. Но мне казалось, что нужно доказать свою профпригодность: из книжного блогера вырасти во что-то большее. Многие могут писать в блог, но у СМИ свои законы. В посте только две тысячи знаков, а в СМИ — аналитическая статья, и, чтобы её написать, нужно не просто книжку прочитать, а видеть внутренние взаимосвязи между разными авторами, понимать, на кого писатель ссылается, к кому он ближе по жанру, стилистике, по сюжетным ходам. Я научилась видеть эти взаимосвязи, потому что много читаю. Это умение у меня доведено до автоматизма.

Идеальный расклад мне казался таким: я становлюсь постоянным автором в каком-то издании, мне платят за каждую вышедшую статью, и у меня есть уверенность в завтрашнем дне. Так было, когда мне предложили писать про нон-фикшн книги для онлайн-издания ЧТД («Что и требовалось доказать»). Они нашли меня через друзей на Фейсбуке, где я опубликовала сообщение с кратким посылом: «Хочу поработать с медиа, которое пишет про книги».

С остальными медиа работала не на регулярной основе, а от случая к случаю, когда нужно было написать на определенную тему.

Месяца 3−4 работала в «Гламур», но потом сменился редактор, и я потеряла работу — со мной перестали выходить на связь. Ещё писала для Мела, блога «Сторител», Афиши, Лайфхакера, интернет-магазина «Лабиринт». Сотрудничала с кинокомпанией «Базелевс» — подбирала и рецензировала иностранные книги по нужным для продюсеров критериям, искала материал для экранизаций.

Через год, как я начала писать для СМИ, меня пригласили в Первую редакцию Эксмо. С тех пор я там работаю. В июле будет четыре года.

Как ты попала в издательство «Эксмо»?

Я вращалась на Фейсбуке в литературной тусовке, многих уже знала, поэтому решила использовать связи и написала пост, что ищу подработку, делаю такие-то материалы по книгам и хочу в книжную сферу. Откликнулась Елена Булахова, в тот момент она набирала внештатных копирайтеров в Эксмо для работы над маркетинговыми текстами. Так я попала в издательство.

В Эксмо много редакций, я работаю в Первой, которая в основном занимается художественной литературой, премиальными книгами и бестселлерами. Это удалённая работа, я не работаю в штате. Задач много: рекламные и маркетинговые материалы, пресс-релизы, посты в соцсети, материалы на разные сайты, СМИ, медиа. Тексты выходят не под моим именем, а под именем редакции.

Я начинала с оклада, потом перешла на сдельную оплату труда. Потому что работала много, а зарплата всегда была одинаковой, не важно, сколько задач я закрыла. В результате чувствовала, что мой труд обесценивается и его не замечают.

Сдельная оплата мне нравится гораздо больше, она финансово выгоднее. Это говорит о том, что всегда можно передоговориться, если тебя что-то не устраивает. Мне сложно было раньше договариваться о таких вещах, но благодаря Школе редакторов такие штуки даются проще.

В Эксмо было тестовое задание?

Тестового задания не было, был испытательный срок два месяца. Думаю, что меня сразу взяли, потому что видели, как я пишу.

Помню, что первое задание у меня было написать пресс-релиз по какому-то детективному роману. Массовая литература — не совсем моё. Но это не важно: если ты пишешь про книжки, то ты пишешь не для себя, а для того, кто читает этот жанр. Я написала пресс-релиз, меня попросили что-то поправить и дали следующее задание.

А до этого задания ты уже писала пресс-релизы?

Нет, я не умела тогда писать пресс-релизы. Я даже не читала тогда Максима Ильяхова. Нашла зарубежные статьи, критику про книгу, чтобы понимать контекст романа, погуглила, как писать пресс-релиз. И всё получилось.

То есть не обязательно читать всю книгу, чтобы написать по ней статью?

Я раньше думала, что обязательно. Сейчас понимаю, что нет. Конечно, если пишешь про современную литературу на русском языке, то ни в российских, ни в зарубежных источниках информации ещё нет. В этом случае нужно прочитать книгу целиком. Но если время поджимает, я читаю книгу по диагонали: начало прочитала, перелистнула — прочитала. В принципе сюжет понятен, какие-то детали ты не узнаешь, но это не так важно, если тебе срочно нужно что-то написать. Если ты знаешь сюжет, канву, знаешь, как ведут себя герои в определённых ситуациях, то можешь уже что-то о них сказать, описать, какие темы поднимает автор в своём произведении.

Если роман иностранный, нужно читать зарубежную прессу. Случалось, что я переводила материалы с датского и французского языков с помощью Гугл-переводчика, потому что мне нужно было узнать что-то про автора, понять, насколько он популярен, в каких жанрах пишет. Если нужно найти какую-нибудь информацию, ты идёшь и ищешь. Не важно, на каком она языке.

Много задач у внештатного редактора?

Сейчас в 2,5 раза меньше, чем обычно, в связи с ситуацией в мире и внутренними вещами, которые я не могу обсуждать. Я очень много работала в первые два года, но этот ритм меня многому научил: я поняла, как пишутся тексты, как их совершенствовать, наработала себе большой опыт в книжной сфере.

Писать про книги и писать про финансы или строительный бизнес — это разные вещи. Когда проходила курс по СММ от Максима Ильяхова на «Скил кап», всё время думала, что с книгами так не работает, нужно делать поправку.

А что не работает? В чём отличие текстов для книжной сферы от остальных текстов?

Инфостиль не совсем подходит издательскому бизнесу. Я стараюсь писать в инфостиле, но как будто нужно что-то ещё — анализ текста, рецензирование. Как будто, если рассказываешь про художественную литературу, частично хочется сделать это художественно-выразительным языком. Это моё ощущение, оно может быть ошибочно.

Многие же читают художественную литературу просто ради удовольствия. Чтобы подарить им это удовольствие: рассказать о книге, сюжете и регалиях автора, сравнить с другими нашумевшими бестселлерами — нужно анализировать текст так, чтобы заинтересовать им читателя, не обязательно в инфостиле.

Чему ещё научилась в издательстве, помимо текстов?

Я много помогала главе контентного отдела с внутренними процессами. Мне за это никто не платил, но было интересно, хотелось улучшить работу отдела, сделать её проще и комфортнее.

Два года назад мы начали вести все задачи отдела в Кайтене. Он похож на Трелло, там тоже можно создавать и перемещать карточки, делать так, чтобы у каждого копирайтера было своё пространство, взаимодействовать через него с менеджерами. Внедрением этой системы занималась глава отдела, а я помогала исправлять баги.

Например, вначале в карточке на главной странице нельзя было увидеть, прикреплён ли к ней какой-то документ. Чтобы это узнать, приходилось открывать эту карточку. Я задумалась, почему не сделать так, чтобы на карточке сразу была видна ссылка, чтобы лишний раз в неё не заходить. Я написала в службу поддержки Кайтена, объяснила, зачем это надо, после чего разработчики всё поправили.

Ещё у начальницы была проблема с отчётами, которые генерировались в Кайтене: приходилось вручную добавлять в итоговый документ в Экселе ссылку на материалы. Я написала разработчику, и с этим тоже помогли.

Мне понравилось брать на себя больше ответственности, выходить за рамки обязанностей. Эти ситуации подтверждают слова Николая Товеровского — возможно всё. Ты можешь что-то предложить, и классно, если это примут. А если не примут, то это тоже повод либо лучше объяснить, почему это важно, либо задуматься, насколько у тебя налажен диалог с руководителем. И если общий язык не находится, то это серьёзный звоночек.

Ты бы хотела перейти в штат или другой отдел в издательстве?

Чтобы работать в штате, нужно ходить в офис, а я не хочу — мне очень удобно работать удалённо: не надо ни с кем лишний раз взаимодействовать, а что-то решить можно в чате или на созвоне.

Когда я пришла в Эксмо, в команде было четыре человека, все работали целый день и было очень комфортно: вы всегда на связи, можете взять срочную задачу или передать её другому и можете быть уверены, что он её возьмёт. Сейчас копирайтеров около восемнадцати человек, многие работают неполный день. Они меньше включены, меньше на связи, нет людей, на которых можно положиться. У меня нивелировалось слово команда, каждый работает индивидуально. Я чувствую себя одиночкой.

Крупное издательство — это большая компания, а в большой компании есть много раздражающих процессов, и ты не всегда можешь их обойти. Например, решения часто принимаются сложно и долго, а сделать нужно здесь и сейчас. И либо ты берёшь и делаешь, а потом докладываешь руководству: так и так, я улучшил процесс, — или превращаешься в индифферентное нечто.

Равнодушие — самое худшее, что может случиться в отношении к работе. Я этого точно не хочу. Поэтому я из тех, кто сделывает и иногда за это получает нагоняи. Порой мне кажется, что на работе я бешу всех своей инициативностью, типа превышаю полномочия. Для крупной компании я — неудобный рядовой сотрудник.

Как ты видишь свою дальнейшую карьеру? Хочешь развиваться в книжной сфере?

У меня есть план: доработать четыре года в издательстве — до середины июля — а потом найти другую работу в компании, которая мне симпатична. Сейчас я не ищу работу, у меня в приоритете третья ступень Школы редакторов, на неё уйдёт очень много времени.

Я хочу большей ответственности, хочу что-то организовывать, а в моей нынешней должности этой возможности нет: я могу только писать тексты и влиять на тексты. Есть ещё внутренние причины, по которым я решила уходить из издательства.

Скорее всего, я буду менять сферу. Это, конечно, большая любовь — писать про книжки, но я понимаю, что мне хочется чего-то другого. При этом мне страшно менять деятельность, вдруг не понравится так, как с книгами.

Я брала разные задачи на фрилансе, иногда понимала, что совсем не моё и просто отказывалась брать следующее задание от этой компании. Так было, например, с сетью ресторанов Новикова, для которых я делала меню, обучающую тетрадку для персонала и другие небольшие задачи. Мне не интересны были ни тема, ни задачи, для меня это было больше из-за финансов, поэтому сотрудничество длилось недолго.

Были и интересные проекты. Я редактировала курс для «Скил кап», ориентированный на людей, которые бронируют номера в отелях по телефону. На «Скил кап» обучение состоит из коротких видео, лонгридов, небольших тестов — всё оформлено в виде карточек, которые я как раз составляла. Для этого созванивалась с заказчиком, задавала вопросы, придумывала примеры и утверждала их. Задача мне понравилась, и я с ней справилась хорошо — мне доверили сделать ещё четыре курса.

Получается, что от книжек я постепенно перешла в сферу обучения, сейчас мне это дико интересно. Хотелось бы поработать редактором в Яндекс Практикуме или попробовать себя UX-писателем в какой-нибудь крутой редакции.

Кому можешь посоветовать работать в издательстве?

Я думаю, туда стоит идти, если ты действительно любишь читать, но готов писать не только про книги, которые нравятся.

Можно пойти в небольшое независимое издательство. Там другой мир: больше свободы и возможностей организационной работы. Но там нужно финансово выживать, потому что им, конечно, гораздо сложнее, чем крупному издательскому холдингу.

Не будешь скучать по книжкам?

Я очень люблю книги и продолжаю делать свои личные проекты в книжной сфере. У меня есть онлайн книжный клуб, который существует почти два года. Мы обсуждаем в основном современную зарубежную литературу, из последнего, например, роман Абрахама Вергезе «Рассечение Стоуна».

А ещё я хочу сделать чат-бот для поиска и подбора собеседника, с которым можно комфортно обсуждать прочитанные книги: уже есть концепция проекта и понимание задачи. Это мой посильный вклад в эту отрасль.

Расскажи про книжный клуб. Это способ зарабатывать или хобби?

Книжный клуб много значит в моей жизни. После филологического факультета, когда я работала на разных работах и мне не хватало книжного общения, я организовала свой первый книжный клуб в Ижевске. На встречи приходил даже мой университетский преподаватель по зарубежной литературе.

Когда я жила в Москве, делала офлайн книжный клуб на ВДНХ в павильоне «Книги»: там был коворкинг, небольшое кафе и книжный магазин. Я провела для них несколько встреч, а потом решила организовывать всё сама, потому что это государственный проект, там было сложно с процессами. Зато благодаря этому книжному клубу нашла новых интересных людей.

Я начинала делать встречи в московском кафе без какой-либо оплаты — мне просто было интересно. Потом ребята из сети кофеен в Москве «Кофе пью» предложили мне сотрудничать. Я проводила там встречи раз в месяц, а они мне за это немного платили.

Весной 2020 года, когда началась пандемия и все сидели на самоизоляции, я придумала онлайн формат книжного клуба. Сделала его скорее для себя, потому что самой было скучно и не хватало общения. Встречи проходят два раза в месяц, и все места заняты на месяц вперед. Это приятно. Очные встречи книжного клуба тоже провожу: в сентябре 2020 я вернулась в Ижевск, и меня познакомили с ребятами из местного кафе, где мы обсуждаем книги раз в месяц.

На прошлой неделе мне написали из ВкусВилла, до этого — из Райффайзен Банка. Просили сделать книжный клуб для сотрудников. С ВкусВиллом мы в процессе переговоров, а с банком не вышло: руководство хотело каких-то измеримых целей, например, чтобы я ответила на вопрос, чему научатся сотрудники после встречи книжного клуба. А я понимаю, что за одну встречу — ничему. Чтобы чему-то научиться, нужно хотя бы несколько встреч. Вдобавок я против того, чтобы заставлять людей приходить в книжный клуб или дарить участие во встрече, если человек сам не просил.

Книжный клуб, как и психотерапия, — это работа. Ты не приходишь на всё готовенькое: нужно заранее прочитать книгу, причём сделать это осознанно. Во время чтения важно спрашивать себя: «Что я чувствую? Что хотел донести до меня автор?». Благодаря заранее составленным вопросам я могу направить человека на важные темы, но думать ему придётся самому.

Клуб — это возможность лучше понять книгу и получить удовольствие от общения. Во время встречи мы обсуждаем текст, делимся своими эмоциями, наблюдениями. Через дискуссию участники клуба могут проникнуть глубже в книгу, посмотреть на неё с другой точки зрения, заметить то, что прошло во время чтения мимо.

До Школы редакторов ты проходила какие-то курсы о текстах?

Ничего не проходила. Был только филфак, а в остальном делала интуитивно.

Я хотела попасть в школу журналистики. Это проект для журналистов в возрасте от 20 до 30 лет, которые пишут о кино, архитектуре, литературе, театре и музыке. Там преподаёт Галина Юзефович, у которой я училась в школе книжной рецензии. Я подала заявку, но меня не взяли. Я очень расстроилась, потому что в тот год мне было 29 лет, и это был последний шанс туда попасть.

Потом ребята из школы журналистики рассказывали, что Галина приводит мои рецензии в пример. Это было приятно. Мне почему-то всегда казалось, что я недостаточно хорошо пишу, хотя получала много положительных отзывов о своей работе.

С неуверенностью в себе как-то боролась?

Мне помогла психотерапия. Я в терапии с 2018 года, когда приехала в Москву и впервые словила сильную депрессию. До сих пор раз в неделю встречаюсь со своим психотерапевтом, для меня это очень поддерживающая вещь.

Психотерапия помогла мне в том числе стать увереннее, начать мечтать, повысить зарплату, поступить в Школу редакторов. Я научилась распознавать свои желания и реализовывать их, стала лучше понимать, что я чувствую и как себе помочь.

Год назад, когда я училась в 13 потоке на второй ступени Школы редакторов, я эмоционально выгорела, и у меня случился нервный срыв: я очень много работала, видимо, на какой-то эйфории от школы. Практически не спала, сама себя не проконтролировала, и психотерапии у меня на тот момент не было.

Я написала в школу, что ухожу, потому что просто не могу встать с кровати и сдать задание. Мне Николай Товеровский ответил, что есть ещё целый день, можно собраться и сделать.

Я думала, что я отчисляюсь, потому что в тот момент мне казалось, что это единственный выход. Мне было настолько плохо, что я ничего не могла делать, мне надо было восстановиться. В итоге через какое-то время мне написали из деканата школы и предложили академ. Это было настоящим подарком, которого я даже не просила и не ждала.

После академа у меня была цель дойти до конца, и вот я на третьей ступени школы. Сейчас попала в более серьезную ситуацию — у меня диагностировали депрессию: забирает сильнее, чем раньше, эмоций никаких, каждое взаимодействие с людьми добавляет тревожности, чувствую усталость, делать ничего не могу, много сплю. На этот раз, чтобы быстрее прийти в норму, решила обратиться к психиатру, он выписал мне нейролептики и антидепрессанты. Надеюсь, препараты помогут, я смогу вернуться в строй и закончу третью ступень. Но если не получится и меня не допустят к защите проекта — тоже ничего страшного.

Главное сейчас — моё психологическое состояние, остальное не так важно. Депрессия будто нивелировала все мои достижения, хочется их вернуть, вновь получать радость от жизни, кайфовать от работы и сложных задач.

Какие изменения ты замечаешь в работе после первых двух ступеней школы?

Изменения сложно отследить, наверное, они постепенные и продолжают происходить. Когда училась на второй ступени первый раз, вообще не понимала, что от меня хотят и почему такая оценка. Сейчас я начинаю понимать комментарии Михаила Нозика, понимаю, что нужно исправить, чтобы получилось круче.

Школа научила меня не бояться высказывать свои идеи и договариваться. Не быть тупо исполнителем, а спрашивать, уточнять, показывать примеры, как вообще это может выглядеть. Может, твоя идея провальная, но ты подумал сверх того, что тебе по обязанностям нужно, а, значит, совершил какой-то скачок.

Например, мне нужно сделать подборку книг «Что подарить на 8 марта». Я понимаю, что просто подборка книг — это скучно, а можно рассказать, какая книга кому подойдет и подобрать ещё варианты книг, которые точно понравятся, если зашла эта. Это будет круче. Предложу и, если издательству понравится, сделаю так. Понравилось.

А ещё школа помогла мне проще относиться к ошибкам, хотя я перфекционистка с синдромом отличницы. Когда получала в школе плохие оценки, очень переживала, было неприятно. Но сейчас понимаю, что плохие оценки ничего не значат, важнее комментарии, которые преподаватели тебе пишут. Нужно разобраться, почему человек так думает, почему нужно изменить. Может, дело в том, что у вас сформировалось какое-то недопонимание, и правка поможет это выяснить. Мне сейчас тревожно, если я сдаю текст, а правок нет. Как так, может, что-то пошло не так, и нужно срочно это выяснить. Сейчас мне кажется, что правки должны быть всегда.

Кем работаешь и почему захотел уйти в другую профессию?

Я юрист. Учился в юридическом колледже, а потом поступил на третий курс «Международного юридического университета». Днём работал юристом, а вечером учился в вузе.

Работаю с 2005. В конце 2020 понял, что устал, разочаровался и достиг потолка. Уже примерно понимал, как оно будет. Где-то законы работают, а где-то нет. Взять даже формат арбитражных отношений между юридическими лицами: многие вещи так цинично происходят, что стало просто неинтересно.

Последней каплей стало заявление на меня о преступлении по одному из арбитражных дел, будто я подделал документы. Ответчик это сделал, чтобы затянуть процесс.

Расскажи подробнее о том, как на тебя подали заявление о преступлении.

Клиент заказал перевозку у логистической компании, но фура с товаром пропала. По закону, если перевозчик не привёз груз, он возмещает ущерб. Мы подали иск о взыскании стоимости груза с перевозчика, но их юрист на суде отказывался брать на себя ответственность: «Не наш водитель, мы вас вообще не знаем». Сумма дела небольшая — порядка полутора миллионов рублей, но та сторона хотела идти до конца, мы тоже.

На третье-четвёртое заседание они подали заявление о фальсификации документов и попросили назначить экспертизу, которая стоит 200 тысяч рублей и может растянуть процесс ещё на полгода.

Это было выгодно другой стороне. Они поняли, что решение будет не в их пользу и нужно будет платить, поэтому всячески пытались оттянуть срок выплаты. Чтобы убедить судью назначить экспертизу документов, ответчик написал на меня заявление о преступлении — фальсификация документов.

Судья отложил дело на месяц, чтобы получить согласие экспертов и дать время ответчику перевести деньги на депозит суда для оплаты экспертизы. Но деньги не пришли, судья перенёс ещё. Через месяц ответчик снова попросил судью отложить дело. В итоге, спустя четыре месяца, ответчик отказался от экспертизы: «Мы ничего не занесли на депозит, поэтому экспертизы не будет». Дело закончилось решением в нашу пользу. Длилось это год и 8 месяцев.

Для юриста заявление о преступлении — не страшно, но это удар ниже пояса. Заявить об экспертизе документов можно было и без этой клоунады. Я отбрехался, но после этого решил, что пора что-то менять.

Расскажи о циничности в мире юриспруденции.

В юриспруденции есть термин «Шикана» — злоупотребление правом.
И сейчас этим часто злоупотребляют:

• пишут заявление в уголовку, чтобы затянуть суд;
• присылают поддельный факсовый документ;
• зовут «своих» экспертов, которые заранее напишут то, что им скажут.

И из таких мелочей складывается большая картина, становится неприятно. Если год назад одинаковые дела решались одним образом, то сейчас они решаются уже по-другому, и это не потому, что вышел новый закон, а потому что практика повернулась.

Многих судей сейчас знаю по фамилии и понимаю, что: «Ааа, я иду к Иванову, всё, значит это надолго». Или к Петровой: «Блин, она хорошая тётка, главное лишнего не говорить, а давать информацию порционно, по пунктам». Готовишься к суду не процессуально, а к конкретному человеку.

Как выбирал новую сферу деятельности?

Я искал, как сделать сайт с кейсам юридической фирмы, но пока гуглил, как это сделать, часто находил советы бюро про редактуру и дизайн. Понял, что мне это нравится, интересно. Стал потихонечку углубляться: подписался на канал «Главреда», затем наткнулся на блог Никиты Ларионова — «Бегущий редактор». Слушал его подкаст — «Есть вопросик»: выпуски с Ириной и Максимом Ильяховыми. Ещё тогда прочёл книги: «Пиши сокращай», «Ясно понятно».

В том интервью, с Ириной, они много раз упоминали Школу редакторов и я подумал: «Чё за школа?». Посмотрел эту неподъёмную, длиннющую страницу, решил сравнить с «Нетологией» и «Скилл кап», где меня ничего не впечатлило, даже не запомнил ничего. Подумал, что бюро — это фундамент знаний по редактуре, много теории, практики.

Ещё я учился в «Чендж бейсикс» — курс Наташи Бабаевой про управление проектами, чендж, ран. Там рассказывают, как делать дела, управлять проектами, впихивать невпихуемое, брейнштормить.

Я брал интервью у Наташи: в нём она рассказала, что такое чендж, ран и про обучение на курсе.

Оказалось, что я учился вместе с Ириной Ильяховой. Это такой момент, когда ты думаешь: «Хм, Ильяхова, знакомая фамилия, а потом: Ааа!», — и вот это всё сложилось.

После обучения в «Чендж бейсикс» принял участие в вызовах Главреда. Хорошим пинком к поступлению в школу стали вторые и третьи места в этих вызовах. Купил подготовительные курсы, а 1 апреля 2021 года начал учиться в Школе редакторов.

Хорошим пинком к поступлению в школу стали вторые и третьи места в вызовах Главреда

Чем тебя привлекает редактура?

Работа юристом связана с документами и текстом, но их стиль кардинально отличается от того, которому учат в Школе редакторов.

Проучившись на первой ступени понял, что существует два мира — старый серый мир классической бухгалтерии и юриспруденции, где у тебя пятнадцать звонков за час, чтобы переспросить одно и то же, ужасные шаблоны таблиц, документов и писем.

И мир диджитала — с радугой и единорожками. Дело тут не в удаленке и Мальдивах, а во взаимопонимании, выполнении задач и уважении людей друг к другу. Кардинально иные взгляды на бизнес, задачи, цели. Прикольно, что существует такой мир. Чем больше я занимаюсь редактурой, тем меньше нравятся задачи по юридичке.

Расскажи про первый текст, за который тебе заплатили.

Это был проект для «Нескучных финансов». Делал его параллельно с обучением на первой ступени Школы редакторов.

В марте 2021 года принимал участие в вызове — «Кто возглавит медиаконтур?», занял второе место. По итогам вызова ко мне пришел Илья Ерёмин, главный по контенту в «Нескучных финансах». Предложил написать письмо для велкам цепочки одного из их сервисов.

Он сразу сказал: «Держи демо учётку, вот тебе контакты продактов, общайся, разговаривай». Глаза боятся — руки делают. Убил на это майские праздники: сделал проект, а потом ещё статью. Первую денежку заработал благодаря вызову Главреда.

Чем запомнилась эта работа?

Это было небольшое письмо на четыре тысячи знаков. Но я всё делал в первый раз: первая платная работа, первый заказчик, первый сервис и Зум-колл с продактом. Учитывая, что я работаю юристом, то привык общаться с клиентами из старого мира: менеджерами по продажам, коммерсантами, поставщиками алкоголя.

Например, ни у одного моего клиента нет Трелло или каких-то систем управления, кроме 1С — всё это очень грустно. В мире диджитала, даже если нужно срочно что-то обсудить, то люди всё равно заранее договариваются о созвоне. А я привык, что если клиенту нужно — он звонит, если не дозвонился, то звонит ещё. Заранее никто не договаривается. Это был майнд блоу момент.

Чему тебя научил этот проект?

Если смотреть с технической стороны, банальным вещам: работе с Гугл-доком и хоткеям. Потому что до апреля-мая 2021 года моя основная рабочая машинка — Ворд и Эксель. Про Гугл-доки не знал.

Если с организационной стороны, то в первом проекте попрактиковался:

• общаться с людьми;
• задавать вопросы;
• слушать ответы.

Это был первый опыт, когда я общался с человеком не просто в формате разговора, а снимал информацию, которая понадобится для материала. Своеобразный редакторский навык: слушая человека, параллельно структурировать информацию в голове и представлять, как она ляжет в конечном продукте.

Как ты решился поучаствовать в вызове Главреда без опыта, навыков?

Сразу вспомнил стикер про слабоумие и отвагу…

Ещё до начала первой ступени Школы редакторов, вообще нихера не понимая в редактуре, я занял третье место в вызове «Визуалити».

Потом попробовал себя в вызове «Кто возглавит медиаконтур?». Это всё было на любознательности какой-то. Не сказал бы, что были страхи, сомнения: просто пошёл и сделал.

Что тебе помогало занимать места в тройках лидеров в редакторских конкурсах?

Если вспомнить вызов о медиаконтуре — там надо было сделать любое из пяти заданий или сразу все. Я взял все пять. Нужно было заморочиться со звуком, а я последний раз что-то делал в 2007 году, если не раньше: «Окей, полез посмотрел, почитал, давай попробуем. Что-то получилось».

Потом мне сказали, что работа со звуком — одна из лучших частей моей работы. Опять помогло правило: «Просто начать делать и не бояться. Попробовать, покрутить, посмотреть, как оно делается».

Есть совет для людей, которые боятся подступиться к новым задачам?

Пообещать себе хотя бы полчаса позаниматься этим. Не сидеть, не думать, не переживать, а просто начать: написать текст, собрать мудборд, посмотреть, как что-то сделать. На Ютубе и в советах бюро есть куча информации о том, как собрать макет, работать в Фигме, Фотошопе. А потом за работой незаметно проходит час или полтора.

Сейчас вспомнил, что первый вызов главреда так и начал: «Ну, дай-ка полчаса перед сном попробую». Начал в 23:00, закончил в 03:00. Довольный сдал работу и лёг спать. Это действительно работает.

Чем сейчас занимаешься?

Сейчас началась третья ступень. Продолжаю заниматься проектами по юриспруденции, пишу статьи для «Майндбокса» и сервиса «Газпромбанк Инвестиции».

Как начал сотрудничать с «Майндбоксом» и сервисом «Газпромбанк инвестиции»?

Когда я был главредом «Кто студента», «Майндбокс» опубликовал вакансию в журнале, а я на неё откликнулся. Созвонились с Сёмой Сёмочкиным, обсудили и с августа начали. Запилили пробный проект, а потом вышла ещё статья.

В «Газпромбанк инвестиции» предложила написать Женя Веселова. Мы учились в одном потоке Школы редакторов — написал одну статью, сработались.

Планируешь внедриться в какое-нибудь агентство и работать там на постоянной основе?

Вся эта история со школой — это шаги, чтобы перестать заниматься юриспруденцией и начать заниматься редактурой. Пока не знаю, в каком формате это будет: с одной компанией или как фриланс.

Поездки по судам слишком много времени съедают, а ещё общение с клиентами. Хочется уйти на удалёнку, но работая юристом это невозможно.

Какие задачи стоят перед человеком, когда он только заступает на пост главреда «Кто студента»?

Основная задача, которая у тебя есть — выпустить статью в ближайший понедельник. Совет директоров журнала не спускает список задач после вступления в должность.

Либо остается материал в наследство от предыдущего главреда — наработки, черновики, информация об авторах, — либо нет. Мне повезло: Олеся Зайцева, предыдущий главред, передала наследство, с которым я начал работать.

Первая статья у меня уже была, а дальше задача — набрать команду авторов для сотрудничества, чтобы были новые выпуски. Потому что когда приходишь, тебя не ждёт команда авторов и не просит: «Дай нам задачи!». Если не сформируешь авторский пул, то будешь писать сам.

То есть, первая задача — выпустить что-то в ближайший понедельник, разобравшись, как это всё работает, а вторая — думать о том, что выпускать на следующей неделе, о чём писать, каких героев брать.

Когда приходишь, тебя не ждёт команда авторов и не просит: «Дай нам задачи!»

Как много времени ты уделял главредству?

Довольно много — часа 2−3 каждый день минимум, но не подряд. Постоянно читал что-то в ночи, после работы или в дороге. Моё главредство большей частью прошло ночами. Мне и авторы чаще отвечали в 11−12 ночи.

Ты либо переписываешься с героями, либо сам едешь на интервью, либо делаешь расшифровки, либо верстаешь. Постоянно какая-то работа в потоке: кто-то дёргает, спрашивает, сливается, приносит идеи.

Причём нет такого, что ты просто сел, два часа позанимался журналом, закрыл комп и пошёл делать что-то другое. Это прям в течение дня такой разброс. Можно сидя на встрече переписываться с автором, в перерывах читать статью на ближайшую неделю, а вечером верстать её в Вордпресе. Журнал требует внимания постоянно и много.

Чем занимался в журнале во время главредства?

Искал авторов, иллюстраторов, которые были моей самой большой головной болью. Если у меня был уже какой-то пул авторов, темы и идеи, то всегда была проблема найти иллюстратора. Несколько обложек рисовал самостоятельно, просто потому что не было людей. Это было самым сложным, что пришлось делать самому.

Где-то через месяц после начала главредства, успокаиваешься, понимаешь, как всё работает. После того, как разобрался с процессами, начинаешь думать над улучшением журнала. Через какое-то время воспринимаешь журнал своим, а своё хочется холить, лелеять и придумывать какие-то прикольные штуки.

Подумал, что у журнала есть Фейсбук, но нет Инстаграма — сделал. Ещё ряд идей записан на доске Трелло журнала, в наследие будущим главредам. Одного человека не хватает на то, чтобы заниматься всем, учитывая, что это факультативная штука.

Через какое-то время воспринимаешь журнал своим, а своё хочется холить, лелеять

Расскажи, как делал интеграцию журнала с Биржей Главреда.

Олеся Зайцева, предыдущий главред журнала, взяла интервью у создателей «Кто студента»: Сёмы Сёмочкина и Стаса Сажаева. Сёма предложил мотивировать авторов баллами на Бирже Главреда. Я спросил на вебинаре у Максима Ильяхова, что он думает по поводу интеграции журнала и биржи. Он сказал: «У меня такое ощущение, что у вас в редполитике написано: не писать Максиму Ильяхову…».

Потом я собрался с духом и написал ему. Предложил давать баллы только за спецвыпуски, чтобы журнал развивался чуть шире, чем он есть. Писать не только про студентов и преподавателей, а про людей из профессии в целом. Максим мне прислал техническое задание с описанием того, как интеграция биржи делалась для сервиса «Буст».

Созвонился с Сашей Тубольцевым и Петей Трунковым, создателями «Буст», спросил, где они искали разработчиков. Чтобы интегрировать биржу в журнал, нужно было сделать программную часть, подготовить код. То есть интеграция делается не руками, а с помощью API.

Месяц или полтора я искал разработчика. Так как это всё на добровольных началах, то писал сначала в чат первой ступени с этим вопросом, сокурсницы дали контакты мужей, которые занимались разработкой. Общался с ними, но там никто не помог. У всех работа, не до того было.

К тому моменту моё главредство уже подходило к концу, понял, что нужно эту тему докручивать. И написал знакомому разработчику: он помог советом, делом. Мы с ним немного поменяли парадигму: не стали делать интеграцию через мега программирование, а сделали с помощью программных средств Гугла, чтобы её было удобно поддерживать главредам и не вмешиваться в хостинг сайта. Потом утвердил решение у Максима, протестировали и запустили этот процесс. Договорился ещё о том, чтобы за спецвыпуски, которые были с начала моего главредства, ребятам зачислили баллы.

Когда главред заступает на должность, то он остаётся один со всеми задачами, а исполнители постоянно меняются?

Да, это странный симбиоз — ты отвечаешь за выпуск, но у тебя нету постоянной команды. Все учатся, работают и авторы пишут только за мотивацию: за баллы в школе и на Бирже Главреда. Тебе приходится постоянно искать авторов, хотя бы на одну-две недели, чтобы был буфер.

Многим журнал нравится, многие ребята из школы хотят работать для журнала. Прикольно, что у него есть прослойка таких людей.

Тебе приходится постоянно искать авторов, хотя бы на одну-две недели, чтобы был буфер

Какие были ошибки в работе во время главредства?

Мне несколько раз прилетало за опечатки от Николая Товеровского или от кого-то из ребят. Благодарил, исправлял.

Как-то не работали некоторые страницы журнала, приходилось быстро разбираться, что такое редирект ссылок в Вордпресе.

Были слитые интервью. Когда с героем пообщался, но интервью не вышло по каким-то причинам, но это не ошибка, а часть процесса.

Какой опыт получил от главредства, какие выводы сделал после этого?

Я, наверное, до сих пор не рефлексировал об итогах главредства.

А вообще, опыт колоссальный: каждый день читаешь кучу материалов, общаешься с авторами, собираешь команду, рулишь процессом. По-моему, Олеся в интервью говорила: «Главредство даёт ощущение крыльев за спиной», — и я с ней согласен на 100 процентов. Ощущение от руководства таким процессом даже страх публичности снимает, потому что понимаешь, что публикуешь журнал, который прочитало несколько тысяч человек — это классное ощущение. Когда идешь общаться с героем, у которого подписчиков больше, чем у журнала — тоже классное ощущение.

Стал понимать, как работает Вордпрес и ХТМЛ, как верстать. Появился опыт работы с авторами, учитывая, что раньше его не было: «С людьми надо ширше, мягче», — как в старом фильме. Изучил особенности цифрового мира: как лучше подавать информацию, согласовывать.

Вывод — классно заниматься журналом, интересно. Именно в его самобытном формате. Когда ты четыре месяца занимаешься всем, а потом скрепя сердце отдаёшь место следующему главреду — это классный жизненный опыт.

Что делать, если автор делал интервью, а потом перестал выходить на связь?

У меня таких ситуаций не было. Была одна страшная история вначале главредства — я не знал до среды, что буду выпускать в понедельник. Первое интервью было с Аминой Примой. Оно уже было отредактированное после конкурса.

Второе — с Катей Кушнир, оно осталось в наследство от Олеси Зайцевой, предыдущего главреда. Третье взял у Наташи Бабаевой, за первые две недели главредства, и за неделю его забабахал на волне энтузиазма с помощью Насти Романовой — она была редактором. И после Наташи у меня была пустота: не знал, что буду выпускать.

Неожиданно девчонки с моего потока прислали готовое для выпуска интервью c Женей Веселовой. Я даже не знал о его существовании. А дальше уже проблем не было: интервью стабильно выходили и после меня 6−7 выпусков оставалось.

Бывало ребята пропадали, но потом возвращались, но это не было критическим моментом. Понимаю, что работа в журнале не приносит денег, но мне повезло, что ребята, с которыми сейчас учусь — классные и ответственные. Я мог на них положиться.

Про что любишь писать, какие темы интересны?

Мне не нравится писать на юридические темы, как это не смешно звучит. Наверное, это из-за того, что хочется от неё отстраниться. Когда приходится в этом разбираться, то у меня появляется неприкольное состояние.

Я не так много тем перепробовал. Нравится брать сложные темы, в которых можно что-то придумывать помимо текста и иллюстраций и делать в них какие-то классные штуки.

Когда был первый проект для «Майндбокса», там нужно было написать статью про ARPU — это маркетинговая метрика, которая показывает, сколько пользователь в среднем приносит денег. Я для этой статьи сделал калькулятор для расчета метрики по месяцам. Взял в Гугл-доке табличку, из неё вывел диаграмму, чтобы было наглядней и получилось классно.

В статье для журнала «ВыИскали», я сделал образец жалобы. Эта статья была на юридическую тему. Просто взял свою же жалобу, которую писал по административке, немножко переделал, чтобы можно было опубликовать: «Вот, пожалуйста тебя статья, а в ней сразу образец жалобы, который можно взять в Гугл-доке, скопировать, набить на свою ситуацию».

Мне нравится, когда можно развернуться и сделать дополнительную пользу ещё внутри материала. Не в тексте, а в чём-то, что поможет, что-то более прикладное. То есть дать не только инструкцию Икеи, а ещё и шестигранный ключик, который поможет собрать.

Не сказать, что это какой-то отдельный майндсет — для меня это просто способ решения задачи. Не всегда может получиться, но прикольно, если это можно сделать. Для меня это не является каким-то сверх вложением сил, времени.

Как с Инстаграмом для журнала — была идея, что можно не только публиковать материал и искать авторов, а делать что-то ещё дополнительно. Я думал, что когда Сёма, Оля и Слава делали дипломный проект — этот журнал, — то обложки согласовывали с Мишей Нозиком. Как оказалось потом — нет, это я придумал, моя галлюцинация. Но тогда уже постучался к Мише и попросил помочь с обложками для Инстаграма, он с радостью согласился. При помощи тебя и Миши мы сделали гайдлайн, макет обложки и так появился Инстаграм.

Как понять, что интервью получилось классным, полезным, интересным?

Мне кажется, что это такое внутреннее ощущение, когда интервью начинает читаться как художественная литература. Тогда всё удалось. Дело тут не в логике, не в терминах и оборотах. Когда зачитываешься и понимаешь, что прочитал что-то классное — тогда интервью получилось. В тексте есть душа героя, что-то, что может зацепить читателя и откликнуться. Какими-то метриками трудно измерить — это просто чувствуешь, когда читаешь. Не скажу, что у меня эта штука мега прокачана.

Вспоминая Николая Товеровского, возникает ощущение сделанности. Даже если интервью читаешь раз 10−15, всё равно это ощущение складывается.

Мне кажется, самая боль — это когда ты уходишь после интервью и думаешь: «Блин, такой классный разговор, его надо выпускать подкастом». Но понимаешь, что контекст отношений другой. Общались для печатного интервью, а не живой речью, чтобы это можно было опубликовать.

Ты в моменте столько эмоций вытащил, а на бумагу их переложить трудно, чтобы оставить и речь героя, и пользу, такая внутренняя проблема — отредактировать так, чтобы и не перередачить и не оставить просто сырую расшифровку.

Когда зачитываешься и понимаешь, что прочитал что-то классное — тогда интервью получилось

Что помогает бороться с боязнью брать интервью?

Никита Ларионов и кто-то ещё из главредов говорил: «Просто идёшь, берёшь, стучишься, спрашиваешь». Я сам писал многим героям с предложением взять у них интервью. Из всех, кому предлагал, даже не из школы, только один ответил, что не хочет сейчас давать интервью, может быть в дальнейшем даст. Все остальные с радостью соглашались, находили время.

Мне было мега страшно брать первое интервью у моей сокурсницы Кати Беренштейн. Мы встретились вживую, я мега волновался: мокрые ладошки, боялся, что ничего не запишется, всё рухнет. Это интервью потом вместе с ней дорабатывали, записывали. Оно вышло, получилось, всё классно.

Следующее интервью было с Наташей Бабаевой, тоже вживую. Общение с Наташей — это один из мега опытов моего главредства: «Как кусочек космоса пощупать». Наташа — это человек-энергия, мозг, эмпатия. Это что-то на уровне ощущений, когда приходишь и получаешь кучу классной информации. Я знаю, что такие люди есть, но я их довольно редко встречаю. Расшифровка интервью получилась на 49 тысяч знаков. Я его отредачил на волне эйфории за одну неделю, Наташа довольна и я тоже.

Этот момент эйфории после интервью — на него можно подсесть. Многие говорят, что можно подсесть на татуировки — вот это похоже. Сначала страшно, непонятно, потом в процессе может быть даже больно, но потом ты приходишь и хочешь ещё.

К чему сейчас стремишься?

Если прямо вот узко на ближайшие полгода — закончить школу, пройти третью ступень и пробовать делать разные крутые штуки. Стремлюсь дальше учиться, как в школе, так и в каких-то проектах. Я понимаю, что ещё маленький и надо расти.

Какие качества нужны, чтобы стать главредом?

Мне кажется тут должны быть хорошо прокачены софт-скилы. Важно уметь понимать читателя, общаться с авторами. Быть понимающим, и в то же время строгим, сердитым — это всё про баланс хорошего руководителя.

Главредство — это общение с клиентами, читателями, авторами, дизайнерами, верстальщиками, то есть это общение с кучей людей, которые тебе помогают делать издание. Поскольку работа творческая, то какие-то классические методы управления, например, проектное управление, не особо будут вкатывать. Это не про то, чтобы сюси-пуси разводить, но понимать, чувствовать людей. На удалёнке это трудно делать, но стоит пытаться пощупать человека через Телеграм. Такой вот софт-скил21-го века.

Что посоветуешь будущим главредам «Кто студента»?

Не идите на конкурс главреда (смеётся)…

Наверное, посоветую не бояться брать интервью. Классно, когда выстроена работа, когда остались материалы в наследство, но всё-таки посоветую самому идти, не бояться. Идти не только к студентам, но и к преподавателям, делать спецвыпуски.

Ходить к другим ребятам из индустрии — это классный опыт, классное общение. Во-первых, расширяется горизонты, во-вторых, если продолжать делать, то цепочка малых событий поможет в дальнейшем.

Имеешь в виду, что маленькими шагами в итоге придёшь к результату?

Да. Для многих журнал не самый известный, но люди всё равно соглашаются дать интервью.

Журнал даёт доступ к людям, которых раньше читал в интернете, смотрел на Ютубе. Можно предложить взять интервью и с большей вероятностью они согласятся. Cможешь с ними пообщаться, впитать их мудрость. И кто знает, как всё дальше сложится.

Плюс это скил, который тебя прокачает — редактура, общение и так далее. Основной совет — больше общаться.

Что такое «Медиа Альянс»?

«Медиа Альянс» — это совместное предприятие компании «Ворнер Бразерс Дискавери» и «Национальной Медиа Группы». Мы отвечаем за показ платных телеканалов: «Дискавери», «Энимал Плэнет», «Ти-Эл-Си», «Евроспорт», «Картун Нетворк», «Си-Эн-Эн» и других.

Когда я пришёл в компанию, это было российское подразделение «Дискавери», но в 2015 году в связи с изменением законодательства появился «Медиа Альянс». А в 2022 году в результате слияния «Дискавери» и «Ворнер Медиа» была создана компания «Ворнер Бразерс Дискавери».

Чем ты занимаешься в компании?

У меня три роли. Первая — генеральный директор «Медиа Альянса». Она подразумевает полную ответственность за российский бизнес «Ворнер Бразерс Дискавери».

Во второй роли я возглавляю два канала в Турции — «Димакс» и «Ти-Эл-Си». Отвечаю за все аспекты: сетку вещания, маркетинг, продвижение, контентное наполнение, производство шоу для каналов.

И третья моя роль — глава телеканала «Фатафит» в ОАЭ. «Фатафит» — это крупнейший арабский кулинарный бренд в странах Ближнего Востока и Северной Африки. Так же, как и в Турции, здесь я полностью отвечаю за бренд и продукт.

Расскажи подробнее, как происходит взаимодействие глобальной «Ворнер Бразерс Дискавери» и «Медиа Альянса». Кто за что отвечает и у кого какие полномочия?

У нас высокая автономность. Естественно, есть глобальные гайдлайны и брендбуки. Условно говоря, мы не можем взять и начать показывать мультики на канале «Дискавери» — мы должны оставаться в рамках существующего бренд-предложения и контентного наполнения. Но сетки вещания, продвижение каналов, все коммуникации мы делаем в России.

Во всём, что касается стратегических бизнес-решений, инициатива тоже на нашей стороне. Мы просчитываем кейсы и выносим их на одобрение акционеров — «Ворнер Бразерс Дискавери» и «Национальной Медиа Группы».

Какое у тебя образование? С чего начал карьеру?

Я хотел избежать выбора «технарь или гуманитарий», поэтому поступил в СПбГУ на кафедру математической лингвистики. На третьем курсе пришёл на собеседование в журнал «Афиша. Все развлечения Петербурга». Честно сказал, что ничего не знаю, в офисе никогда не работал, но быстро всему учусь. В меня поверили, взяли.

Я был менеджером по альтернативной дистрибуции, договаривался о продажах журнала там, где тусовались потенциальные покупатели: в ресторанах, клубах, модных магазинах. Получалось хорошо: помогли молодость и напор. Головной офис в Москве увидел, что такие продажи — хороший источник выручки, и тоже создал отдел альтернативной дистрибуции. Этим я особенно горжусь.

Со временем мне стали доверять всё более ответственные проекты. За время работы в «Афише» я занимался продажами, пиаром, маркетингом, организацией мероприятий.

Но Петербург такой город — сюда классно приезжать на выходные, но жить в нём человеку моего склада в какой-то момент стало тесно. Если у тебя есть амбиции и способности, в Питере ты быстро упираешься в потолок. Когда расти больше некуда, понимаешь, что нужно что-то менять. И прежде всего — дислокацию.

Всё, что ты делаешь в Питере, как правило, локально. Если хочешь работать в масштабе страны, нужно ехать в столицу. Сегодня уже не так важно, где ты находишься физически, а на тот момент это было принципиально: ещё не было удалённых работ, зумов — вот этого всего.

Чем ты занимался после переезда в столицу?

Я стал бренд-менеджером журнала «Максим», на тот момент самого читаемого мужского журнала страны.

В первое время было тяжело. Москва отличается от Петербурга во всём: в динамике, жёсткости, отношениях людей, размерах, деньгах. Маркетинговый бюджет журнала «Максим» был просто космическим: на одно мероприятие здесь я тратил годовой бюджет «Афиши».

Со временем я понял, что вошёл в ритм, работа стала цикличной и однообразной. От этапа дикого челленджа пришёл к тому, что делаю всё с закрытыми глазами и одной рукой, на автомате. Это момент, когда нужно что-то менять.

Воспользовался этим моментом?

Да. В 2010 году «Дискавери» открывал офис в Москве, мне предложили стать менеджером по маркетингу. Я согласился, потому что всегда хотел поработать в западной компании с международными проектами.

Это в целом то, что мной движет: не уйти куда-то, где тебе будет лучше, а получить новый опыт. Пожить в другом городе, поработать в другой атмосфере, заняться другими проектами.

В начале 2011 года я пришёл в «Дискавери». И дальше понеслось.

Каким был твой карьерный путь в «Дискавери»?

Изначально я занимался маркетингом в регионах Россия и Северо-Восточная Европа. Сюда входили Украина, Беларусь, страны Балтии, Молдова. Я отвечал за консьюмерский маркетинг — коммуникацию со зрителями, аффилиэйт-маркетинг — совместное продвижение с нашими партнёрами, операторами платного ТВ, и сейлз-маркетинг — совместные активности с рекламодателями.

На тот момент позиция директора каналов базировалась в Лондоне. Спустя время с развитием локальных инициатив стало понятно, что человек на этой позиции должен находиться в России. И её предложили мне. В дополнение к маркетинговым обязанностям я стал отвечать за сетку вещания, контент, локальное производство, пиар.

В 2016 году, спустя полгода после создания «Медиа Альянса», мне предложили должность генерального директора. Ольга Паскина, тогдашний руководитель российского бизнеса «Дискавери», перешла в «Национальную Медиа Группу» и предложила мне возглавить компанию. Я, конечно, согласился.

В конце 2020 года «Дискавери» предложили мне дополнительно заняться другими регионами — Турцией и Ближним Востоком. Так я оказался там, где есть сейчас.

Как думаешь, почему позицию генерального директора предложили именно тебе?

Потому что я открыто выражал готовность её занять. Когда мы обсуждали карьерное развитие, я всегда прямо говорил, что заинтересован расти вверх и позиция генерального директора была бы мне интересна. Я хотел нести полную ответственность за бизнес.

У меня были хорошо выстроены отношения с глобальными коллегами. Думаю, мои открытость и любознательность убедили их в том, что даже если я чего-то не умею, то смогу быстро научиться и восполнить пробелы.

Тебе было 33, когда ты стал генеральным директором «Медиа Альянса». Что ты почувствовал в момент назначения?

Конечно, радость и восторг. Я люблю изменения и вызовы, всегда вижу в них возможности, а не угрозы.

С другой стороны, это был один из самых стрессовых периодов в жизни. У меня совершенно не было коммерческого опыта такого уровня — ведения переговоров, заключения контрактов. Ты ещё многого не понимаешь, пытаешься разобраться, как оно работает, а от тебя уже ждут каких-то решений.

Мне сильно помогло, что незадолго до назначения я начал обучение в школе Эм-Би-Эй. Учился и одновременно работал. Это, конечно, добавляло стресса, зато очень пригодилось. Я быстро научился считать пиэнель, разобрался, чем кэш-флоу отличается от выручки, на какие показатели нужно смотреть. Получил азы финансовой, организационной, стратегической грамотности.

Лучше прийти на новую должность полностью подготовленным или учиться всему на практике, как в твоём случае?

Я считаю, нет лучшего обучения, чем практика. Но мне сложно однозначно ответить: первого варианта у меня в жизни никогда не было. Изменения в позициях случались, как правило, быстрее, чем я успевал о них задуматься. Я всю жизнь в режиме «учимся плавать путём бросания себя в воду».

За что в компании отвечает генеральный директор?

Принято считать, что генеральный директор — это человек, который принимает решения. Совершенно другая позиция у Рида Хастингса, сооснователя и директора Нетфликса. Он старается принимать как можно меньше решений и считает, что в идеале вообще не должен их принимать. Это не значит, что он ленив и не хочет брать на себя ответственность. Его задача — создать такие условия, чтобы команда принимала решения без постоянной оглядки на генерального директора. Дать людям полномочия, ресурсы и возможности принимать решения самим.

Я пытаюсь найти баланс между этими двумя позициями. С одной стороны, я вижу свою задачу в том, чтобы создавать людям возможности делать работу так, как они считают нужным. Я формулирую стратегию и даю понимание, куда мы идём, но не настаиваю на том, должны ли мы туда дойти, долететь, доехать на поезде или на велосипеде.

С другой стороны, я понимаю, что идеальная модель Рида Хастингса пока неосуществима. Плохо, когда один человек в компании принимает все решения, но совсем их не принимать невозможно.

Допустим, ты нанимаешь топ-менеджера. Предпочтёшь человека с большим опытом или того, в ком увидишь способность выплыть?

В принципе оба варианта возможны. Универсального рецепта нет, всё зависит от конкретной позиции и задачи. Иногда ты понимаешь, что в компании не хватает экспертизы. Тогда ищешь человека со стороны, который поможет, научит тебя и команду. А бывает, нужна не столько экспертиза, сколько гибкие навыки. Допустим, на позицию директора по дистрибуции каналов я скорее найму хорошего сейлза с горящими глазами и научу всем тонкостям рынка.

На что ещё обратишь внимание при найме?

Есть люди, которые видят насквозь и могут разглядеть скрытые таланты или понять, что не так. Я таким рентгеновским зрением не обладаю, поэтому случались ошибки найма, из которых я делал выводы.

На что я точно обращаю внимание, это профессиональные навыки. Чаще слушаю не то, что собеседник рассказывает о себе, а какие он задаёт вопросы. Они отражают то, как он мыслит. Это самое главное, потому что в нашей сфере мы работаем в первую очередь мозгами. И немножко пальцами, когда бьём по клавиатуре.

Помимо ошибок найма, случались ли в работе откровенные факапы?

Такого, чтобы совсем катастрофа, я не припомню. Но есть что-то, что сейчас я бы сделал по-другому.

У меня была и отчасти до сих пор есть склонность всё делать самому. Мысли о том, что просить помощи у кого-то — это неудобно, нехорошо и так далее. Мне потребовалось время, чтобы понять: просьба о помощи не признак слабости, а скорее наоборот. Всегда есть люди, готовые помочь, важно вовремя об этом попросить, это вопрос коммуникации.

Был ещё один момент, связанный с коммуникацией. Я руководил рабочим проектом. На тот момент мне казалось, что надо давать руководству оптимистический взгляд на ход работы, создавать ощущение, что всё будет хорошо. Это, конечно, оказалось ошибкой. Когда проект пошёл не так, как было запланировано, к этому никто не был готов. Это был урок: коммуницировать нужно честно.

В общении с командой я прошу не рисовать розовую картину, где всё хорошо. Если есть проблемы, лучше сразу их обозначить и найти к ним подход, пока не стало поздно. В России есть такая культурная особенность: мы боимся приносить начальству плохие новости. Это ведёт к тому, что руководство живёт в иллюзорном мире, созданном подчинёнными, и перестаёт воспринимать реальность адекватно. Это то, чего мне хотелось бы категорически избежать.

Ты пришёл на телевидение из прессы. В чём основное отличие ТВ от печати?

В первую очередь отличаются охваты. Даже небольшой кабельный канал «Дискавери» в 10 раз превосходит аудиторией самый читаемый мужской журнал страны. Это куда большее влияние и ответственность.

Ещё на ТВ всё про здесь и сейчас. В ежемесячном журнале перед сдачей номера редакция неделю не спит. Потом наступают три недели затишья, за ними снова сдача, и так по кругу. Хотя телеканалы тоже собираются заранее, ты всё время можешь что-то менять. Отменилась передача; встал в сетку новый проект; продали больше рекламы — нужно сетку раздвинуть, чтобы её всю вместить. И так далее. Прямо на пальцах всё время чувствуешь этот эффект.

Ключевой момент: видеоконтент гораздо более захватывающий и впечатляющий, чем тексты. Контент «Дискавери» универсален для всего мира, во всех странах у нас приблизительно одинаковые хиты просмотров. С текстами всё иначе.

Ты связал бы это с тем, что визуальный язык более универсален, чем тексты?

Да, конечно, в первую очередь с этим. Российская культура текстоцентрична, для нас тексты очень важны. Российский «Максим» радикально отличается от британского, американского и других.

К тому же глянцевые журналы часто фокусируются на селебрити. Есть международные звёзды — условная Анджелина Джоли, — но большинство имён локальные. Те, кто очень узнаваемы в США, никому не известны в России, и наоборот.

А вот российский «Дискавери» почти не отличается от европейского или американского.

Расскажи, чем отличается работа в западной компании от работы в российской?

Точно могу сказать, что выбор между российской компанией или международной — это не дихотомия плохого и хорошего. Я чётко осознаю, что везде есть свои плюсы и минусы.

В международной компании ты получаешь больше опыта, видишь, как одни и те же вещи работают на разных рынках. У тебя шире горизонт и больше информации. Но порой её столько, что можно утонуть. Если не умеешь фильтровать, будет непросто.

По опыту вижу, что в западных компаниях лучше налажена коммуникация. Здесь больше внимания уделяют информированию сотрудников на всех уровнях. Все примерно понимают, куда бежать, зачем, и, главное, бегут одновременно. В российских компаниях часто бывают ситуации, когда кто-то уже бежит, а остальные вообще не в курсе. Информация — это сила и влияние. Я замечал в российских компаниях тенденцию: чем меньше расскажешь другим, тем лучше.

С другой стороны, по той же причине западные компании часто менее поворотливы. Чтобы пройти согласование и учесть все мнения, нужно потратить время. В российских компаниях процессы идут быстрее, не вязнут в бесконечных обсуждениях.

Российские компании более эффективны в кризисные моменты, когда нужно действовать быстро, без обсуждений. Западные сильнее в креативе, в задачах, где нужно пространство для риска и коллегиальность.

Российские компании эффективны в кризисные моменты. Западные сильнее в креативе

Что советуешь иметь в виду при работе с иностранцами?

Это зависит от того, с какой страной мы имеем дело. Французы отличаются от арабов, которые отличаются от американцев, которые отличаются от англичан, которые отличаются от немцев. Имеет смысл опираться на общечеловеческие ценности — быть вежливым, не опаздывать, здороваться.

Важно знать, как в других странах воспринимают русских. Мы прямолинейные, это может звучать грубо для иностранцев. Даже когда говорим по-английски, мы используем типично русские способы выражения. Британцы же смягчают мысль, используют сослагательные конструкции, модальные глаголы.

Это можно обернуть в свою пользу. Я иногда так и говорю: поскольку я русский, буду общаться прямо. И шпарю всё, что думаю. Это помогает на общих встречах: пока европейцы ходят кругами, ты выражаешь то, о чём все думают, но не решаются сказать. В такие моменты на тебя смотрят с благодарностью.

Ещё один важный момент — разница культур. В своё время мы проводили сессии для московской и лондонской команд, чтобы научить понимать друг друга. Объясняли коллегам, что, когда русский пишет “go and do it” без “could you please”, это не значит, что он хочет нахамить или плохо к тебе относится. А нам важно было понять, что британское “you might want to consider to do something” не означает, что мы, наверное, могли бы рассмотреть, а могли бы и не рассмотреть. Это значит «иди и сделай», хоть и в вежливой форме.

Ты работаешь на разных рынках, согласовываешь макеты и тексты не на родном языке. Как это происходит?

Для визуальных материалов существуют гайдлайны и брендбуки. Не обязательно уметь читать по-турецки, по-арабски или даже по-английски, чтобы посмотреть на макет и понять, что он не соответствует брендбуку.

Тексты мне показывают в переводе, иногда объясняют игру слов. Но вообще-то это вопрос доверия к команде. Если твоя команда не может написать нормальный текст, стоит задуматься о кадровых переменах. К счастью, у нас везде отличные команды: тексты пишут хорошо, макеты делают красивые.

Как топ-менеджеру соблюдать баланс между работой и личной жизнью?

В моём представлении, эта концепция баланса изначально порочна. Она подразумевает, что отдельно существуют работа и жизнь, они не связаны друг с другом. Для меня это всегда иначе. Работа — это часть жизни. Жизнь — это в том числе работа. Они переплетаются, поэтому я никогда не разделял стеной работу и жизнь.

Такое разделение для меня — повод задуматься, всё ли ты делаешь правильно. Получается, на работе ты не живёшь — жизнь начинается в 6 часов вечера или вечером в пятницу. Значит, большую часть времени ты тратишь на то, что даже не считаешь жизнью.

У меня никогда не было работы, которую бы я не любил. Отчасти это везение, отчасти — личный выбор.

Если я чувствую, что работа не будет приносить удовольствие, я за неё не возьмусь

Как ты считаешь, должны ли рядовые сотрудники компании хорошо писать? Или проще нанять профессионального райтера?

Мне трудно быть объективным в этом вопросе. Как и русская культура, я очень текстоцентричен. Для меня умение письменно формулировать и излагать мысли — признак образованного человека, как умение есть вилкой и ножом, привычка мыть руки перед едой и здороваться при встрече. Я считаю, что это необходимо тем, кто что-то создаёт, стремится что-то менять в жизни и обществе. К грамотному человеку я более расположен, чем к тому, кто делает орфографические ошибки и ставит запятые, где надо и не надо.

Конечно, райтеры нужны, потому что не всегда есть время писать всё самому. Но неплохо бы уметь всем писать хорошо. Неграмотный текст, который ты выдаёшь публично, прежде всего неуважение к людям, которым ты его адресуешь.

Сейчас модно говорить: «Я вообще не смотрю телевизор». Медиапотребление уходит в интернет, в чём твой интерес работать с телеканалами?

Мне интересно работать с профессиональным видеоконтентом, с телевизионным в частности. Имеет значение сам контент, а не среда потребления; разница между ТВ и интернетом постепенно стирается. Для меня Нетфликс или Ютуб — это тоже телевидение, эксперты и аналитики индустрии с этим соглашаются.

Классическое линейное телесмотрение действительно снижается, но не до нуля. Десятки миллионов людей каждый день включают ТВ. История про «я не смотрю телевизор» имеет право на существование. Но зачастую, когда начинаешь выяснять, что люди смотрят, оказывается, это условный «Камеди клаб» на Ютубе. То есть телевизионный контент.

Как мотивировать аудиторию потреблять контент?

Если бы у меня был такой рецепт, я был бы королём мира. Бывает, проект по всем признакам должен стать хитом, но проваливается. А бывает, что никому не известный южнокорейский режиссёр снял сериал про какую-то странную игру, которую никто не знает за пределами Южной Кореи. И это внезапно стало международным хитом, хотя было снято для локального рынка.

Конечно, в первую очередь контент должен быть качественным. Но важно и грамотное продвижение. Одна из проблем нынешних онлайн-кинотеатров: контента так много, что зрители не могут в нём сориентироваться. Так что если выводить формулу успеха, то это «контент, дистрибуция и продвижение».

Что ты порекомендуешь смотреть тем, кто занимается созданием и дистрибуцией контента?

Классические ситкомы «Друзья» и «Теория большого взрыва». Они кажутся очень простыми, но за ними стоит гигантская работа. Ты понимаешь, сколько в них профессионализма. Это очень долгоиграющие истории, которые привязывают зрителя на много лет, становятся культовыми. Что именно делает их такими? Изучать это — очень интересный процесс, который даёт кучу инсайтов.

Мне любопытно, что вообще делает те или иные продукты массово популярными, что ведёт за собой миллионы людей. Поэтому я очень люблю поп-культуру. Не в том смысле, что я фанат Джастина Бибера. Но могу послушать его альбом, чтобы разобраться, почему это сейчас слушают все. Что это за музыка такая, которая заставляет миллионы людей скачивать этот альбом?

И напоследок: есть ли универсальный рецепт, как в молодом возрасте стать топ-менеджером?

Рано начать карьеру. Я начал работать не после университета, а во время учёбы, это выиграло мне время.

И главное — много работать и не бояться работы. Меня никогда не пугает новое, перемены скорее вдохновляют.

В свой первый проект ты пришла копирайтером. Как вышло, что почти сразу стала заниматься съёмками и продвижением?

Шесть лет я работала в сфере фешен, в «Доме ленинградской торговли». Наблюдала, как организовывают модные шоу и происходят подобные вещи.

В проект мужских костюмов шла работать конкретно с текстами, но помощник руководителя подразумевал, что копирайтер занимается и съёмками тоже. Возражать я не стала (смеется).

Вместе съездили на пару съёмок, а дальше сама. Вопрос, хочу я или нет, не стоял. Но сейчас о том периоде вспоминаю с благодарностью. Это не отнимало много времени, но было супер интересно, особенно на начальном этапе. Через три месяца в проекте я стала СММ-специалистом, а через год — продакт-менеджером. И на той, и на другой должности я давала гораздо больше, чем от меня требовалось.

Почему для тебя важно давать больше, чем ожидают?

Это моя политика. Если хочешь, чтобы тебя признали, делай больше, чем от тебя ждут. Я знаю, что могу делать интереснее, масштабнее, чем рядовой сотрудник. Бывает, что такая система даёт сбои, и у меня были примеры, где это не работало. Но быть «рядовым» мне никогда не было интересно.

Когда я пришла в бутик по пошиву мужских костюмов, я полностью погрузилась в тему. Пересматривала фешен-шоу параллельно с фильмами о дизайнерах, развивала насмотренность, искала, что оттуда мы можем реализовать у себя.

Например, читала «Век моды» Ворта, «Умный гардероб» или историю итальянского бренда обуви Moreschi и под впечатлением могла среди ночи написать руководителю: «Смотри, как здорово, давай сделаем!». По большей части он консерватор, но, когда прислушивался, было приятно.

Это не было желанием выслужиться. Мне реально хотелось дать проекту максимум.

Что в работе ты уже знала, а с чем пришлось разбираться на месте?

С самой организацией работы пришлось разбираться по ходу. У меня не было чёткого планирования, я шла вперед, не выстраивая стратегию. Мне кажется, с этим я разбираюсь до сих пор.

Знала, как работать с текстом. Съёмки, рекламу и стиль интенсивно разбирала в процессе. Было важно понять, как все устроено изнутри.

Брала интенсивы в школе стилистики Self Made Studio. Заезжала к бывшим коллегам в ДЛТ (флагманский филиал московского ЦУМа в Питере), бесконечно много читала.

Крутая домашняя библиотека об истории костюма — приятное напоминание о том времени.

Как справлялась со страхом отсутствия навыков?

Сначала все было как на адреналине, и я ко многому относилась легче. Мне казалось, ну что, я не смогу снять историю? Не запишу пару видео?

Сейчас понимаю, что СММ — это сильно больше, чем визуальная часть. Это и маркетолог, и стратег, и голос, и позиционирование. Составляющих масса.

А тогда я входила с таким азартом и дерзостью новичка, что было не страшно. Плюс поддерживал помощник руководителя. Это давало уверенность, что все делаю правильно.

Ты работала в бренде мужской одежды. У работодателя не было предубеждений, что ты просто милое личико? Или все сразу поняли, что ты боец и профи?

50 на 50. Моя подача и милая внешность, конечно, были плюсом. Но возникали ситуации, где приходилось показывать зубы. Первое впечатление обо мне действительно, как о девочке, которая не мыслит чем-то глобальным, а думает о туфлях и ресторанах. О них я тоже думаю. Но в моей голове гораздо больше, чем кажется.

Вначале мне открытым текстом говорили: «Ты просто красивая» — и не ждали каких-то сверх достижений. Потом была ситуация, когда я готовилась к съёмке. Неделю не спала нормально, расписала всё по секундам, составила крутой мудборд, нашла фотографа и модель. Волновалась.

Съёмка прошла отлично. Фотограф, модель, помощники — все работали чётко. Никаких заминок: отсняли именно так, как я запланировала. Кадры полностью соответствовали картинке, которая была на мудборде и в моей голове.

Модель, что с нами сотрудничал, похвалил за организацию, а потом это отметил босс. Он рассылал съёмку коллегам и писал, как здорово, что команда растёт.

Доказывать пришлось первые два месяца. Потом все поняли правила игры, и эта тема больше не поднималась.

Были ли ещё какие-то проекты в тот момент?

Первое время проекты были. Некоторые даже на полном ведении. Например, женская спортивная одежда, студия эпиляции, студия растяжки. Когда их стало 10, я поняла, что это критический максимум и так работать не надо. Спустя полгода проект с мужскими костюмами я сделала основным, а другие брала только на частичное сопровождение: посты, контент-план, креативы для сторис, консультации по ведению.

Когда ты поняла, что не вывозишь? Как это почувствовала?

Карантин стал критическим моментом.

Первую волну в бренде дизайнерской мужской одежды мы прошли здорово, работа шла динамично. Онлайн-сопровождение клиентов приносило много продаж. Мы даже не ощутили, что офлайн-бутик закрыт.

Я к тому времени делала в проекте всё, что только можно: подбирала моделей, продумывала съёмки, сама всё организовывала, одевала клиентов, искала ткани и фурнитуру и параллельно продолжала быть эсэмэмщиком. Мы называли это ёмко: «личный помощник».

Закономерно, что из карантина я вышла абсолютно выдохшаяся. Я поняла, что не смогу реализовать здесь все идеи, которые хочу. Но не потому, что мне не хватало голоса их донести, а потому, что руководитель — консерватор. Он имел полное право быть таким, а мне это уже не подходило. Значит, нужно прощаться. К тому времени я поняла, что отдала проекту всё, что могла, и забрала из него самое ценное — опыт.

Как выходила из проекта?

Я выходила постепенно. Стала заканчивать дела раньше, брала больше выходных, сняла с себя часть функций. Дала понять, что вижу себя в другом направлении. Записалась на обучение, чтобы освежить знания по сервису, работе с клиентами и разработке стандартов для сотрудников.

1 декабря 2021 года я вышла из всех рабочих чатов. Пару лет назад мне было страшно даже подумать об этом. А представить, что я сделаю это добровольно, — тем более.

Я вышла, и мне стало очень легко. Нам удалось сохранить тёплые отношения. Мы обращаемся друг к другу за советами по профессиональной части, помогаем рекомендациями. Но командой мы больше не станем.

Твой совет, как избежать выгорания?

Предупредить причины, из-за которых оно происходит. Чаще всего это обязанности, о которых не договаривались, отсутствие отдыха и перезагрузки, глухота к твоим идеям. Всё это сильно выматывает.

Сейчас я бы посоветовала обязательно на старте чётко проговорить все обязанности. Определить сроки выплат и работу, которую вы на эту сумму делаете. Чтобы не было потом: «А наш прошлый эсэмэмщик за эти деньги делал всё и ещё ходил за кофе». Знаю, что начинающие с таким сталкиваются, поэтому лучше обезопасить себя заранее. Желательно составить договор, если это возможно.

Когда ты устраиваешься копирайтером, а потом берёшь на себя функции личного помощника, сначала это «Вау!». Но на деле не заметишь, как обрастёшь кучей обязанностей, которых не было на старте, и выгоришь. Если функции изменились — сядьте и передоговоритесь.

Сразу позиционируйте себя специалистом, у которого есть личные границы. Что есть выходной, и в этот выходной проект не умрёт. Почти полтора года я работала в режиме, когда все мои дни были посвящены работе. На встречах и свиданиях я не выпускала телефон из рук, всегда была на созвонах, отвечала на вопросы. Ничего, кроме выгорания, это не принесло. Полное отсутствие сил и желания что-либо генерировать, потому что голова просто не успевает переключиться.

Пресловутое колесо баланса в нашей работе однозначно имеет место, и пренебрегать им не стоит. Если работа занимает 9 из 10, а друзья, интересы и отдых — сотые доли — это звонок, что пора вернуться к балансу. Взять паузу, а какой-то проект и вовсе оставить, как это было в моём случае.

Я знаю, что сейчас ты ведёшь проект дизайнерских сумок. Расскажи, кто ты в нём? Ты снова предлагаешь клиенту больше, чем он ожидает?

Там я продакт-менеджер. Занимаюсь продвижением продукта, доношу его ценность до потенциальных клиентов. Разрабатываю стратегии, организовываю съёмки, рекламу и ведение соцсетей.

Клиент далёк от сферы СММ. У него было пожелание по работе, но не было конкретного понимания, как все происходит. Я даю максимум. С сумками мы не только запускали рекламу в соцсети, которую сейчас не принято называть, но и вышли на маркетплейсы. Уже договорилась с одной площадкой, со второй пока на стадии обсуждения. Это не входило в мои обязанности, но мне хочется популяризировать бренд, дать ему больше голоса и развития.

Если говорить про административную сторону, то в этот раз есть договор, где прописан полный порядок сотрудничества. Чёткое описание моих функций: что должна я и что должен руководитель, когда завершаем проект и за какой срок предупреждаем, оплата и итоговые сроки.

Да, я по-прежнему даю больше, чем от меня ждут. Но только в том случае, если готова сама. По ключевым моментам работы в этот раз никакой договоренности на словах.

Что поменялось в стратегии после недавних событий?

Изначально, ещё задолго до момента блокировок, для продвижения я рассматривала именно посторонние площадки. Своего шоурума у бренда нет, и важно, чтобы товар был представлен не только в онлайне. Ведь это сумки. Их хочется покрутить в руках и примерить к образу. Уже тогда я стала искать, с кем мы можем сотрудничать. Нашла московский маркетплейс мидл сегмента. Они согласились сразу. Спустя 2−3 недели на нас вышел шоурум из Питера, оказалось, что им нас порекомендовал маркетплейс. Ребята больше 10 лет на рынке, у них классная подборка российских брендов и наша целевая аудитория. В планах создавать коллекции, в том числе персонально для них. Еще рассматриваю возможность работы с магазином Рандеву. Они представляют сумки, обувь и аксессуары и находятся в поиске новых брендов.

В первую неделю тех самых событий получили большой отклик от блогеров. Многие рекламировали нас бесплатно, и чеки по продажам получались хорошие.

Сейчас в стратегии ещё больший упор на маркетплейсы и платную рекламу у блогеров. Плюс сотрудничаем со стилистами, составляем гайды, отдаем вещи на съёмки. Идет органический приход аудитории на наши площадки.

Но даже, несмотря на блокировки, запрещенная соцсеть на данный момент приносит больше клиентов и откликов. В ВК для нас пока всё с нуля. В Телеграм мы вошли тоже. Там я отрываюсь от души и веду некий дневник бренда с музыкой и подборками образов. В планах — создать там онлайн-витрину.

Насколько быстро ты адаптировалась действовать в неизвестности?

Почти месяц руководитель проекта был в больнице. Это частично совпало с блокировками и действовать приходилось в большинстве случаев самой. Как раз к вопросу о том, как предлагать клиенту больше, чем он ожидает. В первые несколько дней заказчики подхватили волну паники, которая долетела и до меня. Не скажу, что у меня не было стресса, но я понимала, что, если поддамся ему полностью, это будет финиш.

Я села и написала на листе, как обстоят дела и какие перспективы у проектов. Бренды, с которыми я работаю, не зависят от европейских поставок. Мебель — полностью российское производство. Студия растяжки — островок безопасности, так как в текущей ситуации спорт успокаивает и даёт ресурсы. В этой обстановке аудитория, наоборот, выросла. С сумками сложнее, но даже там есть выходы на закупку нужной кожи. Это меня заземлило, и я стала транслировать спокойствие заказчикам.

Потом случился момент, когда я поняла, что успокаивала всех, а себя успокоить не успела. Я взяла один день и честно призналась себе, что мне тоже страшно и хочется себя пожалеть. Это мне очень помогло и реабилитировало. Я снова включилась в работу на ещё больших мощностях. Плюс стала чаще работать с психотерапевтом, в этом я нахожу для себя опору.

Любой кризис — это взлётная точка, и всё зависит от того, как быстро мы сумеем адаптироваться. Сейчас я понимаю, что мой позитивный опыт работы в карантин, два года назад, был подготовительной площадкой. Тогда я не давала себе расслабиться, поэтому вышла на другой уровень работы и дохода.

В работе хватает навыков? Если нет, как развиваешься?

Беру уроки у коллег. Могу взять курсы для рефреша информации, и это никогда не лишнее.

Моё слабое место ー таргет. Благо, что специалистов много (хороших меньше), и есть несколько ребят, с которыми сотрудничаю. Если бюджет проекта позволяет, обращаюсь к самым крутым. Если ограничен, беру из доступного сегмента.

Сама настроить я не могу, а действовать, как в начале карьеры, «на месте разберемся» ー точно не подходит. Направления, где я не спец ー таргет, режиссёр рилс — я делегирую. Я горжусь, что у меня классная телефонная книга. В ней люди, к кому я могу обратиться с любыми вопросами.

Если говорить про ВК, я была уверена, что знаю эту соцсеть. На деле оказалось, что там изменилось многое. Руководительница одного из проектов подарила мне обучающий курс, я прошла и вижу, что возможностей у площадки стало больше. Статьи, автоматические рассылки с актуальными акциями и предложениями для аудитории, настройка рекламы. Страница оформляется и ведёт клиента по воронке контента, все маркетинговые касания пользователь может совершать гораздо быстрее, чем в Инстаграме.

В планах — научиться настраивать рекламу, понять, кто, как и что рекламирует. Конкретно сейчас, на момент интервью (2 апреля 2022 года), мне кажется, площадка перенасыщена рекламой, клики и переходы очень дорогие. Пока в проектах мы решили подождать и занимаемся наполнением: адаптируем контент и наращиваем аудиторию.

Как находишь клиентов?

В 90% приходят сами. По сарафанному радио, знакомству или рекомендациям. Это приятно.

Ни один отклик на вакансию, которые я отправляла на старте, не привёл к сотрудничеству. У меня даже сформировалась установка: ко мне придут сами. Так и случилось. Считаю, что люди будут искать, когда заинтересованы в специалисте.

Сейчас установка немного трансформировалась. Откликаюсь, если вижу в сторис вакансии крупных брендов. На днях отправила резюме одному продюсеру из сферы моды, делаю тестовое. Раскрывать подробности пока не хочу, но интересно, что получится.

Как сделать, чтобы клиенты находили тебя сами?

1. Страница в соцсетях, в моём случае — Инстаграм. Для меня до сих пор загадка, почему на неё приходят люди, ведь профессионально я её совсем не веду. Там есть только тексты и эстетичные фото со стоков. Я мысленно называю эту страницу своим дневником, и кому-то он откликается.

Странно, но именно в кризис я задумалась и поняла, что хочу её развивать. Сделала полноценное портфолио, чтобы рассылать брендам, с которыми хочу работать. Пишу контент план уже для себя и планирую закупку рекламы у блогеров. В нынешней обстановке речь может быть про любую альтернативную соцсеть.

Совет: покажите, как видите этот мир. К вам придут люди со схожими ценностями.

2. Коммуникация. Я просто делаю своё дело круто. На результат по цепочке идут знакомые клиентов и предлагают свои проекты. Например, так было с дизайнерской мебелью. Для них я делала съёмки, занималась сотрудничеством с дизайнерами интерьера и коллаборацией с блогерами. Заказчик был доволен и порекомендовал меня на кураторство своему знакомому. Хороший результат на виду. Им хочется делиться.

Сейчас есть запросы на ведение сообществ в ВК от ребят, с кем работала раньше (фотографы, эсэмэмщики). Да, интерфейс там отличается, но я уверена, что, если ты умеешь продавать, ты продашь хоть на лавочке у дома.

Совет: делайте своё дело круто. Если открыты к предложениям, не стесняйтесь это транслировать.

Когда откликаешься сама, что пишешь в отклике?

Если речь про Хедхантер, то сначала смотрю, что предлагает компания и что они хотят. Анализирую, умею ли я то, что они ищут. Если да, то добавляю эти навыки в резюме и откликаюсь.

Когда откликаюсь на вакансию в соцсетях, например, на чью-то сторис или в Телеграме, то просто пишу, что будет интересно поработать, и сама предлагаю сделать тестовое, чтобы они могли сразу посмотреть меня в деле.

Кстати, тестовое ー хороший лакмус. Если уже на стадии тестового чувствуете сопротивление, вам неинтересно, скучно и идет с трудом, скорее всего, работать придётся также. И наоборот, если распирает от идей, хочется стараться и показать свой максимум, то идти до конца есть смысл. Например, тестовое к продюсеру, куда я недавно откликнулась на вакансию, я делаю уже два дня. Мне нравится, и я стараюсь так, будто уже в проекте.

Независимо от того, куда я откликаюсь, я стараюсь писать кратко и по делу. Не пишу громких фраз и многообещающих результатов. Например, я никогда не пишу, что выведу вас в топ или приведу миллион подписчиков за месяц. На старте такие вещи обещать по меньшей мере странно. Не перечисляю весь свой опыт, если в вакансии нужна конкретная сфера.

Мой совет: внятно напишите, что умеете и куда откликаетесь. Укажите, есть ли опыт. Если его недостаточно, скажите прямо, но предложите полезные навыки «сверху». Например: «Опыт работы в СММ не 3 года, а два месяца. Но за это время сделал пять запусков, настроил рекламу, которая за неделю принесла 100 продаж, и снял три вирусных Тиктока» — при условии, что вы реально это сделали.

Три совета тому, кто только пришёл в профессию эсэмэмщика.

Первый — пробовать. Идти и пробовать, не бояться.

Второй — заявлять о себе и много общаться. Связи и коммуникация всегда на руку.

Третий — круто разбираться в теме. Не утыкаться в одно узкое направление. Если говорить про эсэмэмщика, то это человек, который сегодня интересуется политикой, завтра модой, а через неделю — озеленением. Ну или куда вас ещё занесёт. Я к тому, что вы должны быть разносторонним человеком, интересоваться всем. Включать в свой ежедневный рацион новую инфу постоянно. Обучаться и прокачиваться.

Дай совет, как работать в кризис и панику.

Если честно, с паникой я проходила все этапы с отрицанием, торгом и принятием. Я поняла, как мы все можем быть не защищены. Эта ситуация меня очень замотивировала. Показала, что надо работать ещё больше. Я очень люблю выражение: «Если не знаешь, что делать — приседай. Всё плохое закончится, а накаченные ягодицы останутся».

В работе то же самое. Знания и навыки никуда от тебя не денутся. Я стала искать новую информацию, читать, что забыла, прокачивать то, где вижу пробелы.

Я понимаю, мы не в силах повлиять на текущую обстановку. Но мы сами выбираем, какими хотим из неё выйти. Среди маркетологов читала Зуевича. Он говорил, что сейчас начнётся жёсткий отбор специалистов. Я с ним не совсем согласна, так как считаю, что отбор был всегда. Всегда были хорошие, плохие и те, кто просто забежал в профессию и вышел. Только твой выбор, кем ты будешь себя чувствовать и куда расти.

Я хочу расти. У меня глобальные планы. Да, я не могу выстраивать их также спокойно, как раньше, что-то придётся отложить, а крупные покупки перенести на попозже. Но есть то, на что я могу влиять — мой уровень жизни, доход, развитие. Это в моих силах: идти и делать.

Ещё, в это непростое время для себя, я нашла колоссальную поддержку в работе со специалистом. Она сказала интересную фразу: «Всегда во времена тяжелых состояний, в кризисы и 90-е, те, кто хотели, богатели, влюблялись, женились и рожали детей. Жизнь была всегда. Сейчас наша задача — повлиять на то, на что мы можем повлиять. Нашу зону ответственности никто не отменял». Я решила выбрать этот путь. Есть моменты, на которые я могу повлиять, и я хочу в этом участвовать. Хочу продолжать строить свой мир, даже если вокруг творится хаос.

Ты географ-криолитолог по образованию. Расскажи, что это за профессия?

Географ-криолитолог изучает многолетнюю мерзлоту: рельеф и строительство на ней. Я какое-то время работала по профессии, но в Москве мало мерзлоты, поэтому это была не самая захватывающая работа.

Я училась в МГУ, и мои родители довольно долго не пускали меня работать, потому что нужно было много учиться. На первую работу по специальности я устроилась в научный институт, он занимался изысканиями: предварительными исследованиями местных условий для строительства промышленных объектов. У института были неплохие проекты по строительству портов и трубопроводов на мерзлоте — то, в чём я, по идее, разбираюсь.

Почему ты выбрала профессию географа?

Честно говоря, не было какого-то великого смысла, выбор стоял между химфаком и геофаком. С химией у меня было всё хорошо, но я подумала, что там слишком много математики, а вот природа — здоровская, поэтому я пошла на геофак.

Во время учёбы сформировала представление о Земле как о большой базе данных и получила знания о почве, ядре, растениях, животных, погоде, — и это было прикольно. У нас проходила практика в разных местах: на Кавказе мы жили на лавинной базе, в Норильске изучали, как строят города на севере, на Вилюйской ГЭС изучали проблемы, которые возникают при строительстве плотин. Это был хороший способ попутешествовать, честно говоря, но приходилось много работать физически.

Я принимала участие в научных исследованиях: изучала, что будет, если построить столько-то домов такой-то высотности; как поменяется из-за этого природа, погода, мерзлота; будет ли всё это кривое-косое; что сделать, чтобы оно было прямое.

Чтобы получить образцы для своего диплома, я провела два месяца на севере. Это было тяжело. Ещё со школы мне казалось, что мы все учимся и работаем ради того, чтобы героически преодолевать, и только поэтому человек растёт. Но тогда, на севере, я поняла: преодолевать можно только то, что очень нравится. Излишне создавать себе дополнительные трудности, потому что тогда в жизни не будет ничего, кроме преодоления. Как у меня в тот момент.

Я решила попробовать себя в другой профессии. Нашла общественную организацию, которая развивает картографию и кадастр. Они искали человека, который будет писать для них тексты, рисовать картинки, верстать сайт. Я написала, что хочу у них работать, и меня взяли. Но после четырёх лет работы поняла, что я не развиваюсь в плане текстов. Поэтому я прошла курсы медиажурналистики и нашла другую работу.

Ты писала что-то на тему географии?

Да! У меня были научные статьи с соавторами в научных журналах. Все аспиранты всегда пишут с соавторами. Единственное, что у меня выходило развлекательного, это статья для научно-популярного журнала «Кот Шрёдингера». Я писала, как вырастить мерзлоту в холодильнике. Родители прокляли меня после этого текста, потому что я делала эту мерзлоту в своём холодильнике, и он весь был в земле.

Кем ты работаешь сейчас?

Так получилось, что скользкая дорожка привела меня в социальные сети. Сейчас я занимаюсь рекламой и веду соцсети PwC в России. Это компания, которая оказывает услуги бизнесу: проводит аудит, помогает с налоговыми и юридическими вопросами, консультирует по ИТ-вопросам.

Что ты делаешь как эсэмэмщик?

Мои задачи направлены на бизнес, наших клиентов и привлечение новых сотрудников. У нас есть разные отделы: юристы, налоговики, айтишники, консультанты. Они приходят ко мне и говорят о том, что у них будет мероприятие или исследование. А я помогаю им это продвинуть: пишу пост, договариваюсь о размещении рекламы, придумываю интерактивы.

Как удаётся совмещать столько функций?

Сложно. В первый год работы было ощущение, что у меня едет кукуха. На тот момент я была единственным эсэмэмщиком в компании. С одной стороны, мне нужно было писать понятные тексты разной направленности, чтобы посетитель нашей страницы понимал, нужна ли ему услуга. А с другой, чтобы в этом сохранялся смысл и был нормальный русский язык. Я пыталась запомнить что-то из каждой сферы деятельности компании, плюс делала картинки. Это было тяжело.

Сейчас тексты мне как родные, я могу разобраться практически в чём угодно, но неглубоко. Это плохо. Хочется углубить специализацию.

В идеальном мире эсэмэмщик занимается только одним направлением — пишет посты. А дизайн, иллюстрации и реклама отданы другим отделам. У нас, как и во многих бизнесах, всё это делает пара человек. Поэтому я жму руку тем, кто занимается этим в одиночку.

Как ты разбираешься в задаче?

Наверное, в этом мне помог Ильяхов, а, может, просто я наглая стала. Раньше я сидела и гуглила, разбиралась самостоятельно. А сейчас я открываю текст, и если непонятно, о чём он, то звоню заказчику: «Дорогой человек, мне непонятно. Давай разберёмся, что ты хочешь от меня? Потому что я тебя хочу понять, но читатель в интернетах не будет этого делать».

У меня очень специфические внутренние клиенты. Люди, которые работают в консалтинговых компаниях, порой считают, что лучше знают, каким должен быть любой текст, тем более «текстик для соцсетей». Человек же отчёты, коммерческие предложения, презентации для клиента делает.

Я делю трудных клиентов на два вида.

Первые — чересчур инициативные, они заранее продумывают вопросы и ответы, беспокоятся о продвижении, имея об этом примерное представление. В таких случаях я стараюсь лично подойти к человеку и объяснить, что не нужно глубоко вовлекаться в продвижение. Я могу ответить на все вопросы и здесь для того, чтобы сэкономить его время.

Вторые — это те, кто не понимает, что публикация об их работе не может появиться без их участия. Например, предлагает написать экспертную статью за него. Естественно, я не могу так сделать. Такие клиенты отваливаются, когда понимают, что для публичности надо вовлекаться, а они не готовы. Лучшее, что я могу сделать, это не напоминать им, что реальность не совпала с ожиданиями.

Почему ты решила пойти учиться в Школу редакторов?

Я учусь в Школе редакторов, чтобы разобраться, что я могу и что хочу делать дальше. Я думала, что самым полезным предметом будет редактура, а потом послушала Синельникова и Товеровского и начала по-другому работать с внутренними заказчиками.

И, наверное, мне нужна Школа редакторов, чтобы научиться делать медийный проект разного масштаба в команде и не бояться себя определять.

Мне нравится придумывать какую-то идею и её понятно рассказывать, кажется, это у меня получается лучше всего. Например, в нашей фирме я хожу в Клуб переговорщиков. На одной из встреч коуч рассказывала про ассертивность — умение, сохраняя лицо и уважение к собеседнику, говорить «нет». Мне и моим коллегам тема показалась очень интересной. Я записала конспект по её лекции, посмотрела презентацию, собрала пост и опубликовала в нашей соцсети. Сделал это, чтобы коллеги, которые не смогли посетить занятие, прочли и при желании могли записаться на тренинг по этой теме.

У меня никогда не было большого желания заниматься именно соцсетями. Мне нравится заниматься контентом. Остальное, особенно административную работу, например, отчётность, я, конечно, делаю, но не о таком мечтала. Так как я занимаюсь рекламой, то все документы на мне: акты, счета, расчёты. И соцсети — это не сферический вакуум, поэтому мы смотрим, какой результат приносит наша работа, делаем аналитику и предоставляем отчёт маркетологам. Потому что писать, не измеряя, как это работает — дорого.

На данный момент ты закончила вторую ступень школы, расскажи, что изменилось работе?

Мне кажется, что я стала увереннее, например, мне теперь не страшно позвонить и поговорить с заказчиком. Благодаря пониманию задачи появилось больше уверенности, что получится без истерики донести свою позицию. То есть уже не так страшно прийти к человеку любой позиции и объяснить, как стоит делать, а как нет.

Я стала быстрее собирать макеты постов благодаря базовым принципам, о которых говорит Михаил Нозик. И главный момент, который изменился — стало больше любви и спокойствия в работе с внутренним клиентом, переговорах и в целом.

Ты долгое время помогала с выпусками для журнала. Почему решила рисовать обложки?

Сначала я выпустила статью в журнале и спросила главреда, чем могу помочь. Мне хотелось поработать в команде, но из-за высокой нагрузки на работе я не могла полноценно готовить интервью. А рисовать и согласовать картинку организационно проще.

Мне очень нравилось рисовать обложки, потому что это классная игра — сделать выжимку из интервью и поместить всё на одной картинке. Чтобы человек посмотрел, нашёл общие смыслы и понял главную идею. Мне кажется, лучше всего это получилось с Синельниковым и со Станиславом Рогачковым.

Ты училась рисовать?

Я потратила полтора года на различные курсы, но не получалось. Мне повезло, что в какой-то момент я пошла в Британскую высшую школу дизайна на интенсивный курс Виктора Меламеда по иллюстрации. Виктор объяснил, что главное не выверенность линий, а какая-то идея в картинке. То есть когда человек смотрит, и у него в голове загорается лампочка.

Когда Виктор посмотрел, как я рисую, он сказал: «Зачем вам пытаться нарисовать что-то реалистичное, если у вас прикольно получается нереалистичное, у вас клёвые идеи». С тех пор я пытаюсь развивать своё чувство композиции, чувство цвета и учусь придумывать клёвые идеи.

Расскажи, как приходили идеи рисунков для обложек журнала?

Я читала текст, выписывала оттуда ключевые слова, моменты, фразочки и смотрела фото. Дальше делала визуальную историю в Прокриэйте или Фотошопе.

Какие сложности возникали, когда рисовала обложки?

Придумать идею было несложно, а реализовать технически бывало трудно. Например, долго делала в Фотошопе букву Д, увеличенную лупой, для интервью Светланы Дучак.

И меня поймут те, кто сейчас рисует обложки, что самая большая боль — чистить волосы. Например, в интервью с Александром Поливановым на обложке с помощью цвета и тени пришлось добавлять плотность волосам.

Ещё забавная история с обложкой для статьи по переговорам. Была идея сделать руку как у Нео. Я скачала десять рук, вырезала в Фотошопе, но все они расходились на пиксели, было ужасно. Это был канун Нового года, и не было никаких рук, кроме моих, поэтому у Синельникова на этой обложке моя рука.

Помог ли опыт работы в журнале в дальнейшем обучении?

Да. Я поняла, что школа дана не только для того, чтобы учиться, а чтобы знакомиться с людьми и не стесняться задавать вопросы. Мой главный челлендж после второй ступени — задавать вопросы и до всех докапываться, и это очень помогает на работе.

Как планируешь развиваться в профессии?

Я не очень хочу дальше оставаться эсэмэмщиком, но посмотрим. Потому что у меня меняется настроение, ведь, с одной стороны, я делаю важную социально-ответственную работу: защищаю сотрудников компании в интернете. Например, мы обучаем сотрудников быть соцмедиа грамотными, понимать принципы интернета и не переживать из-за комментариев. А с другой, хочется делать что-то большое: писать статьи, колонки и кейсы. Поэтому пока план: закончить школу и стать редактором.

Наниматели

Александр Табернакулов,
эксперт в контенте для IT-компаний

Этапы отбора

При отборе на пишущие вакансии я сначала даю кандидату творческое задание, где надо написать текст с нуля или отредактировать черновик. Так я вижу, насколько человек владеет русским языком и грамотно пишет. Если соискатель проходит этот этап, то мы встречаемся на собеседовании в Зуме. Я смотрю, как и что он говорит, как представляет будущую работу, чем интересуется.

Важно ли резюме

Я всегда обращаю внимание не только на то, что делал кандидат, но и на то, что сделал. Почти никто не описывает свои достижения — обычно пишут только про функции. Это тоже важно: ответ на вопрос, есть ли у кандидата нужный мне опыт. Но дополнительный плюс при найме, если соискатель описывает результаты, например: «Построил редакцию Дзен-канала из трёх пишущих редакторов. Каждый будний день мы выпускали по одному посту. Средний охват поста — Х, процент дочитываний — Y, средний прирост подписчиков — Z в месяц».

Софты и харды

Для меня важно, насколько чётко редактор отвечает на вопросы о своём предыдущем опыте. Плюс, если редактор честно описывает, что он умеет, а что нет. На собеседовании слежу за тем, насколько связно и внятно кандидат описывает функции и результаты на предыдущих местах работы.

Ещё интересуюсь, какие книги по редактуре и копирайтингу кандидат считает достойными. Расспрашиваю, какие достижения считает своей визитной карточкой.

Что касается хард-скилов, тут опираюсь на результаты тестового задания.

Тестовое

Мои тестовые — это всегда задачи, с которыми редакторы сталкиваются в повседневной работе. Самый частый косяк — небрежность и неаккуратность, когда не вычитывают свои же тексты перед тем, как отправить мне. Отказываю таким кандидатам сразу, без тени сомнения. Тот, кто неаккуратен в тестовом, неаккуратен и в работе.

Советы

На собеседовании и при отклике не стоит играть роль и выдавать себя за того, кем не являешься. Например, врать, что ты мастер UX-копирайтинга, когда весь предыдущий опыт — работа в местной газете.

Дарья Горячева,
руководит подбором персонала в онлайн-школе Фоксфорд

Этапы отбора

Для большинства линейных позиций существуют три этапа: онлайн-интервью с рекрутером примерно на полчаса, тестовое задание и интервью с будущим руководителем на час.

Важно ли резюме

Мы обязательно смотрим в резюме или портфолио: так легко сразу ранжировать кандидатов и наметить пул вопросов для собеседования. Опыт кандидата важен, но это не единственное, что мы хотим понять из резюме.

Например, мы смотрим, насколько компании, в которых работал кандидат, похожи на нашу по корпоративной культуре, ценностям, размеру и сфере. Потому что культура в классических банках, госсекторе или тяжёлой промышленности значительно отличается от культуры в EdTech. Скорее всего, если кандидат много лет проработал в таких отраслях, то адаптироваться к культуре продуктовых компаний в EdTech будет непросто: у нас всё быстрее и не так централизованно, больше свободы и ответственности, мы работаем с другими метриками.

Для многих вакансий важен опыт на конкретном рынке — B2B, B2C, B2G, потому что важно знать способы коммуникации на конкретном рынке. Например, крупная компания в B2B-сегменте может работать с десятком клиентов, а в B2C — уже с сотнями тысяч. На этих рынках абсолютно разные подходы к аналитике информации, метрики. Соискателям, которые работали на других рынках, может быть сложно адаптироваться к нашим объёмам. Отличаются и сами клиенты: в B2B решение о покупке продукта принимает не конечный пользователь, а в B2C — он сам. Поэтому тут важно, чтобы соискатель умел общаться с покупателем.

Софты и харды

Мы ищем выпускающих и продуктовых редакторов. И у первых, и у вторых мы оцениваем опыт работы с задачами, которые надо будет выполнять у нас: умение работать с разными медиа, понимание особенности текстов для каждой площадки, знание инструментов аналитики, отслеживание трендов и работа с ними. Продуктовые редакторы должны уметь коммуницировать с командой. Выпускающие — ещё иметь опыт поиска авторов. Ну и само собой, мы ищем грамотных людей, так как придётся работать с текстами авторов. Это основные харды, но, если соискатель разбирается в SЕО, запускал медиа с нуля, знает Вордпресс, его шансы повышаются.

По софтам мы ищем ответственных и внимательных к мелочам командных игроков с чувством юмора и развитой эмпатией. Они должны уметь принимать критику и быть самостоятельными в решениях.

Кроме скилов мы проверяем соискателя на соответствие нашим корпоративным ценностям: нацеленность на результат, умение работать в команде, гибкость, толерантность к ошибкам, открытость. Опытный рекрутер считывает нужную информацию просто во время разговора. Чтобы направить соискателя в нужное русло, мы задаём вопросы, из ответов на которые многое можно понять:

• Приведите пример, когда вы использовали обратную связь для улучшения своей работы.
• Расскажите о каком-то своём провале в работе. Опишите ситуацию: что привело к такому результату, какие последствия были.
• Что вы делаете, если понимаете, что приняли плохое или неправильное решение?
• Какие решения вы считаете самыми трудными?
• Вам нравится ответственность за принятие решений или комфортнее, когда это не на вас?
• Какое самое сложное решение вы должны были принять на работе? Что вы решили?

Тестовое

Фоксфорд ищет людей, которые могут вырастить аудиторию блога, выпускать интересные материалы и, продвигая наши продукты, привлекать в школу новых пользователей. Поэтому часто в первом задании мы просим рассказать, чем же плох наш блог сегодня, чего не хватает и что надо добавить, чтобы он улучшился. Нам важно, чтобы человек разбирался, что нужно той или иной аудитории, и знал, как добиться от неё целевого действия.

В одном из заданий мы даём соискателю карт-бланш в инструментарии и бюджете и просим пофантазировать, как улучшить наш блог за год. Человек с опытом подробно описывает структуру, дизайн блога, темы и форматы материалов. Тут сразу можно отсеять новичков, на обучение которых мы не можем тратить время в процессе работы.

Нам важна насмотренность кандидата, поэтому мы просим привести примеры классных бренд-медиа, проанализировать их плюсы, инструменты привлечения аудитории, способы продвижения. Так мы видим, что кандидат разбирается в рынке.

Важны не только резюме и тестовое, но и сопроводительное письмо. Мы видим, насколько живым языком оно написано, раскрывает ли мотивацию кандидата, ведь это тоже поможет понять совпадение по культуре. Сопроводительное письмо не должно быть формальной отпиской. Совершенно не впечатляют письма формата: «Добрый день! Прошу рассмотреть моё резюме на вакансию (ссылка). С уважением…» В хорошем письме соискатель должен рассказать немного о себе, релевантном опыте работы и дать ссылку на тестовое и резюме.

Советы

Обязательно подготовьтесь к интервью: почитайте о компании, изучите сайт, пробегитесь по вакансии, подготовьте вопросы. На интервью рекрутер даст возможность задать ему вопросы — не стесняйтесь уточнять любые детали. Вопросы кандидата отлично показывают его сознательность, вовлечённость и заинтересованность в вакансии. Видно, что ему по-настоящему важно в работе, что его волнует.

Главное правило для первой встречи — не притворяйтесь тем, кем не являетесь. Не нервничайте и не пытайтесь ответить правильно: если не знаете ответ, просто покажите ход своих мыслей. На большинство вопросов, которые задаёт рекрутер, нет правильного или неправильного ответа, рассуждения и аргументация важнее.

Помните: не бывает хороших и плохих кандидатов или вакансий — есть подходящие и неподходящие, в том числе по ценностям и мотивации.

Алина Соломенникова,
шефредит в Тинькофф Дата

Этапы отбора

У нас два этапа: письмо с откликом на вакансию и созвон в Зуме на минут 15. Этого достаточно, чтобы понять, подходит человек для задач или нет.

Важно ли резюме

Резюме в классическом понимании — родился, учился, работал, хобби — для редактора пережиток прошлого. На резюме иногда смотрят эйчары, но, если я ищу человека напрямую и выбираю кандидата сама, ни в каком виде мне оно не надо. Неважно всё, что не касается текущих задач. А всё, что касается, можно выразить тремя предложениями текста. Честно, я даже не открывала резюме, если видела их прикреплёнными к письму. Вместо резюме я смотрю на тестовое.

Софты и харды

В октябре 2021 года в редакцию Тинькофф Даты мы искали новых редакторов. Направление нашей редакции специфическое: мы пишем исследования на основе внутренних данных банка. Важно, чтобы человек умел формулировать гипотезы по теме, строить графики, анализировать тренды. Тут не подойдёт классический редактор в нашем понимании — мы искали дата-журналиста. Это относительно новое для России направление журналистики.

При отборе кандидатов я обращала внимание, есть ли база по дата-журналистике. Мне не так важно, где именно кандидат получил знания: окончил ВШЭ по направлению «журналистика данных» или курсы, а может, самостоятельно обучился. Были кандидаты без академического образования в дата-журналистике, но с крепким тестовым, а были студенты-журналисты, кто не разобрался в тестовом и сделал его поверхностно.

Тестовое

Я продумывала такое тестовое, чтобы оно занимало у кандидата минимум времени, от силы час-полтора, но при этом помогло бы мне увидеть, как человек размышлял, как оформил, есть ли в тексте логика.

Я ждала от кандидатов лаконичных, структурно оформленных тестовых. Я обращала внимание, какие недостатки находили редакторы в исследованиях и как предлагали улучшить. Были письма — разборы полётов. Из серии «тут не так, это я бы переделал, и вот тут как-то так себе». А обосновать, почему всё плохо, нормально не могут. Это сразу мимо. Мне нравилось, когда каждый тезис кандидат чётко аргументировал.

Были отклики, когда человек полностью игнорировал вопросы и гнул свою линию: рассказывал о себе и писал так, будто за один только отклик его непременно надо брать. Думаю, такие кандидаты найдутся при любом поиске. Это вопрос общей адекватности человека, мне кажется.

Приветственное письмо было первым фильтром, после которого я решала, вчитываться в тестовое или нет. Обычно, если по письму я чувствовала, что человек не подходит, то тестовое картины не меняло. Кажется, что письмо — фигня, так, приписка к главному. Но это не так: по нему сразу понятен стиль общения автора и то, как он будет вести задачи. Часто в письмах напрочь едет оформление — это некий маркер того, что, вероятно, в работе с этим человеком придётся тратить время на причёсывание текста. Но, конечно, я не отсеиваю кандидата только из-за вёрстки письма.

Советы

На собеседовании не надо давить на жалость, показывать нужду и писать то, о чём не спрашивали. Рассказывать стоит только то, что соответствует вакансии и описанным задачам. Если я пишу, что кандидат будет визуализировать данные, ставить ТЗ аналитику и выдвигать гипотезы, то в письме я жду, что кандидат подтвердит эти навыки так, что я пойму: он это всё умеет делать.

На собеседовании было не так много нареканий, потому что я приглашала ребят, которые мне понравились по письму и тестовому. Но всё же кандидаты сильно различались в одном — в умении задавать вопросы. В работе это важный скил.

Не бывает такого, что пришло ТЗ от заказчика, а редактор взял и всё понял, тем более когда речь о данных. Мы постоянно задаём кучу вопросов заказчику, аналитику, без этого нельзя.

На живом собеседовании сама я особо не вклинивалась с вопросами, а сразу просила редактора задать вопросы мне. Кто-то сразу говорил, что у него нет вопросов, всё понятно из вакансии. Это было странно, потому что спросить можно кучу всего: как устроен процесс в редакции, какой срок работы над исследованием, нужно ли самому собирать данные, какие доступы будут, кто составляет и рисует графики и прочие детали, по которым редактор может понять зону своей ответственности и порядок работы с другими. Из шести кандидатов только двое сразу же начали вникать в процессы и спрашивать меня об этом. Для меня это знак: человеку важно понять его роль, важно увидеть, от кого ещё будет зависеть его работа. Я понимаю, что в работе над задачами автор будет так же дотошно приставать с уточнениями к другим. Это суперскил.

Кристина Гордон,
отвечала за подбор в Палиндроме и в контент-агентстве закрытого типа

Этапы отбора

Я считаю, что лучший отбор — двухэтапное собеседование. Первый — в Зуме с эйчар-специалистом, второй — в офисе с руководителем и редактором.

На первом этапе идёт чисто технический отбор — какой опыт в портфолио, насколько он релевантен. Это помогает сэкономить время и отсеять заведомо не подходящих кандидатов.

На втором этапе уже начинается прицельная коммуникация с человеком. Разбираем выполненное тестовое, узнаем детали сложных ситуаций из предыдущего опыта, моделируем новые. Проверяем, как человек умеет настраивать процессы работы, владеет ли навыком переговоров и внутри команды, и с внешним заказчиком.

Важно ли резюме

Я обязательно смотрю резюме, чтобы понять, на что соискатель ставит акценты в работе — описывает процессы, перечисляет свои заслуги, — на что готов ради работы и чем может подтвердить свои амбиции. Грубо, всех кандидатов можно поделить на две группы: процессники и результатники. Процессники обычно перечисляют, чем занимались. Результатники рассказывают, чего достигли, какие задачи решили. Первый напишет, что работал в редакции известного банка. Второй — о том, как поднял продажи кредитных карт через блог этого банка.

Софты и харды

Важен опыт работы с текстами, потому что с нуля не обучаю. А вот профильное высшее образование не главное. Можно и из другой сферы вырасти в классного автора и редактора. Дополнительный плюс — развитая коммуникация: переговоры, согласования, презентации, опыт интервьюирования и тому подобное. Когда у человека нет проблем с общением, он адекватно обсуждает задачи.

Отдаю преимущество тому, кто пишет в инфостиле. Как минимум это поможет сотруднику и главреду говорить на одном языке. Как максимум означает, что человек умеет работать со структурой текста и подачей материала.

Хорошо, если соискатель умеет работать автономно, принимать решения в нестандартных ситуациях, брать на себя ответственность. Такой человек не растеряется, если вдруг главред заболел или уехал в командировку, и самостоятельно расставит приоритеты и выдержит дедлайны.

Тестовое

В тестовом я всегда обращаю внимание на то, как человек строит логику решения задачи. Это видно и в тестовом задании, и в том, как он предлагает реализовать задачу.

Хорошо, когда человек даёт примерный пошаговый план: редактор — этапы работы с авторами, автор — структуру будущей статьи или разбивку по блокам. Классно, если показывает приоритетность — какие шаги обязательны и сколько на них потребуется времени, а какие можно отложить или вовсе пропустить. Совсем замечательно, когда человек чётко аргументирует свой выбор и предложенный план. Например: если мы сделаем это, то результат будет вот такой, а если упустим вот такую деталь, то риск будет здесь.

Если есть сопроводительное, то из него можно увидеть, как человек ставит себя относительно потенциального работодателя. Я хочу видеть самостоятельного человека. Это означает общаться на равных: человек не будет дожидаться указаний, а сам задаст нужные вопросы или придёт с интересной идеей. Не возьму соискателя, который специально льстит или ведёт себя заносчиво.

Советы

Перед собеседованием подумайте, чего вы хотите для себя в компании в среднесрочной перспективе. Для меня будет классно, если вы планируете расти, а не просто писать тексты. Если вы умеете разложить свою жизнь на этапы реализации, то и с планированием в работе справитесь. А если хотите просто работать по заданию и ничего больше, мы не сработаемся. Отсутствие амбиций — это тупик и для сотрудника, и для компании. Так что не бойтесь задавать множество вопросов, проявляйте инициативу, беритесь за сложные задачи. Это поможет быстро вырасти.

Студенты

Светлана Брылёва,
редактор в «Бизнес-секретах»

Этапы отбора

У меня было не очень сложно. Я откликнулась на вакансию, выполнила тестовое и побеседовала с главредом. Меня попросили рассказать, в каких проектах я работала. Дальше я рассказала, какие статьи писала и как выстраивала работу с экспертами. Больше никаких вопросов мне не задавали. Наоборот, я спрашивала о том, как выстраивается работа в редакции и по каким показателям оценивают материалы. Собеседование прошло дружелюбно.

На собеседовании нужно всё время держать в голове, зачем сейчас с тобой разговаривают. Не надо говорить только про себя, а особенно про то, какой ты молодец и сейчас придёшь и изменишь мир. Если реально понимаешь, что в какой-то теме нет достаточного опыта, лучше так и сказать.

Я думаю, что всегда важна честность, потому что обман всё равно раскроется. Человек может сказать что угодно, но настоящие качества проявятся только в работе. Например, все знают, что пропадать и подводить людей — плохо. Но на собеседовании никто не расскажет, что пропадал на других проектах и всех подводил. Наверное, у тех, кто часто отбирает кандидатов, с опытом приходит интуиция.

Важно ли резюме

Когда я устраивалась на работу, у меня не было резюме. Был только отклик на вакансию и тестовое. В отклике я была честна и не пыталась прыгнуть выше головы, поэтому, думаю, меня пригласили на собеседование.

Софты и харды

Я сразу сказала, что сейчас не смогу стать крепким редактором, потому что не хватает опыта. Также рассказала о своём опыте переговоров. Мне кажется, это тоже сыграло роль: умение договариваться важно в любой профессии. Но я не очень верю, что на собеседовании реально определить софты кандидата. С хардами всё проще: можно дать тестовое задание и многое станет понятно.

Тестовое

Я откликалась на вакансию пишущего редактора в Тинькофф Страховании. Там было небольшое тестовое: написать текст для сториc про страхование, в нём рассказать про шуточную акцию и попутно о продуктах страхования. Я сделала упор на визуальную подачу, и, думаю, поэтому главред обратил внимание на работу.

Уже в личной переписке я скидывала примеры своих работ, и этого оказалось достаточно, потому что на большую позицию в редакции я и не претендовала. Думаю, меня взяли больше за софты, а харды я подтягиваю в процессе работы.

Советы

В отклике не нужно расписывать свою жизнь и рассказывать о совсем не релевантном опыте. Например, если ищут автора по финансам, не нужно писать, что раньше ты работал врачом. И не надо креативить: заказчик ищет человека, который решит его задачу, а не рассмешит. Не пишите, что ничего не умеете, но готовы научиться. Никто не хочет никого учить, люди хотят найти того, кто придёт и будет работать. Когда откликаешься на вакансию, сфокусируйся на задаче клиента и расскажи, чем можешь помочь.

Артём Тюрин,
главный редактор в агентстве
Firefly Salad

Важно ли резюме

В 2021 году за полгода я прошёл около пятидесяти собеседований и созвонов по проектам. И куда бы я ни устраивался, точно могу сказать: резюме и портфолио вообще не важны. Под портфолио я имею в виду солянку из тридцати работ.

Софты и харды

Важно, делал ли ты уже задачки, на которые тебя берут, или нет. Берут писать на Хабр — покажи статью для Хабра или айтишное. Берут шефредом, главредом — важен опыт подбора команды, запуска продуктов. Нужно сделать сайт — покажи какой-нибудь сайт. То есть нужны 1−2 максимально подходящих примера, а не 30.

Если по пунктам, то вот что важно работодателям из навыков:

• Понимание задачи и вопросы. Как работаю, насколько глубоко копаю тему, какие задаю вопросы. Что думаю о проекте как об информационном продукте — зачем, кому и какую пользу принесёт. Не редактура на уровне «слова подвигать», а верхний уровень.
• Что уже делал. Важно то, что создавал редакции, искал авторов, выстраивал процессы.
• Бэкграунд в темах. В айтишные проекты меня брали, потому что я айтишник.

Из софтов — надо задавать вопросы, быть любопытным и пытливым. Самое важное — надо быть адекватным, нормальным человеком.

Тестовое

Я за боевые тестовые! У меня лучше всего получается, когда говорят: «Вот тестовое, выполни, и мы его выпустим в блог или отдадим в дизайн». Тогда ты просто работаешь, как обычно с любой задачей.

Лучшие проекты — по знакомству или рекомендациям. И ещё важно — не быть в нужде, не торопиться. Работа, где вы полгода друг к другу присматриваетесь, будет удачнее проекта «горим, надо вчера».

Советы

Проекты, где я проходил собеседования с эйчарами, обычно не удавались. Они часто выдвигали на первый план какие-то другие вещи вместо пользы и релевантного опыта. В таком отборе были тестовые задания и куча этапов, где надо было повторять одно и то же. Например, три раза отредачить разные материалы и показать эйчару, экспертам и редакторам.

Самое важное — общаешься ты по работе над проектом или с работодателем на фултайм — фокус на клиенте. Условно, перестать болтать о себе и начать спрашивать у клиента, что ему надо, что у него горит. Если тебя нанимают на работу, надо узнать, какие задачи ты будешь выполнять, что сейчас срочно нужно закрыть, и в голове прикинуть, какие твои скилы под это подойдут.

Я бы порекомендовал людям, которые хотят исполнять свои планы и желания: задавайте вопросы, узнавайте о компании, действительно интересуйтесь проектом, любопытничайте и цените своих клиентов. Тогда всё будет хорошо.

Дарья Вильчук,
техноредактор в 2ГИС

Важно ли резюме

Резюме важно только для того, чтобы отследить хронологию, сколько лет на какой позиции специалист провёл.

Софты и харды

Харды редактора видны из портфолио, софты обычно выясняют на собеседовании. А фотки и то, чем человек дышит, смотрят в соцсетях.

Тестовое

Бывает, процесс найма в компании налажен, тогда всё прозрачно и складывается легко. Это становится хорошим опытом, так хотелось бы всегда. Но не всегда найм прост и понятен — об этом никто не предупреждает. Иногда выполняешь тестовое, и процесс затягивается. В таких случаях нужно отслеживать по внутреннему состоянию, стоит ли вакансия приложенных усилий.

Для одной компании я сделала два тестовых, прошла очное знакомство с эйчаром, где по её просьбе выполнила ещё одно задание, а на прощание получила: «Теперь мы вам пришлём нормальное тестовое. Сделаете хорошо — пригласим поговорить о деньгах с руководителем». Вышла я оттуда растерянной: бросать попытку на полпути неправильно — столько усилий зря, но путь к работе кажется слишком уж извилистым. И тут пришёлся к месту урок Синельникова про бюджет переговоров: я поняла, что мой бюджет превышен. Я не была готова вкладываться в дело ещё и закончила общение с той компанией.

В 2ГИС всё было легко и понятно. Во-первых, они сразу озвучили, сколько будет этапов отбора: тестовое, беседа с эйчаром, потом с главредом и ментором. Во-вторых, на встрече мы с эйчаром сверили, совпадают ли мои зарплатные ожидания с их вилкой. Если бы не совпали, не пришлось бы идти дальше. Такой подход вызвал у меня больше доверия: процесс найма прозрачный и сразу ясно, что тебя ждёт.

Советы

Уложить в голове, что это не экзамен, а диалог, поэтому отвечать надо честно, слушать внимательно, что непонятно — спрашивать.

Нет смысла казаться круче — надо показать, что есть на самом деле. Может выясниться, что именно твой набор качеств нужен в этом месте. Например, спрашивают, что любишь делать в свободное время. Не надо отвечать «перечитывать Толстого», если вместо этого залипаешь в Тиктоке. Смело говори про Тикток: вполне может быть, что им кроме редактора нужен ещё и продюсер для роликов!

Хорошо выяснить как можно больше про рабочий процесс: от кого приходят задачи, кто определяет сроки, есть ли коллеги, которых можно попросить о ревью, и прочие детали. Рассказать, где и как работал раньше, опять же без преувеличений и преуменьшений, как будто делишься опытом на митапе.

Если вопрос почему-то кажется неудобным, его точно лучше задать. Я допускаю, что меня могут посчитать алчной за вопросы о том, есть ли переработки и как они оплачиваются. Но лучше на собеседовании увидеть реакцию на острый вопрос, чем после устройства на работу.

Снова вспомню Синельникова: лучше всё записывать в блокнот. Я вообще на все встречи с блокнотом прихожу, мне так спокойнее. Когда ходила по собеседованиям, у меня там была шпаргалка с вопросами к работодателю прямо по блокам: процессы, задачи, обучение, рабочий день, ЗП, коллектив. Мне это помогало не забыть выяснить что-то. И, конечно, лучше сразу ответы записывать. После встречи выходишь — всё помнишь, а через пару дней сомневаешься: точно вот так сказали? Лучше не рисковать, а записать и потом подглядывать.

Александра Семёнова,
редактор в Яндексе

Я не собиралась менять сферу, но в 2021 году меня уволили после девяти лет работы. Тогда я уже заканчивала первую ступень школы, поэтому решила рискнуть и пойти в редактуру. Без опыта, статей и портфолио за три месяца я откликнулась на 50 вакансий в редактуре, выполнила 20 тестовых, получила 15 отказов, прошла шесть собеседований в Зуме, получила три предложения о работе, два из которых не приняла.

Отбор во всех компаниях построен по-разному, но в компаниях, где я общалась с эйчарами, обычно всё шло в никуда: и компании не получали сотрудника, и я — обратную связь. Если же разговаривала с редактором, то было понятно, куда двигаться дальше. Самый понятный для меня отсев — проверить харды через отклик и тестовое, потом софты — на собеседовании.

Важно ли резюме

Резюме должно висеть на работном сайте и рекламировать вас работодателям. Но обычно все хотят портфолио или хотя бы парочку статей. Резюме может быть важным, чтобы вас пригласили на собеседование, но без реальных навыков оно работу не принесёт.

Софты и харды

Думаю, самый важный хард — не просто быть грамотным и знать, где ставить длинное тире и правильные кавычки, а быть экспертом в одной или нескольких темах. Работодатели не ищут тех, кто сможет разобраться в чём-то. Им нужен человек, который уже разобрался и умеет. Например, я юрист и не разбираюсь в сложных понятиях из IT. Поэтому я и откликалась на вакансии, где требовалась подкованность в праве.

Из какой бы сферы вы ни приходили, на ваши знания есть заказчик. Строили ракеты — пишите на эту узкую и смежные с ней темы. Возможно, поиски работы займут больше времени, но оно того стоит.

Из софтов главный — вменяемость и способность читать требования вакансии и тестового. В отклике не нужно растекаться по древу и рассказывать, почему в три года решили стать великим писателем. Ну только если просят.

Если хотят три ваши лучшие статьи, приложите ровно столько. У Насти Зубаревой, бывшего главреда Палиндрома, есть отличный пост на тему конкурентного преимущества соискателей. Она рассказывает, что иногда просто смотрит количество ссылок в отклике. Письма, где не три ссылки, а больше или меньше, она порой просто не рассматривает: автор либо не умеет читать, либо, что хуже, не считает нужным выполнять требования редактора.

Тестовое

Мне запомнились тестовые из двух вакансий в Яндексе. После одного из них стала там редактором. В Яндексе первый этап — тестирование по русскому языку. Чтобы его пройти, надо не тормозить, быть грамотным и уметь анализировать. Сначала я читала все вопросы на странице, а потом отвечала, иначе рисковала застрять и не успеть. После успешного тестирования присылают тестовое задание.

Для рекламных сервисов просили изучить и улучшить существующий кейс. Я же вместо нового решения просто раскритиковала старое — тут не так, ну кто так делает? — и поменяла местами фотографии и блоки, потому что нас же в школе учили управлять вниманием читателя. Думаю, по этой причине и не прошла этап тестового: компании нужен был человек, который не позорит чужую работу, а умеет делать свою.

На юридического редактора просили написать маленькую статью на предложенную тему и обосновать, почему по такой структуре и на таких источниках. Если на рекламных сервисах мне не хватило хардов и я чуть-чуть подвисала, то тут проблем не было: я ж юрист.

Советы

Не стоит пытаться выглядеть лучше, чем есть на самом деле: это мешает отвечать на вопросы и показывать себя с лучшей стороны. Если нервничаете, честно признайтесь будущему руководителю, что можете страшно тупить, потому что волнуетесь, и страх уйдёт.

Советую не врать. Не бойтесь каверзных вопросов — каверзными их делает только ваш опыт. Будьте честными, но тактичными, не погружайтесь в тернии прошлого, например, отвечая на вопросы про предыдущих работодателей. Помните: напротив вас такой же человек, у него нет задачи вытрясти всю душу. Абстрагируйтесь от бытовых проблем и прошлого: важны только вы как специалист.

В канале «Говорит бренд» ты пишешь, что улучшаешь коммуникации в Райффайзене и побаиваешься слова «главред». Почему?

Изначально ребята в Райфе искали человека на позицию главреда. Тогда в банке было всего пару человек, которые занимались редакторской работой, — в поддержке и во внутренних коммуникациях. В остальных продуктах и направлениях редакторов не было. Я должна была стать первым «масштабным» редактором в банке.

Я считаю, что некорректно в такой огромной организации называть кого-то главредом. Главред отвечает за все коммуникации, но банк — такая гигантская структура, что просто невозможно отвечать за всё. У нас очень много направлений и продуктов — для физлиц, малого и среднего бизнеса, корпоративных клиентов. Есть отдельные компании Райффайзен Капитал, Райффайзен Лизинг и Райффайзен Лайф. А ещё много продуктов и коммуникаций для сотрудников, потенциальных кандидатов, стажёров, IT- и дизайн-сообществ. Отвечать за всё это одному человеку или даже хотя бы полноценно держать все направления в фокусе невозможно. Даже через год работы в банке я продолжаю узнавать про коммуникации, о которых раньше не слышала.

Моя должность называется Verbal Branding Lead, это что-то вроде бренд-директора по текстам. Звучит сложно, поэтому иногда для простоты я представляюсь главредом. Я работаю в команде, которая отвечает за бренд банка: разрабатываю редполитики и гайды, нанимаю редакторов, помогаю им интегрироваться в команды и веду крупные проекты по вербальному брендингу.

Например, недавно мы начали реконструировать отделения банка и полностью переработали в них навигацию и вообще все тексты, которыми мы говорим с клиентом со стен, дверей, интерактивных панелей. Для этого нужно было найти тон оф войс, согласовать глоссарий, разработать систему навигации и шаблоны объявлений, протестировать результат на сотрудниках и клиентах, что-то поправить и снова протестировать.

Как у вас организована работа с редакторами?

Мы быстро поняли, что продуктам нужны свои редакторы. Сейчас у нас уже 14 редакторов в разных направлениях, и мы продолжаем нанимать ребят.

У нас не централизованная редакция, и я не руковожу ребятами непосредственно. Банк организован по продуктовому принципу: над каждым продуктом или сервисом работает команда, в которой есть все ключевые специалисты: менеджеры, аналитики, разработчики, дизайнеры, исследователи, маркетологи, а теперь ещё и редакторы. Упрощённо, есть команда мобильного приложения для физлиц или команда привлечения корпоративных клиентов. Редакторы работают в этих командах, получают бизнесовые задачи от руководителей и видят, как результат их работы доходит до конечного пользователя.

В такой структуре нет проблем централизованных редакций, о которых я часто слышу. Например, что редакторы недостаточно погружены в бизнес-контекст, не всегда знают, куда уходит их текст, не видят результата своей работы. Они просто отдают текст команде, которая его заказала, и берутся за следующий. В результате текст может не до конца решать задачу, а сами редакторы постепенно теряют осмысленность.

Ещё одно название моей роли — комьюнити-лид редакторов. Я нанимаю, обучаю и синхронизирую всех редакторов между собой. Моя задача — сделать так, чтобы тон оф войс был одинаковым в разных точках коммуникации. Без этого часто бывает, что кто-то в своём продукте составил глоссарий или гайд, а ребята в соседнем направлении делают такие же задачи и про эти наработки даже не знают.

Как руководитель редакторского сообщества я популяризирую редакторскую профессию и развиваю компетенции работы с текстом во всём банке. Объясняю командам, зачем им редакторы, помогаю составить карту компетенций и нанять подходящего специалиста, провожу вебинары и практикумы про текст для смежных профессий: дизайнеров, маркетологов, исследователей, аналитиков, специалистов поддержки, клиентских менеджеров.

Насколько сложно найти хорошего редактора?

В нашем случае несложно, мы довольно быстро закрываем позиции. Мы получаем много откликов и чаще бывает наоборот: несколько кандидатов доходят до финала и бывает сложно выбрать между ними. Например, у кого-то лучше с UX-редактурой, а у кого-то — с софт-скиллами: коммуникацией, решением конфликтов, постановкой бизнес-целей.

Часто сильных кандидатов находим в комьюнити, которое образовалось вокруг банка благодаря нашим публичным активностям. Например, мы опубликовали гайд про текст в интерфейсе и ребята обратили на нас внимание как на редакцию, с которой интересно поработать.

Ещё мы организуем бесплатные вебинары и практикумы про текст. Первый воркшоп про интерфейсный текст сделали после нашей конференции Fintech Design Conf — открыли регистрацию на 50 человек и провели с ними полноценный практикум. Но стало ясно, что желающих намного больше, поэтому мы устроили открытый вебинар на Ютубе с элементами практикума в чате. Так нам удалось открыть знания для ещё большего числа людей, и это радостно.

Недавно вы набирали стажёров-редакторов в банк. Расскажи, как это было?

Стажёрская программа по другим специальностям идёт в банке уже давно, а стажировку для редакторов запустили впервые. Мы даже близко не рассчитывали, что к нам захотят попасть 700 человек. Это очень приятно, но одновременно это большая ответственность. Потому что когда берёшь троих человек из семисот, то остальные 697 кандидатов могут уйти страшно расстроенными и даже обиженными.

У нас было три этапа отбора: небольшой тест, задание и ассессмент. Многие ребята проделали серьёзную работу, и мы предельно объективно её оценивали: выбирали не по университетам и сопроводительным письмам, а по результатам заданий.

До тестового задания дошли 45 ребят. Мы оценивали результат по семи критериям: смелость, смысл, стиль, структура, интерфейс, мелочи, английский. По каждому мы выставляли баллы, а 12 авторов лучших работ пригласили на финальный этап — ассессмент. На ассессменте проверяли софт-скиллы: ребята в режиме очень сжатых сроков решали групповой бизнес-кейс и индивидуальный кейс по редактуре. Вели ассессмент профессиональные консультанты из агентства по развитию персонала. Ещё мы пригласили коллег из команд, куда искали стажёров. В итоге на стажировку взяли троих ребят.

После отбора мы провели вебинар для всех желающих и рассказали, как оценивали работы. Мы старались донести две мысли. Во-первых, что отказ — это не провал, а повод вырасти, поэтому стоит относиться к любой работе или тестовым заданиям как к возможности развиваться. Это работа на себя. А вторая важная мысль — что мы с большим уважением и тщательностью отнеслись ко всем заданиям, а не просто разделили их на две пачки по принципу «неудачники нам не нужны». В сумме на проверку сорока пяти заданий у нас ушло больше человеко-недели, то есть минимум по часу на задание. И критерии были очень подробные.

А в чём заключается стажировка?

Стажировка — это возможность попробовать себя в профессии. Стажёр приходит на полгода, после чего есть два варианта. Если человек вписался в команду, ему нравятся задачи и руководители довольны результатами, он остаётся работать в банке и переходит в штат. Если команда не увидела эффекта от его работы или самому стажёру что-то не подошло, мы расстаёмся. По опыту стажировок в других направлениях, три четверти стажёров остаются у нас работать.

Мы с руководителем команды составляем план на шесть месяцев для каждого стажёра. Туда входят задачи по бизнесу и профессиональному развитию. Например, бизнес-задача для стажёра по UX-редактуре — отредактировать сценарий для нового сервиса, а задача из профессиональной плоскости — научиться работать сразу на макетах в Фигме, а не в гугл-доке или комментах.

Почти каждый день мы даём ребятам обратную связь и дополнительно делаем большие сессии с обратной связью, чтобы ребята знали, куда двигаться. Первая — через два месяца после начала стажировки. Это позволяет и нам, и кандидату остановиться и посмотреть в целом на процесс. Мы много вкладываемся в стажировку, потому что обещали ребятам, что они попробуют разные форматы.

Есть ли смысл молодым специалистам откликаться на вакансии в Райффайзен Банке?

Да. Тестовые задания на мидловые позиции мы оцениваем по таким же объективным шкалам, как показали на примере стажёров. Если мы не упоминаем в вакансии, что опыт критичен, то без этого опыта можно и нужно откликаться.

Я всегда пропагандирую, что сделать задание — это тоже развитие. А если задание будет неплохое, то можно попасть на встречу со специалистами компании, поговорить с продактом, исследователем или дизайнером, которые работают в банке над реальными продуктами. Это тоже классный опыт.

Пробовать всегда хорошо, главное — правильно относиться к тому, что что-то может не получиться.

До Райфа ты работала в Яндекс Go. Чем там занималась?

Я работала в Яндексе почти два года. Однокурсница из Школы редакторов ушла в Яндекс Такси и скинула вакансию в один из редакторских чатиков. Так что в каком-то смысле я перешла в Яндекс благодаря Школе редакторов.

Меня пригласили как главреда команды клиентского сервиса Яндекс Такси, тогда ещё не было Go. Моей задачей было упорядочить адресные коммуникации с водителями, пользователями и таксопарками. Но через пару месяцев моя руководительница перешла в другой сервис и предложила мне возглавить команду вместо неё. У меня уже был менеджерский опыт, и я согласилась. Так я вместо главреда стала операционным руководителем.

Сначала я руководила 4−5 командами, постепенно добавлялись новые и росли старые. Когда я уходила, в моей службе было уже 100 человек: не только редакторы, но и другие специалисты, работающие на качество сервиса. Мне пришлось разбираться в куче новых вещей, например в машинном обучении и технологиях онлайн-обучения сотрудников.

Это был сильный опыт. Какое-то время я совмещала позицию руководителя службы с ролью главреда, подключалась к работе с пользователями и курьерами Яндекс Еды и Лавки как редактор. В карантин мне посчастливилось поработать над запуском коронакризисных проектов и благотворительных инициатив, которые сейчас развиваются в Яндексе. Я была специалистом по неясной херне, как я себя называю.

Почему ты называешь себя специалистом по неясной херне? У тебя даже канал в Телеграме с таким названием.

Один коллега мне сказал: «Саша, ты не редактор, ты тишейпер». Тишейпер — это человек, у которого есть ключевая специализация — вертикальная чёрточка, но при этом есть знания и опыт в других областях — горизонтальная чёрточка. Кажется, это про меня. Моя работа всегда подразумевает компетенции из разных областей, которые я в себе совмещаю.

До Яндекса я работала пиар-директором в компании, куда пришла как редактор. Я была и менеджером, и ивентщиком, и дизайнером, и экспертом по внутренним коммуникациям, и специалистом по управлению знаниями, и фасилитатором, и даже немного эйчаром. Как будто всем на свете.

Несколько лет назад я не понимала, как себя представлять. Формально я была пиарщиком, но пиарщиком себя не ощущала. Я была менеджером, но уже далеко не только им. Я интересовалась дизайном и много в нём понимала, но не готова была назвать себя дизайнером. В какой-то момент я назвала себя специалистом по неясной херне, и оказалось, что таких людей много. Они тоже сочетают в себе много компетенций и по-другому не умеют.

А можешь сказать, к чему тяготеешь больше: к редактуре, пиару, дизайну?

Я люблю доводить дела до конца и делать проекты. Всё, что мне в этом проекте нужно, я готова или освоить, или найти нужного специалиста в помощь. Даже если ты менеджер и есть команда, нужно понимать, что и как работает. Это важно, чтобы принимать решения.

В своём канале ты пишешь, что хочешь запустить курс и написать книгу. О чём они будут?

Ох, я надеялась, что этот канал никто не читает. Я хочу сделать практический курс или короткий интенсив по UX-редактуре. Формат вебинара не позволяет поработать со всеми участниками и копнуть поглубже. Есть ощущение, что люди считают, что они что-то прошли, но я понимаю, что не дала им всех нужных знаний.

Меня вдохновляет, когда на практикуме у людей начинает получаться то, что раньше не получалось. Или когда они не понимали какие-то принципы в интерфейсе, а потом раз — и стало прозрачно. Хочется собрать все знания по UX-редактуре и сделать полноценный практический курс.

Про книжку — это какие-то мои далёкие мечты. Хочется систематизировать все мысли из блога и концентрированно их подать. Сейчас много офигенных редакторских каналов, но читать их насквозь сложно и не всегда ценно. Это как долго-долго идти рядом с человеком и наблюдать, как он размышляет и развивается сам.

Книга — более уважительный к аудитории формат. Как будто твой путь — это верёвочка, ты из неё сложил красивую фигурку и в этом виде отдал людям. Так ты экономишь их время и даёшь бóльшую пользу.

Раньше я не верила, что могу сказать людям что-то ценное, но меня воодушевил отклик, который я получила на гайд про интерфейсный текст. Было неожиданно и приятно, что какая-то штука, которую ты сделал для себя, может быть полезна ещё и другим. Уже почти год, как мы его опубликовали, и мне продолжают почти каждый день писать люди. Спасибо всем, кто делится своими впечатлениями, а не просто держит в себе.

Откуда ты узнала про Школу редакторов и почему решила пойти туда учиться?

Я знала про неё с самого начала, но пропустила первые наборы. Тогда я была руководителем внешних и внутренних коммуникаций в IT-компании. Мои задачи выходили за рамки редактуры, и было не совсем понятно, зачем углублять знания в этой области.

Помогла случайность. У кого-то из друзей я увидела классный способ составлять долгосрочные планы — Life Audit. Надо ответить на простой вопрос: «Что я хочу сделать?» — и записать не меньше ста пунктов на стикеры. Считается, что так ты можешь докопаться до важных, но до сих пор не воплощённых желаний.

На одном из моих стикеров было написано «Школа редакторов», а на другом — «Британка».

Ты закончила первую ступень Школы редакторов на четвёртом месте, а вторую — на первом. Как тебе это удалось?

Для вдохновения скажу, что по рейтингу вступительного задания я была чуть ли не последняя (на пятьдесят седьмом месте из семидесяти двух поступивших). Это к вопросу о том, как относиться к отказам и провалам.

Когда я решила поступать, заявки уже не принимали. Я написала организаторам и попросила меня принять. Мне разрешили, если на следующий день я сдам вступительное задание.

Я перфекционист и в обычной ситуации решила бы: или идеально, или никак. Но стикер в стопке планов прочистил мои приоритеты: сейчас или никогда. В следующий поток я уже не пойду, потому что на следующий год у меня были личные и рабочие планы. Я могу и хочу пойти только в этот поток, неважно, какая я буду в списке.

Я сделала какое-то чудовищное задание. Мне до сих пор за него стыдно. Нужно было собрать промостраницу или статью на конструкторе, а я не умела работать ни с одним конструктором и конструктор выбрала какой-то дикий — кажется, Wix (задание найти в архивах не удалось).

Но важно, что человек, который поступил на последнее или предпоследнее место, может закончить вторую ступень на первом месте. Я всем начинающим редакторам и стажёрам, которые к нам приходят, стараюсь донести эту мысль: каждое действие — это всего один шаг в длинной цепочке шагов. Он не может и не должен вас демотивировать. За ним будет много других шагов, а значит, много шансов на успех.

Одновременно со Школой редакторов ты пошла учиться в Британскую школу дизайна. Как удавалось всё совмещать?

Я мечтала поступить в Британку со студенчества, но с рабочей жизнью никак не успевала. В итоге бахнула её одновременно со Школой редакторов. При этом я работала фултайм, а нагрузка везде приличная.

Сейчас я понимаю, что это всё-таки не ок, лучше так не делать. За два года у меня не было ни одного выходного, спала я по четыре часа. Когда смотрю фотографии тех лет, вижу истощённого человека.

Даже если тебе очень нравится твоё дело, нельзя оставаться без выходных и нормального сна. Лучше свои желания распределять более здраво по жизненной схеме. Какое-то время я восстанавливалась после этой нагрузки, у меня было выгорание.

С другой стороны, я не особо жалею об этом. Такой опыт.

После окончания Британки ты стала там преподавать. Как так получилось?

В Британке я училась на курсе «UX/UI-дизайн». Мы создавали продукты для реальных пользователей, а заказчиками были крупные компании — Яндекс, Авито, Сбер. Когда однокурсники узнали, что я редактор, просили помочь с тон оф войс и текстами для продуктов, которые мы там делали.

После Британки однокурсники разбежались в крупные компании и стали приглашать меня к себе с лекциями и семинарами. Я рассказывала их дизайн-командам, как работать с текстами, что такое редполитика. Это было 4−5 лет назад, и рынок мало знал про редактуру, во многих больших командах даже не было редакторов.

Потом Британка осознала, что в курсе про дизайн нет блока про текст в интерфейсе, и стала приглашать меня читать лекции. В то время я была помешана на типографике и в дополнение рассказывала студентам про шрифты, вёрстку, типографику в интерфейсах.

Насколько полезно редактору пройти курс про UX/UI-дизайн в Британке?

Стоит пойти на этот курс, если вы хотите работать UX-редактором. В этой профессии очень пригодится опыт работы над реальными продуктами, умение исследовать аудиторию, проводить юзабилити-тесты, проектировать интерфейсы. А ещё я всегда советую изучать смежные сферы, чтобы приносить больше пользы: проджект- и продакт-менеджмент, финансы, психологию, социологию, право. Конечно, очень многое зависит от сферы, с которой вы соприкасаетесь как редактор.

Важно прислушиваться к себе, равномерно распределять нагрузку, чтобы не доводить себя до выгорания. Иногда говорю начинающему редактору: «Тебе бы этот курс пройти» или «Школа редакторов — это то, что тебе очень поможет». А он мне: «Я согласен, но сейчас не потяну по времени». С одной стороны, я восхищаюсь этим человеком, потому что, в отличие от меня, он умеет взвесить свои возможности. Но с другой стороны, меня всегда точит мысль, что можно взять эти знания сейчас, когда они нужны, а не через год.

Сама где-нибудь учишься сейчас?

Недавно училась на курсе «Комедийный сюжет», который оказался практически школой стендапа. Я ещё туда мужа затащила. Писали с ним стендапы на новогодних каникулах, нам ужасно понравилось.

Я хочу изучить разные жанры, поэтому мне интересно разобраться, как работает хороший юмор. Поняла, что писать шутки — это тяжёлая работа, ремесло. И очень развивает мозги, как будто участвуешь в олимпиаде по физике.

У тебя есть хобби, которое помогает переключаться и отдыхать?

Я люблю играть в квизы, с начальной школы играла в «Что? Где? Когда?» и до сих пор люблю интеллектуальные игры за это чувство «эврики», когда догадался, раскусил вопрос. Вообще важно чередовать виды деятельности, чтобы жизнь была более контрастная. Об этом хорошо написано в книжке «На пределе»: чем меньше контрастов, тем меньше радости от жизни мы получаем и легче выгораем.

Ещё одна важная вещь про выгорание — нельзя забывать про тело. Когда целыми днями сидишь за ноутбуком, обсуждаешь интеллектуальные гипотезы, очень легко забыть про то, что ты вообще-то физичен. Тогда ты будто отрываешься от своего тела, а оно начинает чахнуть и жухнуть.

Про это есть короткая глава в книжке «Выгорание». Главная мысль: чтобы завершить стресс-реакцию, нужна физическая нагрузка. Можно бегать, приседать в зале, делать что угодно, что поднимает пульс.

Одно время до Яндекса у меня была большая умственная нагрузка, и я начала бегать марафоны. Просто пошла и записалась в беговую школу. Меня все спрашивали, зачем я бегаю. Дистанции слишком большие, и цель не особо ясна. Теперь я понимаю: это был сигнал организма, что нужно завершать стресс-реакции, иначе тело от тебя откажется.

Очень рекомендую в свободный час пойти в спортзал или натянуть кроссовки и навернуть несколько кругов вокруг дома. Можно просто прогуляться километров 6−10 — будет суперполезно. А лекции можно в наушниках послушать.

Что ещё можешь пожелать начинающим редакторам?

Не воспринимайте гайды, инструкции и книжки буквально — берите и используйте суть. Некоторые прочитают наш гайд про интерфейс и говорят: «Мы не согласны так ставить точки». А на самом деле там одна страница из пятидесяти про точки в интерфейсе. Или прочитают книгу Максима Ильяхова про деловую переписку и говорят: «Максим рекомендует всем только личные письма писать. А что делать с большими рассылками? Нам теперь их нельзя делать».

Выходите за рамки конкретного советика или примерчика. Вы всегда будете в своей уникальной ситуации и не сможете один в один использовать чьи-то рекомендации. Но подход, способ мыслить вы себе взять можете. Если получится так делать, любая работа будет по зубам.

C чего начался твой путь в редактуре?

С журналистики. Уже в школе я обожала литературу и писательство — была внештатным корреспондентом городской газеты «Невинномысский рабочий». После школы поступила на журфак Ростовского государственного университета, сейчас это Южный федеральный университет. Училась на заочке — хотелось самой зарабатывать.

Когда я была в декретном отпуске с первым ребёнком, на городском радио Невинномысска открыли вакансию корреспондента. Мама предложила откликнуться — хорошая работа для старта в профессии. Я сделала свой первый репортаж, и меня пригласили на полставки. Через полгода дочка пошла в садик, а я устроилась на ставку корреспондентом-диктором, быстро стала редактором, а через два года возглавила редакцию на радио.

Каково быть главредом в 25 лет?

Сначала не страшно, так как ещё не представляешь, какие подводные камни ждут. Прислушивалась к более опытным коллегам, но всё равно набивала свои шишки.

У меня в команде были и новички, и опытные редакторы, и бухгалтер в уважаемом возрасте. А тут я — молодая, зелёная и со своими распоряжениями. Тут-то я и поняла, за что руководителям платят больше. За ответственность и решительность. Без них не получится управлять людьми.

Ошибки первое время дико расстраивали. Я перфекционистка и старалась всё делать идеально — а это невозможно: надо принять свою «грешность» и делать просто хорошо.

Я наблюдала за людьми, которых уважала: что они делают в разных ситуациях, как реагируют на неудачи, к кому идут за помощью, как отрабатывают ошибки. Первое время даже копировала поведение успешных людей. Потом научилась принимать решения без оглядки и не гнобить себя за промахи.

Для меня опыт на радио ценен тем, что сильно не накосячила, нашла наставников и смогла использовать коллективный разум на благо редакции. Здесь сложились первые правила в работе:

• уметь слушать людей,
• в сложных ситуациях обращаться за помощью и не бояться быть глупой,
• вовремя исправлять ошибки и учиться на них,
• уважать людей независимо от возраста и статуса.

Надо принять свою «грешность» и делать просто хорошо

Как ты потом попала в пиар?

Одна из моих мудрых коллег-наставниц пригласила меня специалистом в пресс-службу Невинномысской ГРЭС. Здесь я задержалась почти на 8 лет — руководила внешними связями компании на Северном Кавказе и курировала внутренние коммуникации энергетической компании.

Легко ли было уйти с должности главреда на позицию специалиста?

За те пять лет, которые я работала на радио, мне стало не так интересно. Хотелось расширения функционала, новых вызовов и драйва в заряженной на успех команде. В редакции радио нас было семь человек, а на электростанции — огромный коллектив и мощные задачи. Мне нравились внутренние коммуникации, организация ивентов, общение с людьми. Невинномысская ГРЭС дала возможность развиваться во всех этих сферах одновременно. Плюс — мне предложили сделать своё радио для компании.

О названии должности при таких интересных задачах я даже не думала! И по жизни потом не раз убеждалась: надо верить себе и не бояться уйти на позицию «ниже». Лучше меньше зарабатывать и называться простым редактором, чем копить на психотерапию на нелюбимой работе в должности главреда.

Лучше меньше зарабатывать, чем копить на психотерапию на нелюбимой работе

Чем запомнилась работа в коллективе энергетиков?

Мы сделали своё радио для Невинномысской ГРЭС, у нас выходили выпуски раз в неделю. Я сама брала интервью у людей и монтировала программы. Мне купили большой профессиональный японский диктофон. Он весил полтора килограмма, его было тяжело носить с собой, но приятно — как-никак любимый рабочий инструмент.

Собственниками компании были итальянцы — компания «Энел». С их лёгкой руки
я узнала, что такое брендбук, ребрендинг, качественная полиграфия и продвижение. Как раз тогда начала тренировать насмотренность — изучала всё, что продюсировали коллеги из разных стран.

«Энел» подарила нам масштабные коммуникационные проекты. Такие, как «Плей Энерджи», где школьники из нескольких стран мира соревновались в конкурсе энергетических и экологических проектов. Победителей мы возили в Рим на церемонию награждения — для детей из провинции это был настоящий праздник!

Итальянцы привнесли в компанию и чувственный опыт. У нас на производстве чаще пишутся консервативные сухие тексты. А «Энел» пропагандировала лёгкий, неформализованный язык. Нам было в диковинку выражать чувства открыто, а итальянцы показали нам пример. До сих пор помню эмоциональные трогательные ролики по предотвращению несчастных случаев. Через жизненную историю погибшего электромонтёра, а не через наказание пытались донести до коллег, что нужно соблюдать технику безопасности.

Ты автор книги о Невинномысской ГРЭС. Расскажи подробнее о её создании.

Время подготовки 50-летнего юбилея Невинномысской ГРЭС, который станция отметила в 2010 году, было напряжённым и интересным. Руководители компании хотели подарить старейшим сотрудникам, ветеранам и гостям книгу об истории электростанции. Над ней я работала полгода. Встречалась с несколькими поколениями работников, династиями, членами станционного Совета ветеранов, пересматривала архивные материалы в музее ГРЭС и городской библиотеке, брала интервью, писала тексты и согласовывала их с героями, искала подрядчиков и контролировала вёрстку и печать.

На мне лежала большая ответственность — переработать огромное количество материалов и отразить в книге главное. Желающих поделиться воспоминаниями было так много, что я просто не успела со всеми встретиться. Чтобы никого не обидеть, решили с директором НГРЭС, что сделаем пометку на корешке книги: «1 часть». А к 60-летию возьмём интервью и напишем о других героях.

Долго думали над названием, было несколько вариантов, но практически единогласно решили выбрать фразу, которая подходила всем героям: «Моя судьба — Невинномысская ГРЭС». На станции действительно был очень дружный коллектив, поэтому я считаю Невинномысскую ГРЭС и своей судьбой тоже.

Главный опыт этого этапа — никогда не знаешь, что в жизни пригодится: нужно учиться всему, что для тебя открывается. Я впитывала опыт как губка, горела своим делом, радела за свои проекты и команду!

Потом ты оказалась в Екатеринбурге и работала в «Трубной металлургической компании» и «Группе „Синара“». Почему решила поехать на Урал?

На следующем этапе супруга пригласили на работу в Екатеринбург — я отправилась за ним как истинная «жена декабриста». В душе плакала, так как боялась расставаться с югом, родной Невинномысской ГРЭС, «Энел», родителями и друзьями.

Но зря боялась — всё сложилось удачно. Меня пригласили менеджером по внешним связям «Трубной металлургической компании» и «Группы „Синара“». Я больше всего занималась продвижением компании «Синара Девелопмент»: помогала проводить рекламные кампании, выпускать брошюры, организовывать мероприятия в честь сдачи объектов. Писала для сайта курорта «Романтик» в Архызе. Мне нравилось готовить комментарии для СМИ и мониторинги по отраслям, курировать выпуск заводских газет, участвовать в больших социальных проектах.

Ты сосредоточилась на социальных проектах «Группы „Синара“». Какие из них особенно запомнились?

Когда я была во втором декрете, мне предложили стать исполнительным директором благотворительного фонда «Синара» и заняться продвижением социальных проектов «Трубной металлургической компании» и «Группы „Синара“».

Один из главных проектов мы вели с СКБ-Банком, назывался он очень символично — «Повседневная благотворительность». Чтобы помочь детям с онкологией головного мозга, мы придумали новые форматы активностей для сбора средств, помимо банковских продуктов: проводили благотворительные забеги, фестивали, мастер-классы. Было приятно осознавать, что фонд приносил пользу людям каждый день. Но эмоционально это было сложно — видеть больных детишек и знать, что не всем можно помочь.

Важное достижение работы в фонде «Синара» — получилось объединить школьников из разных городов России под флагом профориентационного проекта «Точка опоры». Мы проводили по разным городам серию мероприятий, дети соревновались, чтобы получить оборудование для классов. Проект был так хорош и актуален, что позже получил Президентский грант.

В Екатеринбурге я нашла дружный коллектив, тёплые отношения и новые вызовы. Уехала с Урала в 2017 году, но до сих пор поддерживаю связь с коллегами. Мы общаемся в дружеском чате и радуемся успехам друг друга.

Вернулась на юг?

Да, в 2017 году у мужа закончился контракт, и мы решили переехать в Краснодар. Сначала не планировала выходить в офис — нашла заказчиков и готовила тексты для интернет-магазинов, строительной компании, лингвистического детского сада. Свои соцсети мне доверил и бывший работодатель — «Энел Россия».

Долго работать из дома не вышло — меня пригласили на Афипский нефтеперерабатывающий завод (НПЗ). Занималась корпоративной газетой, внешними и внутренними коммуникациями. Здесь было много инсайтов от коллег — сотрудников службы управления персонала. Вместе нам удалось придумать и внедрить много интересных проектов для людей:

• С «Комсомолкой» провели благотворительную акцию для пациентов краевой детской больницы — собрали для них наборы игрушек и канцелярии, которые врачи дарили детям за смелое прохождение процедур.
• C молодёжным советом завода организовали корпоративную спартакиаду и семейный праздник по сдаче норм ГТО.
• С ветеранами и старожилами НПЗ написали и выпустили книгу к 55-летию предприятия.
• Учащихся подшефных классов приглашали на экскурсии и проводили для них карьерные квесты.

Потом меня пригласили в КНГК-ИНПЗ (Ильский НПЗ) на должность директора управления по корпоративным коммуникациям. На этом заводе потрясающе дружный коллектив, готовый поддержать любую инициативу. Мы создали корпоративные соцсети и газету, проводили мероприятия и кайфовали от того, что коллеги принимают нововведения с благодарностью.

Главные инсайты оттуда — умение договариваться с большим количеством людей, предлагать разные форматы контента, которые устроят и заводчан, и топ-менеджеров Москвы и Краснодара. Когда запускали корпоративное бренд-медиа для Ильского НПЗ, провели опрос среди сотрудников, какое издание они хотят видеть: цифровое или печатное. Офисные работники голосовали за первый вариант, а заводчане — за традиционную печатную газету. В итоге нашли компромисс: выпускали медиа «Лидер» в двух форматах.

Способствует ли профильное образование успеху в редактуре?

В школе я думала, что профильное образование нужно, чтобы хорошо писать. Потом пришла к выводу, что это заблуждение. Для работы с текстами нужны сильное желание, элементарная грамотность и практика. Много практики. На своём опыте я этот вывод укрепила. Практиковаться, читать лучших авторов и снова практиковаться — вот секрет успеха. Если долго возделывать деревья, они обязательно станут прекрасным садом.

Практиковаться, читать лучших авторов, снова практиковаться — это секрет успеха

Как пришла в коммерческую редактуру?

Стала читать Максима Ильяхова, прошла некоторые его курсы, следила за советами Главреда. Поняла, что мои тексты не пройдут проверку на качество по чеклисту редактора. Когда долго работаешь руководителем, глаз замыливается и теряется ориентир: куда расти, что улучшить. Я стала читать блоги хороших редакторов, подписалась на их каналы в Телеграме и Фейсбуке. Нравится, как пишут Люда Сарычева, Паша Молянов, Паша Фёдоров, Алексей Березовой, Ира Моторина, Люба Мамаева и другие.

Для успеха теории мало — я стала искать себе наставника в редактуре. Появилась вакансия внештатного автора в редакции международной юридической компании, где главредила Алина Мишуренко, выпускница Школы редакторов. Я не подходила её редакции по опыту, но она дала мне шанс и я им воспользовалась: с радостью училась редакторским и SEO-штукам, изучала корпоративный блог, дорабатывала свои тексты с шеф-редактором по десять раз.

На каждом этапе жизни у меня случались судьбоносные встречи — те, которые заставляли вырасти над собой. Таким событием стало и знакомство с Алиной.

Алина — профессиональный редактор, требовательный, строгий. Она учила отталкиваться от пользы для читателя, соблюдать текстовую гигиену, искать новые заходы и мыслить шире, не одними буквами. Алина часто устраивала разборы: бросала в чат редакции удачные и неудачные фрагменты контента — и мы разбирали, почему здесь хорошо, а тут не очень.

Зачем ты решила пойти учиться в Школу редакторов?

К моменту поступления у меня было много проектов в коммерческой редактуре и пиаре: я писала продуктовые статьи, вела соцсети, выпускала бренд-медиа. Мне хотелось углубить знания в интернет-маркетинге, типографике и вёрстке, получить новую инфу об интерфейсах.

В чём для тебя ценность учёбы в школе?

Школа редакторов — это школа жизни. Здесь я научилась принимать не лучшие, а оптимальные решения — это важно, чтобы добиться успеха и предотвратить выгорание.

Очень ценный совет из школы — нужно не думать о результате, который не зависит от нас на сто процентов, а вложиться в то действие, которое делаешь сейчас. Я всегда это держу в голове.

Больше не додумываю за собеседников. Раньше мне казалось, что хороший автор понимает с полуслова, может догадаться. Сейчас понимаю, к каким факапам приводят догадки: приписывая собеседнику свои мысли, мы выдаём текстики, которые идут в стол.

Мне стало легче работать с дизайнерами. Теперь я могу отличить хорошего дизайнера от плохого, общаюсь с ними на профессиональном языке и могу чётко поставить задачу.

Большая ценность школы — дружелюбная среда. Здесь нашла поддержку, мудрые советы и просто приятное общение. Обучение скоро закончится, но со мной останутся новые коллеги: Даша Вильчук, Света Ульянченко, Света Брылева, Майя Рухлядко, Юлия Рудавина и другие. Все пришли с разным опытом и багажом, с разными характерами, но есть общая черта — готовность протянуть руку и помочь советом!

Особенно подружились с Дашей Вильчук, которая тоже живёт в Краснодаре: в сложных случаях прошу её совета и точки зрения или просто прихожу поболтать о редактуре и котиках.

У тебя большой опыт работы с текстом. Какие были ожидания насчёт баллов в школе?

Я не сравниваю себя с другими людьми и редакторами. Мама ещё в детстве меня учила: сравнивать тополь с берёзой бесполезно — каждое дерево по-своему прекрасно. Не заставляю себя до изнеможения пилить статью, чтобы она была лучше и получила больше баллов. Редактура — это бесконечный процесс, но сейчас я понимаю, где остановиться.

Мне нравится благожелательная атмосфера, которая царит в редакторском чате с преподавателями. Обратная связь не обидная, не критикует тебя лично. Это даже не критика, а точка роста. Понимаешь ценность ошибок и начинаешь меньше переживать из-за них. Я получаю то, за чем шла в эту школу, — новые знания и навыки.

Что было самое трудное, чему приходилось учиться?

Признавать ошибки. Иногда хотелось себе найти оправдание, а не признать очевидный косяк. Но курс «Переговоры и отношения» заставил по-другому посмотреть на коммуникации: лучше не быть мудаком, не провоцировать конфликт, а извиниться и предложить, как всё исправить.

Я ответственный человек, и переживаю, когда не успеваю. Школа научила не стыдиться того, что в жизни бывает всякое: тема оказалась сложнее, случилась прокрастинация, сын не дал поработать. Мне стало легче разговаривать с людьми на неприятные темы, увидела, что никто не падает в обморок, если прошу перенести дедлайн. Стараюсь часто это не практиковать, но такое случается, и я готова объясниться.

Чтобы снизить градус тревожности, применяю психологический приём: стараюсь отделить себя от своих мыслей. Начинаю критиковать себя — тут же отлавливаю эту мысль и смотрю со стороны: с пониманием и поддержкой, которые дала бы другу.

У тебя несколько проектов по работе, ребёнок-первоклассник. Как ты вписываешь школу в своё расписание? Остаётся время на себя?

Не могу сказать, что у меня получается всё совмещать. Я этому ещё учусь.

Самое продуктивное время — утро, пока мой первоклассник в школе. Делаю самые трудные задачи, где надо сосредоточиться. Потом перезагруз: забираю ребёнка из школы, кормлю обедом, делаем уроки. Дальше работаю ещё час-два. На это время оставляю задачи вроде вёрстки — такие, когда могу отвлекаться. Вечер — основное время, когда занимаюсь проектами школы. Сплю по шесть часов.

В таком режиме, конечно, устаю и радуюсь четвергам, когда сдаём задание и есть передышка до понедельника. Завела ритуал: в пятницу утром два часа для себя. Прогуливаюсь по самой красивой улице, хожу в баню или сижу в любимой кафешке.

Два раза в неделю у меня йога, это мастхэв. Йога помогает расслабиться, снять лишние эмоции и развивает осознанность, которой мне не хватает.

Ты много лет работала в крупных стабильных компаниях, а недавно ушла из найма. Почему отказалась от социальной стабильности?

Я поняла, что совещания, мероприятия, перемещения между населёнными пунктами потеряли для меня ценность в профессиональном плане, не видела развития в той структуре, где работала. Меня больше драйвили продуктовые статьи, лендинги, продающие рассылки. Я ловила кайф, когда писала или редактировала тексты для бизнеса. Где-то прочла классную цитату: чтобы увидеть новые горизонты, нужно выйти на новую дорогу. Вот я и пошла.

Когда прочитала бюрошные принципы, честно призналась, что долго работала без развития, но за бонусы, за социальную стабильность. Желание развиваться пересилило. Материальная сторона, конечно, не на последнем месте. Возможно, потеряла в деньгах, но тот драйв, тот опыт, который я сейчас получаю, смогут меня кормить ещё долгое время без привязки к месту, компании, без оглядки на мой возраст, вероисповедание и так далее.

С каждым днём укрепляюсь во мнении, что сделала правильно. Ко мне приходят заказчики с биржи Главреда, и я сама выбираю, с кем работать. Мне настолько нравится писать, что часто засиживаюсь перед компом. Хорошо, что уроки первоклассника переключают на другую жизнь.

Чтобы увидеть новые горизонты, нужно выйти на новую дорогу. Вот я и пошла

Твой ник в Телеграме — @kopypartner. Что вкладываешь в него?

Мне кажется, что автор или копирайтер — это прежде всего партнёр для заказчика. И отношения должны быть именно партнёрские — честное сотрудничество. Важно, с одной стороны, не заискивать, с другой — не позволять заказчику общаться директивно. Когда вы партнёры, результат проекта лучше.

Что считаешь своим главным достижением?

То, что удалось сохранить связь и хорошие отношения с теми людьми, которые для меня дороги. Я подолгу работала в компаниях и ценила коллег, которые делились опытом и с которыми было комфортно. Коллеги — это самое ценное, что у меня есть от всех работ. Даже не с точки зрения связей, а с точки зрения тепла и поддержки.

Кого ты считаешь своими главными учителями?

Своих родителей и детей. Родители не бросались словами — просто жили по совести, искренне любили и помогали всем, чем могли. А дети подсветили те стороны моего характера, которые нуждались в проработке. Например, я по своей природе нетерпелива: люблю получать быстрый результат. Но когда родилась дочь и мы делали первые поделки, сначала выходило «тяп-ляп» — хотелось бросить уже на этом этапе. Но я представляла, как ребёнок и дальше будет довольствоваться посредственным результатом — меня это не устраивало. Приходилось работать и над собой.

Чему ещё научило материнство?

С детьми я научилась убирать излишний перфекционизм.

Я стала мамой рано — мудрости явно не хватало. Синдром отличницы требовал вырастить отличницу и из дочки Насти. Но она не любила математику и восставала против требований «надо знать все предметы хорошо».

Я пересмотрела свои взгляды — это было непросто — и сосредоточилась на развитии сильных сторон ребёнка. Ей нравились иностранные языки и искусство — мы углубились в это. После школы она уехала учиться в Германию: сейчас живёт в Берлине, говорит на пяти языках, работает в юридической компании, пишет книгу и готовится сдавать государственный экзамен по юриспруденции в университете Гумбольдта.

Что пригодилось в жизни из работы в найме?

На первой работе я получила ценный совет, которого придерживаюсь вот уже 20 лет: живите так, чтобы оставить после себя добрый след, а не наследить. Именно так и стараюсь поступать: взвешиваю, как моё слово отзовётся людям, как мой поступок повлияет на репутацию компании, как мои эмоции отразятся на окружающих.

Живите так, чтобы оставить после себя добрый след, а не наследить

Какие у тебя планы в редактуре?

За последний год я определилась, что мне интересны сферы EdTech, инвестиции и строительство. Моя цель — найти компанию, в которой смогу развиваться в одной из этих отраслей. Мне хочется приносить пользу крупному проекту: расти в сильной и открытой редакции, где есть возможность обмениваться мнениями, тестировать разные версии продуктов, получать обратную связь и делиться открытиями.

Ещё один важный аспект — возможность работать удалённо, так как планирую параллельно развиваться как мама младшего школьника.

Пока версталось интервью, Ирина получила предложение о работе редактором в онлайн-университете Нетология и счастлива. Мечты сбываются, если в них верить и идти к ним.

Как бы ты себя охарактеризовала?

Много думала, кто я такая, и поняла: я создатель. Мне нравится работать над картиной, иллюстрацией, логотипом, самолётом или чем-то промышленным. Сейчас как раз учусь на дизайнера транспортных средств.

Что ты считаешь своим главным достижением?

Мне кажется, оно ещё впереди. Но есть достижения, которые меня греют. Например, я среди восьми лучших выпускников Бауманки 2020 года, финалистка «Студент года — 2018». Не могла поверить, когда сказали, что я в финале, потому что в Бауманке столько умных, интересных людей. Никто с кафедры дизайна до этого в финал не проходил.

Почему выбрала профессию промдизайнера, когда пришло время поступать в вуз?

Когда я поступала, мне очень нравилось работать с тем, что можно потрогать, например с макетом самолёта. Вдобавок промдизайнер — очень комплексная специальность. Например, у нас была задача придумать капсулу, куда человек заходит для медицинской диагностики. Нужно было подготовить концепцию объекта, разработать форму, продумать взаимодействие с человеком, сделать 3D-модель и визуализации.

Помимо универа, ты ещё где-то училась промдизайну?

По промышленному дизайну я курсы не брала, но многому научилась в студиях на реальных проектах, при работе с заказчиками. Вообще я прошла больше десяти курсов от разных компаний, например бизнес-курсы «Скорость» и «Сотка» в «Лайк Центре». Ещё училась иллюстрации в «Браш Гуру», дизайну интерфейсов в «Контентед» и анимации в школе рисования «Пиксель».

Насколько реально из другой сферы дизайна перейти в промышленный и что для этого нужно?

Сложно. Что-то, конечно, можно наработать со временем, но лучше получить специальное базовое образование, чтобы усвоить подход и наработать специфичные навыки. Из промдизайна в интерфейсы и графдизайн перейти легче, потому что все базовые знания для этого уже есть.

Я знаю, что ты и сама уже обучаешь. Расскажи, как и где.

Я часто бывала спикером на конференциях и курсах: обучала преподавателей промдизайна в «Кванториуме» в «Сколково», выступала в Бауманке лектором по дизайну, учила верстать, делать плакаты, логотипы.

Периодически получаю сообщения от людей, которые нашли моё видео на Ютубе о том, как сделать макет самолёта. Думала открывать свою школу, но решила: пока это не то, на чём хочу фокусироваться.

Ещё я была руководителем в нескольких проектах: ведёшь проект и по ходу нужно кого-то из участников доучивать и направлять. Это тоже похоже на преподавание.

В целом преподавать мне очень нравится. Мне легко общаться с людьми. Я скорее экстраверт, чем интроверт. Днём, по крайней мере.

Расскажи, зачем участвовала в олимпиаде «Я — профессионал» и что она тебе дала?

Студенткой я вообще участвовала во всём, в чём можно. На олимпиаду готовила проект дирижабля. Сделала хорошие рендеры, презентацию, даже макет, хотя он не требовался. Макетом проще думать и легче прийти к решению формы.

На олимпиаде были отдельные категории дизайна: промышленный, интерьерный, коммуникационный. Потом организаторы объединили все эти категории, и получилось, что я победила во всём направлении «дизайн». Так случайно стала лучшим дизайнером всего российского бакалавриата 2020 года.

Обычно я не нацеливаюсь на выигрыш, не жду его. Участвую ради процесса, чтобы напрячь все силы и сделать то, что иначе не сделала бы. На олимпиаде я попала в среду, в которой комфортно развиваться. А ещё мне заплатили за выигрыш — купила новый ноутбук.

Дирижабли, которые ты представляла на олимпиаде, были учебным проектом?

Нет, проект был рассчитан на внедрение. Для этого мы с партнёром основали в 2020 году стартап TFA (The Future of Airships) и собрали команду, которая базировалась в Бауманке. За год успели провести большое исследование, собрать несколько систем дирижабля, типовую схему его конструкции, подготовить макеты, получить несколько патентов.

Чтобы понять состояние рынка дирижаблей, пообщаться с инвесторами, узнать о конкурентах, организовали круглый стол на мероприятии HeliRussia в «Крокус Экспо» весной 2021 года.

Но я ушла из проекта, сейчас он продолжает двигаться без меня.

Почему ушла?

Был период депрессии. Я тогда не могла очень много работать, решила, нужна пауза. К тому же у нас был конфликт с сооснователем.

Это одна из самых грустных тем для меня сейчас. Дирижабли были для меня тем, что я хотела бы продвигать в жизни. Потому что воздухоплавательные аппараты намного более перспективные, чем самолёты и вертолёты. Они экологичнее, удобнее, экономически более целесообразны. Над этим проектом было интереснее всего работать.

Делать плакат или логотип мне тоже нравится, но это не настолько большая задача, чтобы меня полностью поглотить. Летательный аппарат — это абсолютно другое, особенно когда ты собираешь команду, отвечаешь вообще за всё, что происходит. Ощущение, будто ты меняешь мир. Это намного сильнее вдохновляет, ради этого ты каждый день встаёшь.

В твоём портфолио есть и другие проекты. Какие из разработок в промдизайне реализованы в готовый продукт?

Корпусная мебель: шкафы, мебель для детских. Было произведено около ста шкафов.

Я делала корпус для нескольких маяков, установку для лаборатории.

С компанией Bawlton уже несколько лет сотрудничаем и сделали несколько итераций кухонного оборудования. Я разработала дизайн робота-повара и интерфейс для него.

Ещё делала для студии Славы Саакяна стенд, он был представлен на выставке «Армия — 2020». Заказчик — компания «Форт», стенд демонстрировал её продукцию.

Это то, что могу вспомнить сразу.

В промдизайне ты сотрудничала только с российскими клиентами или ещё с зарубежными?

С зарубежными тоже, из Штатов. У заграничных заказчиков требования выше, производство развито лучше, дизайнеров больше и конкурентное поле намного сильнее. Мне кажется, там делают проекты на более высоком уровне, чем в России.

Заказчиков в России намного меньше, чем за границей.

Ты ведь можешь работать на зарубежные компании дистанционно, разве нет?

Можно работать в промдизайне удалённо, но самый кайф — офлайновое присутствие. Когда делаешь прототипы, макеты ручек и смотришь, какая удобнее. Ты придумал кроссовок, а потом ещё 10 его модификаций. Технолог произвёл их все, и теперь нужно померить, потрогать. Можно делать промдизайн удалённо, но это просто заработок — не эмоциональное вложение в работу, а мне не хочется мелочиться на таком.

Переезжать ради промдизайна я пока не готова. На российском рынке можно хорошо обосноваться, если предлагать свою продукцию. У меня были попытки попасть в «Икею» и «Теслу», но пока не удалось.

На каком направлении дизайна ты сейчас больше фокусируешься?

На брендинге. В основном это комплексный брендинг: не только логотип, но и, например, футболки, сайты. Могу добавить промдизайн и сделать фирменные стенды или кружки.

Где-то полгода назад у меня был очень сильный кризис: я поняла, что мне не хочется делать коммерческий промдизайн. Я это хорошо понимаю и умею, но ощущение, будто это не то. Вот пример задач, которые может решать промдизайнер в России: дизайн корпуса для электроники, дизайн корпуса для робота, дизайн пульта управления для МЧС, — такие задачи часто падают. Они сугубо технические, очень локальные. А мне интересно что-то более эмоциональное: мебель или летательный аппарат — что-то цельное.

Мне кажется, одна из моих сильных сторон — метафорическое мышление, а для прома оно не особо нужно. Для корпусов необязательно переосмысливать образы. Поэтому я буду уходить к своим продуктам. Сейчас работаю над коллекцией своих ламп. Мне хочется, чтобы это было скорее искусство, чем утилитарный промдизайн. Ещё с коллегой делаем коллекцию свечей и подставок для них. Они тоже эмоциональные, отсылают к прошлому, создают уют.

В брендинге в России намного больше заказчиков, чем в проме. Больше спрос, более развитый рынок

Я так понимаю, ты прошла этап разочарования в промдизайне. Как это случилось?

Как раз когда была длительная депрессия.

Дело в том, что зарплата у промдизайнеров в несколько раз ниже, чем, например, у дизайнеров интерфейсов. Хороший, уверенный дизайнер интерфейсов может получать 300 тысяч рублей в месяц. Промдизайнер — вряд ли, если говорить про дизайн-студии. Это грустно.

Чтобы делать интерфейсы, нужно пройти трёхмесячный курс и научиться работать в Фигме. Она очень простая, интуитивно понятная, в первый же день можно что-то собрать.

Чтобы сделать станок, нужно четыре года учиться в вузе, и не только дизайну — теоретической механике, теории машиномеханизмов, сопромату… А потом ещё учиться всю жизнь. Нужно и форму понимать, и технологию, и конструкцию, и эргономику, и цветовые кодировки в станках, потому что они не как в нормальном мире.

Во мне тогда накопилось много эмоций, которые были задавлены работой с сугубо техническими задачами. Стало очень тяжело. Я уходила в арт, рисовала иллюстрации. Дала себе время, чтобы разобраться, куда пойду дальше.

Ты запускала мерч для тех, кто расстался. Это тоже был поиск себя? Расскажи историю проекта.

Идея возникла несколько лет назад, когда я рассталась с молодым человеком. Было очень больно и обидно, куча злости и на себя, и на него, и на то, что так произошло. Меня захлёстывала масса непонятных негативных эмоций. Все по-разному избавляются от них. Кто-то пишет музыку, кто-то — стихи, кто-то идёт к психотерапевту (это я тоже делала). Но мне очень нравится выражать эмоции через проекты. Подумала: было бы здорово сделать так, чтобы девушки выплёскивали свой негатив через одежду. Покупаешь футболку, походила в ней месяц, отметила на трекере расставания месяц — отдала эту футболку или выкинула. Так ты будто очистилась.

Но проект запустила позже, когда рассталась уже со вторым молодым человеком. Было бы странно делать футболку: «Ты первый в моём чёрном списке», когда рядом тот, с кем у тебя всё хорошо. Я думала: вот запущу проект, а вдруг мы расстанемся? Мы расстаёмся, и я такая: ну всё, это знак. Где-то за месяц появился и фирменный стиль, и фотосессия, оформили всё.

Я до сих пор не до конца поняла, было ли это арт-высказывание — сделать такой мерч, которого ещё нигде нет. Или это был бизнес. Я этот проект делала и запускала в бизнес-школе.

Сейчас не знаю, буду продолжать его или нет, потому что тема сложная и энергозатратная. Я решила: пусть сейчас остаётся аккаунт мерча в Инстаграме. Захочу — продолжу, а нет — по крайней мере, я попыталась и поверила, что могу такое создать.

Ты работала и в брендинге, и в проме, и в интерфейсах, и мерч свой создала. Какая самая прибыльная сфера в дизайне?

Вообще самое прибыльное — быть свободным художником, к которому обращаются ради того, чтобы он сделал что-то в своём стиле. Например, как Покрас Лампас.

Если говорить про работу в найме, если не ярко выраженный стиль, то самые высокооплачиваемые — дизайнеры интерфейсов. Там есть позиции на 400 тысяч рублей и больше.

У меня самый крупный проект был в промдизайне и стоил примерно 300 тысяч рублей.

Бралась ли ты за некоммерческие проекты?

Да! Бралась, и приходилось помучиться.

Вообще, если заказчик не готов платить, скорее всего, он не ценит твою работу. А значит, будет просить поиграть со шрифтом, с цветом, не знаю, с космосом, добавить блёстки на макет. Представь: сидишь за компьютером, рисуешь, а сзади стоит клиент, кладёт руку на мышку поверх твоей руки и двигает. Ты просто исполнитель.

Хотя у меня было несколько очень удачных некоммерческих проектов. Например, редизайн логотипа для волонтёрского отряда Центрального музея Военно-воздушных сил в Монино. Я там долго была волонтёром.

Было много успешных некоммерческих проектов в Бауманке. Я там работала в СМИ и делала афиши для внутривузовских мероприятий. Это оказалось очень хорошей площадкой для экспериментов, потому что ощущение такое: мне не платят — могу делать что хочу. Плюс раньше такие проекты были нужны, чтобы портфолио набить.

Что для тебя неудачный проект?

Мне кажется, когда ты себе что-то пообещал, а потом некачественно или плохо выполнил.

У тебя такие были?

Честно говоря, у каждого дизайнера есть проекты, когда он просит клиента: никому не говорите, что это делал я. Вроде начинается всё хорошо, и ты думаешь, что получится хороший результат, а потом что-то ломается. Допустим, заказчик вносит такие изменения, после которых всё рушится.

Ты обычно идёшь на компромисс и принимаешь такие правки?

Бывает, что проект очень нравится, прям откликается в тебе, с клиентом давние, хорошие отношения. Тогда можно сделать, как он просит, показать и сказать: я считаю, так будет хуже. И вы придёте к результату, который и тебя устроит как дизайнера, и его как владельца бизнеса.

Есть клиенты, с которыми ты поработал и больше не хочешь. Нет желания этот бизнес упаковывать, эмоции вкладывать. В таких случаях я обычно заканчиваю работу. Если нужно, адекватные правки мы делаем, неадекватные обговариваем, после этого прекращаем сотрудничать.

Иногда лучше просто сделать правки и закрыть проект, чем отстаивать свою точку зрения. Если это не суперважный для меня проект, я не буду биться за какой-нибудь слайд.

С точки зрения правок какая область дизайна самая изматывающая?

Логотипы. Однажды заказчик вносил столько изменений, что, когда мы доделали логотип, компании уже не было.

Я начинала с маленьких клиентов, которым нужен логотип за несколько дней. Это кошмар. Небольшой бизнес — два собственника и один работник. Они садятся и накидывают идеи. В итоге получается «франкенштейн», с которым тебе нужно что-то сделать. Лучше бы там было просто написано слово «лилия», чем эта лилия была бы в круге, и в ромбе, и с какой-то символикой, как герб. Иногда нужен хороший простой шрифт.

Есть такая фраза у клиентов: «добавить что-то интересное». Я представляю, как в «Икее» сидит дизайнер логотипа, к нему подходит собственник и такой: «Слушай, давай добавим на логотип стул, чтобы это было интереснее. Или шторы». Но ведь логотип должен быть лаконичным!

Заказчик вносил столько изменений, что, когда мы доделали логотип, компании уже не было

Как ты относишься к критике своей работы?

Больше, чем я, её вряд ли кто-то может критиковать. Но до сих пор остаётся сращивание с работой: кто-то сказал, что работа плохая и неоригинальная, значит, я плохая и неоригинальная. Наверное, любой творческий человек срастается с тем, что создаёт.

Правда, меня перестала сильно трогать эмоциональная критика в духе «всё плохо, некрасиво, неправильно, так никто не делает». Я повзрослела и поняла: если человек так говорит, он пытается за мой счёт повысить самооценку. Мол, продавил меня — чувствует себя молодцом. Такое я уже не воспринимаю. А объективной критики стало больше, как и хороших, опытных коллег. Они подскажут, чего я не заметила. Я приму это и сделаю лучше.

Чьё мнение о твоей работе для тебя самое ценное?

Двух моих главных преподавателей: Тимура Бурбаева, арт-директора Студии Лебедева по промдизайну, и Славы Саакяна, у которого я училась в Бауманке и в Высшей школе экономики. Он много работает с формой, у него своя дизайн-студия.

Ты завидуешь кому-то лично или профессионально?

Где-то год назад из-за того, что было в личной жизни, я фокусировалась на парах, у которых всё хорошо. Вот встречаются 9 лет, поженились, и я такая: «Блин… а вот я рассталась». Сейчас для меня отношения не являются чем-то гиперважным, не влияют на то, как я оцениваю свою жизнь.

С профессиональной точки зрения я смотрю на тех, кто свободно проявляется, выкладывает проекты и не думает, как на них отреагируют. Если можно это назвать завистью, я завидую тем, кто может свободно выражаться.

Что, по-твоему, важнее для дизайнера: вдохновение или дисциплина, талант или усердие?

Я очень долго верила, что можно сесть и сделать. Мне с детства нравится мужественная литература, например Джек Лондон, про преодоление себя, силу воли. Я профессионально 9 лет занималась плаванием, и самодисциплина мне хорошо знакома. Но не так давно я поняла, что если я просто расслабляюсь и доверяю тому, что из меня исходит, то проекты получаются намного лучше.

Я знаю дизайнеров, которые вне зависимости от вдохновения выдают результат. Но еслине вложить душу, если этот результат вытащить из себя, получается хуже.

Я отношусь к дизайну как к искусству. Нужно настроиться, подготовить атмосферу, сесть, чтобы было комфортно, походить подумать. Временами нужно ничего не делать.

Кому, на твой взгляд, не подойдёт профессия промдизайнера?

Тем, кому нужны чёткие требования. Заниматься дизайном — это как стоять в огромном поле, вокруг разбросаны брёвна и нужно собрать дворец. Очень много неизвестных. Эта профессия — я смотрела по коллегам, одногруппницам — не подходит тем, кто не может сымпровизировать, дофантазировать.

Есть дизайнеры, которые работают строго по требованиям, но их никто не знает, потому что они делают посредственные вещи.

Что для тебя самое трудное в работе?

Научиться отдыхать. Помню, на втором курсе я в макетной мастерской в Бауманке полгода с нуля делала макет самолёта. Просто нравится всё, что летает. Ко мне подошла девочка из магистратуры и говорит: «Ты так много работаешь, я тебя вижу на твоих парах, на наших, на дополнительных. Постоянно рисуешь, что-то проектируешь. Надеюсь, ты никогда не выгоришь». Я хорошо помню тот момент.

У меня было выгорание на пятом курсе. Очень сильное, но оно было связано не столько с дизайном, сколько с тем, что в целом происходило в жизни. Я привыкла, что работаю в дизайне на удовольствии, но тогда ничего не хотелось делать. Приходилось работать через силу, иначе подведу заказчиков или работодателя.

Каков главный дизайнерский грех?

Использовать Comic Sans. Этот шрифт был разработан для маленькой собачки, которая появлялась в интерфейсе в случае ошибки или для подсказки. Его создатель поставил задачу придумать дурацкий шрифт, лёгкий, игривый, только для собачки. Но теперь его повсюду применяют. Тот дизайнер страдает, потому что шрифт для собачки используется на плакатах и визитках, хотя абсолютно для этого не предназначен. И многие другие дизайнеры тоже страдают. Хотя если его используют непрофессионалы, то ничего страшного.

А главный принцип дизайнера?

Знаю, что бы я ответила год назад: главное — делать что-то для мира. Не оторванное от мира, а полезное. Но сейчас я скорее скажу: делать то, что чувствуешь, и дарить это миру. Это больше художественная задача. Это про самовыражение, переосмысление. Дизайнеры работают по-разному, и сейчас я проверяю, какой подход будет давать лучший результат.

Ты сейчас говоришь про свой путь в профессии, а я имею в виду базовый принцип для всех дизайнеров. Как «не навреди» у врачей.

Возможно, чувство меры.

Что ты обещаешь себе сделать или изменить в 2022 году?

Хочу принять себя такой, какая я есть в качестве дизайнера. Не пытаться брать заказы, которые делать не хочу. Не пытаться работать с клиентами, которые мне не близки по духу. Заниматься тем, что идёт изнутри. Уловить это, понять и довести до результата, которым я смогу делиться с людьми.