Художественная литература бесполезна для редактора?

Не соглашусь. Чтение поддерживает в тонусе наши мозги, поэтому полезно для всех, в том числе для редакторов. Оно защищает от деменции, развивает воображение, тренирует внимание и память. Это доказано исследованиями. Один из примеров — статья в научном журнале «Неврология».

Пишущим специалистам чтение помогает формировать «автоматическую грамотность». Под ней я понимаю визуальную память: когда человек читает много грамотных текстов и без дополнительных усилий запоминает, где нужны знаки препинания и как правильно писать слова. Конечно, таким способом не добиться безупречной грамотности, но гуглить правила точно придётся меньше.

По этой теме у меня есть личный опыт, инверсионный. Я год вычитывала безграмотные тексты — описания для карточек товаров. Задачей было исправлять пунктуационные, орфографические и грамматические ошибки, чтобы материалы было не стыдно публиковать. Занималась этим с 9:00 до 18:00 пять дней в неделю. Итог: через год такой практики сама стала писать с ошибками. Начала стопориться на элементарных вещах, перепроверять простые слова. Теперь на безграмотные тексты реагирую, как вампир на святую воду.

Какие художественные средства можно применить в коммерческих текстах?

Какие понравятся: от аллегории до эпитетов. Художественные книги — источник приёмов, которые применимы в любом тексте с поправкой на контекст. Представим, что у копирайтера стоит задача написать несколько слов для баннера о скидках в магазине. Автор возьмёт на вооружение парцелляцию и вместо «Распродажи» напишет «Праздник. Скидки. Новый год». Это абстрактный пример, но по нему видно, что текст на уровне структуры стал интереснее.

Ещё из книг и произведений искусства можно и нужно брать смыслы, идеи и метафоры. Например, метафоры помогают придумать интересную иллюстрацию, сильный ход в статье, провести параллели. Можно сравнить продукт с «Чёрным квадратом» Казимира Малевича, если вы заметили, что он такой же минималистичный, революционный и прогрессивный.

Как книги помогают развивать софт-скилы?

Смотря какие: внимание, логику, эмоциональный интеллект. Если говорить про последний, то книги помогают лучше понять чувства и поведение людей. Авторы обычно подробно описывают и называют эмоции персонажей. В процессе чтения мы запоминаем их, проживаем с героями: вместе радуемся, злимся и грустим. Благодаря этому глубже понимаем природу человека: как он действует в разных ситуациях, что при этом испытывает, каковы мотивы его поступков.

Эмоциональный интеллект важен в работе. Например, редактор оставляет правки автору. Зная о вспыльчивости человека, он напишет комментарии сдержанно и заботливо. С одним автором он может шутить, другому будет писать сухо. Софт-скилы необходимы в работе с людьми, и один из способов их развить — чтение художественной литературы.

Ещё книги делают людей спокойными. В СМИ перебор с плохими новостями, а литература помогает убежать от негатива, погрузиться в виртуальную реальность и расслабиться. В итоге возвращаться обратно уже не так больно.

Как думаешь, почему некоторые люди считают художественную литературу бесполезной?

Думаю, причина в том, что многим из нас с детства вколачивали мысль о пользе чтения. А почему оно полезно — не объясняли. Просто говорили: «Читай, это нужно и важно». У многих остался неприятный осадок, и нет понимания, почему читать классно.

Некоторым людям везёт: они находят книгу, которая зажигает огонёк интереса к чтению. К ним приходит понимание, что не вся литература нудная, что за обложкой могут скрываться целые миры. Другие так и не находят «ту самую» книгу, поэтому не читают совсем и предвзято относятся к литературе в целом.

Есть мнение, что беллетристика способствует развитию графоманства. Что думаешь об этом?

Это сомнительно с точки зрения логики. Не все читающие люди — графоманы, поэтому нельзя сказать, что между чтением и графоманством есть прямая связь.

В графомании как в явлении нет ничего ужасного. Хочет человек писать такие тексты — пусть пишет. Проблемы начинаются, если редактор страдает графоманий и переносит свою страсть на рабочие проекты. Наша работа — не самовыражаться, а решать задачи клиентов.

Я думаю, что причина проблемы не в литературе, а в неправильном отношении к своему ремеслу. Нужен адекватный взгляд на профессию, понимание, что труд коммерческого редактора далёк от занятий литературного писателя. В плане работы мы гораздо больше похожи на парикмахера или юриста, чем на прозаика.

Причина проблемы — в неправильном отношении к своему ремеслу

Я встречала копирайтеров, которые романтизируют профессию и воспринимают себя как писателей. Распознать таких людей просто: они остро реагируют на правки. Воспринимают любые комментарии так, будто другой человек портит их творение.

В одном из постов в блоге ты говорила: «Если не работается, можно обратиться к искусству». Как ты видишь процесс обращения к нему?

Когда есть задача и нет идей, что писать, искусство можно использовать как отправную точку. Вы найдёте её везде — не только в художке, но и в музыке, картинах. Главное — чтобы возникали ассоциации.

Проиллюстрирую мысль. Мы в универе иногда выполняли такое упражнение. Нужно было придумать, например, необычную тематику корпоратива. У преподавателя лежали стопки с журналами. Каждый студент брал по одному из них, закрывал глаза, открывал журнал на случайной странице и тыкал пальцем в случайное место. Попадал, к примеру, на картинку с ананасом. Затем прокручивал в голове ассоциации и связывал их с заданием. В итоге получалась идея для корпоратива в тропическом стиле или в стиле фруктового сада.

Аналогично для тренировки мозга можно использовать книги. Открываем случайную страницу и выбираем любую строчку. Выписываем фразу и встраиваем её в текст. Можно выписать несколько случайных слов из книги и сложить в единый абзац.

Например, мы выписали слова: хлопо́к, пирожки со сливовым повидлом, Фёдор Михайлович, Орисаба, лилейнораменная, благовония. Вот какой текст может получиться:

Мой рецепт хорошего утра — горячий душ, пирожки со сливовым повидлом и хорошая книга. Душ уже принят, поэтому я наливаю ароматный чай из трав (боги, он приятнее любых благовоний!) и достаю из дедушкиных запасов томик Фёдора Михайловича. Хлопок. Из книги выпадает тоненькая стопка рисунков.

Я знала, что дед хорошо рисовал, но никогда не видела его работ, а теперь в руки попались целых три карандашные зарисовки. Листки оказались подписаны. На первом была изображена лилейнораменная Гера — по виду древнегреческая дива из мифов. На втором красовался величественный вулкан Орисаба. С последнего листа на меня смотрел портрет девушки, милой и застенчивой. Подпись гласила: «Валя». Получается, это портрет молодой бабушки! На душе внезапно потеплело, и утро стало особенно хорошим.

Обращаешься ли ты к другим видам искусства в работе, например, к музыке или живописи?

Картины и музыку я использую для творческого импульса, ведь на этом уровне достаточно просто ассоциаций. Можно без подготовки прийти в галерею, посмотреть на картины. Что в голове появилось, то использовать в работе.

Например, после очередного похода в музей у меня родилась идея для статьи об изделиях русских мастеров. Материал вышел на сайте интернет-магазина и набрал 74 тысячи просмотров — для спонтанного контента неплохо, я считаю.

Как искусство влияет на твоё отношение к профессии?

Благодаря искусству я стала легче относиться к ситуациям, когда моя работа кому-то не по душе. В галерее мне нравятся не все картины, хоть они и были написаны признанными мастерами. Но если я не оценила работу высоко — это не значит, что она плохая. Я перенесла это на тексты и облегчила себе жизнь.

Нужно ли гнаться за количеством прочитанных книг?

У меня непопулярное мнение на этот счёт. Евгений Викторович Жаринов — литературовед, писатель, доктор филологических наук — считает так: «Невозможно читать „для общего развития“, потому что „общего развития“ не существует в принципе. Развитие может быть только глубоким». Я с этим согласна.

Книги нужно уметь читать. Чтение вредит, когда человек гонится за количеством, читает поверхностно, не изучая контекст: кто автор, в какое время он писал и что заложено в книге, помимо сюжета. Поверхностное чтение создаёт у человека иллюзию образованности, но на самом деле умнее он не становится — только самомнение вырастает. Действительно глубоких идей и знаний человек не получает.

Чтение вредит, когда человек гонится за количеством

По каким критериям определить, что чтение помогает в работе?

Критерии зависят от поставленной задачи. Если человек читает, чтобы увеличить словарный запас, достаточно сравнить тексты на старте и после некоторого времени чтения книг. Что оцениваем: стало ли меньше тавтологии, появились ли новые слова в лексиконе.

Допустим, вы хотите удивлять читателей яркими метафорами или параллелями. Принцип тот же: сравниваем тексты до начала чтения и после. Задаём себе вопросы: «Есть ли метафоры или параллели в речи? Они уместны или притянуты за уши?»

Осознанный подход к литературе добавляет мотивации читать.

ㅤ

Посоветуй ресурсы, которые помогут в изучении искусства.

Идеи, что читать и смотреть:

• «Шуфлядка» — рассылка с короткими рассказами для тех, кто всегда занят;
• «Иноекино» — канал про фильмы, которые редко увидишь;
• «Тут картины показываем» — канал про живопись;
• «Возмутительное искусство» — скандальные произведения и эпизоды из жизни авторов.

Разборы и теория:

• Лекции Евгения Жаринова;
• Лекции Дмитрия Гутова;
• «Культура-рф» — просветительский проект, посвящённый культуре России;
• «Арзамас» — проект о культуре, истории, литературе и не только;
• «Нож» — журнал об искусстве и науке;
• «Как слушать музыку» — книга о том, как подступиться к классике. Внутри есть QR-коды с аудиоиллюстрациями;
• «Парнасский пересмешник» — новеллы из истории мировой культуры. Автор ведёт одноимённый телеграм-канал.

Как считаешь, почему люди не интересуются искусством?

Есть подозрение, что некоторые люди просто не догадываются, что искусство им интересно. Они обходят его стороной, часто сознательно из-за негативного опыта в детстве или потому что считают, что книги, музыка, литература — для избранных. Либо они с классическим искусством никогда не соприкасались, поэтому нет понимания, зачем это нужно.

Когда частичка искусства попадает в человека, происходит заражение: человек начинает читать, узнавать, размышлять. Иногда, чтобы запустить этот процесс, нужен случай или идейный вдохновитель.

В контексте книг идейным вдохновителем может выступить литературовед. Я уже называла Евгения Жаринова. Очень советую его лекцию «Сто великих книг». Из неё вы узнаете, зачем читать, правда ли это нужно, почему не всякая книга полезна. Уверена, на одном видео вы не остановитесь, захочется слушать ещё и ещё.

Нужно ли заниматься чтением, если человек не питает к нему интереса?

Если человек понимает, что желания нет, — нет и смысла заставлять себя. Чтение без интереса будет неглубоким, бессознательным и породит только иллюзию начитанности. Заниматься стоит тем, что вызывает хотя бы минимальное любопытство. Тогда будет и удовольствие, и польза.

Почему ты сменила юриспруденцию на редактуру?

Я давно хотела стать журналистом, но после школы поступить на журфак не получилось: для зачисления нужны были публикации. Затем обстоятельства сложились так, что я пошла на юридический факультет и с горем пополам отучилась.

Думала, что сначала закончу юрфак, а потом пойду учиться той профессии, которая мне нравится. Но юриспруденция затянула — я решила остаться. Пошла работать в частную фирму: один день в неделю мы консультировали граждан в приёмной депутата, а в остальные дни принимали клиентов в нашем офисе.

Работа увлекала меня, но я морально уставала. Я впечатлительный человек, поэтому часто приносила домой чужие проблемы. Из-за этого пришлось сменить место работы.

Я ушла в корпорацию составлять иски, приказы и отчёты, ездила в суды представлять компанию. А через год снова вернулась к мысли о работе с текстом.

Чем именно юриспруденция увлекла тебя?

Во время учёбы я считала работу юриста скучной: нужно работать с бумагами, переписывать одни и те же документы по 100 раз. Я представляла юристов как людей в костюмах, которые целый день сидят в судах либо консультируют клиентов в офисе.

В первый год работы мои взгляды изменились. К нам приходили люди, которым мы помогали писать обращения, решать вопросы с жильём, возвратом денег по договору, доплатой пенсии. Мне стало интересно, потому что я решала реальные проблемы, а не копалась в документах.

Как юристы и их клиенты относятся к инфостилю?

В приёмной у нас был готовый шаблон, по которому люди писали обращения: «Уважаемый Иван Иванович, обращаемся к Вам с проблемой», а дальше шли формулировки. Текст получался водным и попахивал канцеляритом.

Клиенты ничего не понимали из шаблонов. Когда мы писали в прокуратуру, стандартной была формулировка: «С целью оперативного реагирования просим принять меры». Люди просили разъяснить смысл написанного, но всё равно продолжали писать обращения с такими сложными оборотами.

Иногда клиенты приносили исписанные листы А4 и просили переписать понятный текст языком канцелярита. Многие люди старшего поколения, когда приходят к депутату, думают, что с ним нужно говорить официально. Поэтому они просят усложнить текст. Им почему-то кажется, что так принято и это статусно, — они хотят писать более высокопарно.

В компании, из которой я сейчас ухожу, руководителями стали бывшие госслужащие, которые не могут писать по-другому. Для них тот, кто пишет просто, — плохой специалист.

Однажды мне поручили заполнить сайт компании кейсами и информацией об услугах. Я не была редактором, не была автором — мне просто дали задание как младшему юристу объективно описать деятельность фирмы. Я написала текст простым языком с учётом того, что клиенты — обычные люди. В итоге меня попросили всё переделать, так как на сайт могут зайти юристы и ужаснуться нашему непрофессионализму.

Стоит ли популяризировать инфостиль среди юристов и чиновников?

Нужно избавляться от чиновничьего языка, потому что обычным людям его сложно понять. Например, стоит пересмотреть тексты наших законов. Они написаны не по-человечески: в них куча сложных оборотов, одно предложение иногда занимает строк десять, если не больше.

Я пишу статьи для «Право-ру». Первые мои тексты были немного заумными, с формальными оборотами. Я считала: раз аудитория — юристы и бизнесмены, для них многие термины привычны. Оказалось наоборот. В первых правках слова, которые мне как юристу казались обычными, просили упрощать. Нельзя писать чересчур сложно: не зазорно употребить слово «получили» вместо «взыскали». То есть юридический текст нужно немного упрощать.

Как считаешь, юристы используют канцелярит по привычке или намеренно?

Думаю, использование сложных, завуалированных оборотов и штампов в речи — это чаще привычка. Но иногда этим пользуются, чтобы намеренно пустить пыль в глаза или казаться умнее.

Однажды нам по ошибке прислали чужое письмо: указали не тот адрес. Вместо того, чтобы ответить отправителю просто, нам пришлось написать: «В ответ на Ваше письмо филиал такой-то сообщает Вам о том, что вышеуказанное Вами постановление было рассмотрено не в отношении нашего филиала, а в отношении другого филиала. В связи с чем мы просим…»

Я бы написала так: «Уважаемый Иван Иванович, постановление номер Х вынесено в отношении другого филиала. Перенаправьте по адресу». Всё.

Как правильно составить читаемый юридический текст?

Рассмотрим на примере обращения в суд.

Пишите максимально просто, если не знаете юридических оборотов. Главное, чтобы были указаны суть дела и реквизиты: ФИО, адрес и паспортные данные. Всё, что не относится к делу, не указывайте. Например, не рассказывайте о своей маленькой квартире, если спор касается покупки сломанного телефона.

В начале документа опишите ситуацию. Если вы заключили договор, пишите: «7 августа 2023 года мы заключили договор с Иваном Ивановичем».

Пишите кратко. Судья никогда не придерётся к тому, что у вас иск написан на один листочек, а не на 20. Условно: «Иван Иванович вовремя не поставил товар. Должен был поставить 7 августа, а поставил 20 августа. Мне товар уже не был нужен, поэтому я отказался от него. В связи с этим прошу вернуть 10 000 рублей».

Нумеруйте списки. Например, если в договоре нужно указать пять видов работ, не перечисляйте их через запятую. Начинайте каждый пункт с красной строки.

Не ставьте ссылки на статьи закона в середину текста. Ставьте их в начало абзаца и выделяйте курсивом, жирным начертанием или подчёркиванием. Также ссылку можно указать в скобках. Не цитируйте её полностью.

Выделять ссылки не запрещено. Иски пишут и для суда, и для второй стороны — ответчика. Судья поймёт, нужна ему эта информация или нет. А вторая сторона сможет открыть кодекс и посмотреть, что вы имели в виду.

Разбивайте текст на абзацы, даже если пишете от руки.

Что почитать редакторам и дизайнерам, чтобы юридически обезопасить свою деятельность?

Чтобы вас не обманули на работе, нужно почитать трудовой кодекс. Хотя бы основные положения. Это может помочь, например, в ситуации, когда в договоре указана меньшая сумма, чем обещал начальник. Если не обратить внимание на размер зарплаты в документах, вас могут обмануть. При этом начальник будет действовать абсолютно законно.

Редакторам советую изучить вопросы авторского права. Эта тема освещена в книге Максима Ильяхова «Своровали? Накажи!». В ней есть всё об интеллектуальной собственности. Автор доступным языком поэтапно описывает защиту интеллектуальных прав с примерами, рассказывает, как и куда обращаться.

Как повышать уровень юридической грамотности, чтоб не попадать в нештатные ситуации?

Я бы хотела, чтобы в старших классах преподавали основы юридической грамотности. Выпускники школ элементарно не знают, что такое подпись. Они считают: «Я сейчас чуть более криво распишусь — и никто не докажет, что это моя подпись, потому что в паспорте она другая». Школьники не знают, что почерковедческая экспертиза легко выявляет обман.

Или возьмём для примера кредиты. Некоторые думают, что кредит можно не платить, если на человека не записано имущество, потому что государству нечего забрать в таком случае. Это миф, но человек в него верит, потому что слушает телевизор, некомпетентных знакомых и не углубляется в вопрос.

Школьники ещё более уязвимы. В старших классах они начинают гулять, ходить на митинги, драться, курить в неположенном месте. До 14, а иногда 16 лет за детей отвечают родители, но ребята этого не знают. Например, им кажется, что за кражу наушников ничего не будет: «Я же ребёнок. Поймают — отдам». Но пострадавший может пойти в полицию, и тогда родителей виновного привлекут. Поэтому я считаю, что нужно разговаривать со школьниками — чем раньше, тем лучше. Незнание закона не освобождает от ответственности.

Нужно разговаривать со школьниками — чем раньше, тем лучше

Если случились неприятности, как выбрать хорошего юриста?

Не стоит безоговорочно верить юристам. Смотрите на отзывы. Спросите рекомендации у знакомых. Обращайтесь к проверенным специалистам, если есть такая возможность.

Изучите практику юриста. Когда он говорит, что провёл 100 подобных дел, попросите показать эти дела. Из них вы узнаете, кто был представителем и что решил суд.

Дела нужно проверять. Они всегда находятся в открытом доступе: многие фирмы выкладывают их на своих сайтах. Если в документе написано, что интересы представлял юрист Иванов В. В., а в конторе говорят, что он уволился в прошлом месяце, стоит насторожиться: не ворованные ли дела.

Есть фирмы, которые берутся за все проблемы подряд, независимо от того, могут ли помочь человеку. Они действуют исходя из принципа: «Если мы не возьмём это дело, клиент пойдёт в соседнюю контору и заплатит деньги там». Поэтому желательно всё проверять. А если на это нет времени, выбирайте крупные адвокатские конторы: лучше переплатить, чем обращаться к непроверенным контактам с «Авито».

Расскажи о своей новой работе.

Во время учёбы в Школе редакторов я параллельно проходила небольшие курсы на «Скил-капе» у Максима и Ирины Ильяховых. На одном из вебинаров я задала Ирине вопрос: «Я юрист, только учусь редактуре. Где мне найти работу?» Я не ожидала ответа, но получила его. Ирина сказала, что как юрист я могу попробовать писать для правовой аудитории. Она поделилась контактами Светланы Меркуловой — шеф-редактора портала «Право-ру».

Я обратилась к Светлане. У меня не было публикаций, поэтому она предложила написать тестовую статью. Я подобрала пять тем. Мы остановились на одной: как доказать в суде, что помещением человека или компании незаконно пользовались.

Это была моя первая статья. Я писала её на основе дела, которое вела в частной компании. Получилось три кейса. После двух правок статью опубликовали на сайте.

Как думаешь, автору нужно писать только на те темы, в которых он хорошо разбирается?

Юрист не разбирается во всех сферах. Когда он сталкивается с чем-то впервые, ему приходится открывать кодекс или юридическую практику и копаться в нюансах. Он потихоньку вникает, ищет детали и нащупывает пользу. Знать всё — невозможно.

В этом профессии редактора и юриста схожи. Редактору и автору не обязательно работать только с одной темой. Хороший автор должен уметь вникать в суть любого вопроса.

У меня нет цели писать только о юриспруденции. Например, мне безумно нравится писать о путешествиях. Раньше я много фотографировала и публиковала посты с гайдами на темы: «Что посмотреть в усадьбе Середниково», «Советы для тех, кто едет в Этномир». Ещё пыталась писать советы для тех, кто лепит из полимерной глины. Любая тема может стать интересной, если в ней хорошо разобраться.

Ты закончила первую ступень Школы редакторов. Насколько сложным было обучение?

Когда шла в Школу редакторов, читала отзывы Ирины Ильяховой и интервью бывших учеников в журнале «Кто студент». Многие говорили, что вечером после работы посвящали школе 2−4 часа.

Я занималась в свободное время в офисе и по вечерам. В среднем тратила на учёбу по пять часов в день на протяжении рабочей недели. В выходные старалась отдыхать, но иногда приходилось навёрстывать то, что не успела в будни. Это было похоже на полноценную вторую работу. Было сложно, но мне очень нравилось.

Редактура не вызывала проблем. Я читала «Пиши, сокращай» и проходила курсы Максима Ильяхова — знала, что такое информационный стиль и как его применять. С остальными дисциплинами я не была знакома.

В первый день, когда открыла типографику и вёрстку, сидела со шпаргалкой: учила, что такое кегль, интерлиньяж. Я постоянно в них путалась. В итоге стала распечатывать тесты и внимательнее их изучать: чертила линейкой отступы и измеряла соотношения интервалов. Так оказалось проще.

Кому посоветуешь Школу редакторов?

Основы работы с текстом и интерфейсами нужны всем, кто работает в медиа, особенно руководителям проектов. Полезно знать, как правильно оформлять сайты, карточки для приложений и соцсетей, делать презентации. Человек, не знающий основ типографики и вёрстки, просто не замечает своих ошибок и повторяет их. После школы все косяки видны — их уже невозможно игнорировать.

Почему ты стал редактором?

Думаю, я не мог им не стать. В школе мне нравилось писать и читать. Хотел быть журналистом, но решил, что карьеру построить не смогу. Поэтому выбрал другую профессию. Так я пошёл учиться на рекламу и пиар.

В 2016 году я узнал, что существуют биржи копирайтинга, и решил попробовать заработать на них. Писал то, что нейросеть уже заменила. Получал по пять рублей за тысячу знаков.

Позже стал читать «Пиши, сокращай» и изучать материалы в интернете про то, как писать. Тогда же узнал о Школе бюро и захотел поступить. В 2019 сдал конкурсное задание, но для бесплатного места мне не хватило баллов: их давали десяти первым студентам в рейтинге, а я был 11-м. До сих пор немного об этом грущу.

В школе я выстрадал первую ступень с тестами и отлично провёл время с заданиями на второй ступени. Даже успел написать статью для журнала «Кто студент» под псевдонимом Семён Шутёхин. На тот момент я был начинающим редактором, и сертификат второй ступени школы был хорошим бонусом.

Как ты совмещал учёбу в школе и работу в «Лайфхакере»?

В «Лайфхакер» я пришёл в июне, а учиться в школе начал в сентябре. Это была моя первая официальная работа с текстами. Я сделал тестовое, и меня взяли автором рубрики «Покупки». Нужно было писать обзоры товаров с «Алиэкспресса» и других сайтов.

Мне давали тему статьи. Допустим, ставили задачу написать про 10 странных товаров. Я искал что-то необычное, ставил ссылки и описывал продукты. Это был такой конвейер текстов. Например, однажды я делал подборку необычных секс-игрушек для мужчин. Коллеги из «Озона» недавно нашли эту статью и угорали: «Семён, мы не знали, что ты такой знаток».

Тогда я был начинающим автором, никак не связанным с редактурой в нормальном понимании: когда нужно редачить и заниматься процессами. У меня были простые задачи, на них было сложно вырасти.

Для «Лайфхакера» я написал больше сотни статей. Когда я закончил две ступени Школы бюро, попытался договориться с ребятами в редакции о более интересных задачах, но не сложилось. Тогда я ушёл.

Чем ты занялся после окончания второй ступени школы?

После Школы редакторов я пошёл на стажировку в агентство контент-маркетинга «Сделаем». Одна учёба сменилась другой. Друзья говорили: «Семён, ты много на себя берёшь. Ты же только что вылез из одной длительной истории и сразу лезешь в другую».

Тогда стажировка в «Сделаем» была бесплатной. Ребятам было трудно найти кадры для своих задач, поэтому они учили новичков сами. За два месяца стажёра превращали в автора, и он мог продолжить работу, если хорошо себя проявил.

Стажировка была устроена так: за человеком на неделю закрепляли редактора и проект, которым он должен был заниматься. Стажёр делал реальную задачу, но за неё не платили, и она обычно не выходила в печать.

Со мной вышло по-другому. На последнем задании редактору понравилось то, как я выполнил тренировочную задачу, поэтому работу опубликовали. После этого ребята из «Сделаем» позвали меня в команду.

У тебя есть диплом магистра по рекламе и пиару. Вышка помогает в работе?

Я окончил ВШЭ — одно из лучших мест в стране, где можно чему-то научиться у практиков. Общаться с преподавателями, которые работают в удовольствие и обучают молодёжь на понятном ей языке, — бесценно.

Иногда образование пиарщика помогает. В моей работе приходится много думать о бизнесе. Я понимаю, о чём идёт речь, когда коллеги на созвонах рассуждают о бизнес-моделях и теориях. Вспоминаю, как коллега сказала: «Суггестивный подход нам в этой коммуникации не поможет. Наше сообщение не станет волшебной пулей». Она сослалась на теорию Лассуэлла, что сообщение с большой вероятностью повлияет на человека и заставит его изменить поведение. Мы в вышке с этим разбирались, и я понимал, о чём идёт речь.

За четыре года ты вырос от автора подборок с «Алиэкспресса» до шеф-редактора «Озона». Как сделать карьеру за такой сравнительно короткий срок?

Найдите наставника. Мне с этим повезло. В «Лайфхакере» и агентстве «Сделаем» были редакторы, которые мне помогали. У меня были крутые главреды в «Сделаем» и «Озоне». Я многому у них научился.

Откройтесь новым знаниям. Некоторые авторы обижаются, когда редактор насыпает кучу комментариев к тексту. Нужно не принимать это на свой счёт, а открыто относиться к замечаниям: «Да, не получилось. Давай подумаем, как это лучше сделать в будущем».

Нужно разбираться, почему вам дали советы, почему они правильные, и не расстраиваться. Если вы видите положительный результат, значит комментарии — обычная часть работы. Нужно их анализировать и запоминать. Не думайте, что их оставляют просто так.

Проявляйте себя. В небольших агентствах пробуйте взять на себя часть новой работы. Там обычно все открыты к экспериментам.

В корпорации есть куча объективных ограничений: это большая компания, она работает по своим правилам. Но можно интересоваться бизнесом компании, ходить на встречи, общаться с людьми, предлагать решения. Компания может оценить инициативу.

Не жалейте времени. Сложно вырасти на первых этапах, если работать строго с 9:00 до 18:00. Баланс в жизни и работе — это круто, но я сторонник идеи, что в начале карьеры нужно много работать.

У меня бывают рабочие дни длительностью 12 часов. Я к этому отношусь нормально, потому что понимаю: сейчас я нахожусь на старте карьеры, нужно больше времени. Мне это позволяет здоровье и семейное положение: у меня нет детей. Я инвестирую время в работу, получаю новые знания, решаю задачи — всё это в будущем принесёт плоды. Никакого секрета успеха нет — нужно много и усердно работать.

Налаживайте связи. Нетворкинг решает, с ним проще. Нужно активно коммуницировать со всеми. Если вы на хорошем счету и на виду — вы первый, про кого вспомнят. Когда дело дойдёт до оценки вас как специалиста, люди скажут: «Он крутой. Мы его знаем. Он нам не только классные штуки делал, но с ним и в процессе было приятно общаться — давайте ещё что-нибудь вместе придумаем».

Для тебя редактура — творческая профессия?

Я из тех, кто считает работу редактора обычной. Творческие порывы могут мешать. Складывать буквы в слова и предложения — это навык. Каждый может освоить его на должном уровне, если потратит время. Ничего особо креативного в этом нет. Иногда получаю истинное удовольствие от того, что написал статью и смог красиво объяснить тему. Но я просто классно сделал задачу, поэтому радуюсь.

Редактору нужно много думать о бизнесе, а не о творчестве в тексте. Допустим, к нему приходит клиент и просит сделать рассылку. Редактор спрашивает: «А почему? Для чего это?» Может, заказчику не нужна рассылка, а достаточно баннера в личном кабинете или поста. Приходится не столько писать, сколько думать, как лучше передать информацию и как её усвоит аудитория.

Складывать буквы в слова и предложения — это навык

Как ты попал в «Озон»?

Когда я устраивался в «Озон», не понимал, чем конкретно буду заниматься. Если «Лайфхакер» был моим первым официальным местом работы, то «Озон» — моя первая корпорация.

Так сложилось, что я не умею пользоваться «Хедхантером». Как-то раз попробовал создать на сайте резюме, но редактор оказался неудобным. Тогда я пошёл искать работу в телеграм-каналах, потому что решил: «Если компания не может выложить вакансию в Телеграме, я в ней работать не буду».

Увидел пост на канале Светы Дучак о том, что в редакцию «Озона» нужен редактор в B2B. Всё было круто описано, поэтому я сделал тестовое задание — самое сложное в моей жизни: я потратил 10 часов. Оно было зубодробительным и неплохо проверяло навыки.

Потом я написал главреду Оле Старковой. Скинул ей тестовое, текст о себе и в конце написал что-то в духе: «Могу помочь почти со всеми задачами». Она спросила, что это значит, и я объяснил: «Если чего-то не знаю, разберусь и смогу помочь».

Моё тестовое приняли и позже рассказали, что отчасти меня взяли в «Озон», потому что мы совпали с главредом по вайбу, взглядам на жизнь и чувству юмора. Я не пытался сделать это специально, просто так получилось. С опытом вижу, что нормально общаться с работодателями — суперполезно. Одно дело быть крутым кандидатом, другое — быть ещё и классным человеком. Всем советую сразу нормально общаться с рекрутерами и главредами. Думаю, это даёт очки при карьерных движениях.

Тяжело было влиться в ритм корпорации?

Я устроился в «Озон» на должность мидл-редактора. Первое время занимался простыми задачами: писал рассылки о небольших изменениях, скрипты для поддержки, редактировал подводки для опросов и анкеты.

В онлайн-торговле есть высокий сезон и большие распродажи, которые проходят в конце года: «11.11», «Чёрная пятница», «Новый год». В это время все зашиваются от количества работы, потому что нужно обеспечить крутой сервис при возросшем спросе. Я пришёл именно в такой момент. Нужно было выполнить задачи, выжить и адаптироваться. Приходилось во всём разбираться самостоятельно.

Наш главред Оля Старкова считает, что лучше погружать людей через задачи. Хотя в «Озоне» много обучающих материалов и адаптационных курсов для новых сотрудников. Оля сразу дала мне реальные задачи, чтобы на них разбирать ошибки.

Адаптация в редакции занимает до полугода, потому что бизнес-продукт очень сложный. Работая в «Озоне» два года, я всё равно не знаю всех деталей о бизнес-процессах и каждый раз уточняю их у заказчиков других проектов. Как только я начал работать, решил побыстрее влиться в ритм. Можно было задавать вопросы коллегам в Джире, но я выбрал другую стратегию — звонил абсолютно всем.

Например, мне падала новая задача, и я писал заказчику: «Давай созвонимся, хочу задать вопрос голосом». Я приходил на созвон и честно говорил: «Привет. Я недавно работаю, пока ещё ничего не знаю. Расскажи мне, пожалуйста, что у тебя происходит. Извини за тупые вопросы, но мне надо разобраться». Заказчики очень хорошо реагировали и делились подробностями.

Чем ты занимаешься в директ-коммуникациях?

Наша редакция из 16 человек отвечает за большинство B2B-коммуникаций компании. В отделе несколько групп, у каждой разные задачи. Можно выделить два направления, которыми они занимаются: директ-коммуникации и юикс с «Базой знаний».

В директ-коммуникациях мы пишем и отправляем рассылки. Такое бывает не во всех редакциях: где-то авторы готовят текст и отдают его дальше на отправку. Но мы считаем важным самим отправлять все рассылки, потому что мы работаем в пиар-департаменте и отвечаем за репутацию компании.

Много рабочих процессов связано с консультацией продуктовых команд: рассказываем им, как лучше позиционировать продукты, какие решения лучше не принимать. Стараемся не просто писать тексты, но и взвешивать риски от изменений. Если что-то выглядит опасным, приходим к продуктовым командам: «Ребята, последствия могут быть такие-то. Вы уверены? Может, ещё подумаете?» Взгляд со стороны помогает бизнесу правильно позиционировать новые фичи.

В 2022 году у «Озона» сгорел склад на Новой Риге. Расскажи, как вы с этим справились?

Когда произошёл пожар, я меньше года работал в «Озоне». Тексты для коммуникаций готовила главред, а я наблюдал за её действиями. Мы вместе смотрели видео с нашим директором, которая давала интервью на фоне горящего склада, и думали: «Вот это жесть».

В такой ситуации пиар-департамент и команды от бизнеса начинают думать: «Что делать? Как объяснить партнёрам, что будет дальше? Какие решения мы им предложим?» В целом так разруливается любой форс-мажор, но какие обсуждения шли в момент пожара среди директоров — даже не могу представить.

В момент пожара «Озон» вышел к продавцам и честно сказал: «Да, склад горит. Деньги за товары мы вернём. Продолжаем отгружать товары покупателям с других складов. Вот сводка по тушению пожара на текущий момент». Потом продавцы писали в комментариях: «Смотрю на видео, как горит мой товар. Но я с вами, ребята. Спасибо. Уверен, что вы разберётесь». Их поддержка очень чувствовалась.

В пожаре на складе сгорело два блока из трёх. Третий блок сохранился, но не смог продолжить работу. Поэтому у нас был офисный добровольческий отряд: мы ездили на склад и помогали ребятам вывозить товары. Целый день таскали коробки и паковали их. За неделю на склад съездили несколько тысяч человек.

Я понял, как работает склад, увидел конвейеры и многоярусные этажи с посылками. Если в работе есть возможность посмотреть, как ведёт себя продукт в действии, — это круто. После поездки на склад я стал лучше понимать, как устроены процессы, за которые я отвечаю.

Как редакции справляться с форс-мажорами?

При форс-мажорах редактор и коммуникатор не должны паниковать. Нужно узнать, что произошло, как это повлияет на бизнес и продавцов, каков план действий, что можно сказать от лица маркетплейса, а что нельзя. Важно давать партнёрам чёткую инструкцию и не рассказывать им о ненужных технических подробностях.

Клиентам нельзя врать. В долгосрочной перспективе это плохо влияет на бренд и продукт. Главное — не врать ни коллегам, ни своей аудитории.

В 2023 году ты стал шеф-редактором. За какие направления ты теперь отвечаешь?

Сейчас у меня их два: СНГ и пункты выдачи. Как шеф-редактор направления по СНГ я контролирую исходящие коммуникации «Озона». В работе есть свои нюансы: в других странах иначе переводятся деньги, и не все функции «Озона» работают в СНГ. Они постепенно приходят туда, а я о них рассказываю.

Второе направление, которое у меня появилось, — пункты выдачи заказов. У «Озона» десятки тысяч пунктов по всей стране, и практически все они открыты по франшизе. С владельцами пунктов нужно постоянно общаться: меняются условия договора, процессы, появляются новые функции. Это занимает бо́льшую часть времени. Франшизы быстро растут, поэтому в моей работе есть атмосфера стартапа.

К чему ты хочешь прийти как шеф-редактор?

Я занимаюсь четырьмя странами СНГ: Арменией, Беларусью, Казахстаном и Киргизией. Мы общаемся с продавцами на русском языке, но я работаю над проектом, чтобы локализовать коммуникации. Допустим, согласно исследованиям, в Казахстане люди хорошо говорят по-русски, но читают с трудом. Они могут понять текст, но для этого нужно приложить усилия — не круто. Хочется прийти к тому, чтобы в каждой стране люди получали коммуникации на своём языке. Главная цель моей работы — чтобы всем с нами было хорошо или хотя бы понятно.

Чем занимается юикс-редактор в «Авито»?

Сейчас в «Авито» две продуктовые редакции: в Москве и Петербурге. Задачи у них отличаются. Московские ребята занимаются более классическим юиксом: пишут интерфейсные тексты для сайта и приложения.

Я работаю в петербургской редакции, и у нас юикс нетипичный: мы готовим статьи в раздел «Помощь», скрипты для чат-ботов и голосовых помощников, помогаем коллегам из поддержки с шаблонами ответов.

Кроме задач, у нас с «москвичами» немного отличается целевая аудитория. Наш клиент — человек, у которого возникли проблемы: объявление не публикуется, деньги списываются, профиль заблокировался. В этот момент ему особенно нужен чёткий юикс, чтобы понять, куда идти и что делать, чтобы решить свою проблему.

В подкасте ютуб-канала «Наташин юикс» ты упоминала, что ваши редакции быстро растут. Это происходит, потому что развивается компания или спрос на юикс-специалистов в целом становится выше?

Думаю, оба варианта.

Наша компания однозначно растёт. Два года назад я приходила в отдел из четырёх человек — сейчас нас 16 и есть открытые вакансии. Продукт развивается очень быстро. Под каждую новую большую возможность для пользователя нужен юикс-редактор, потому что его суперсила — это сценарное мышление. Нужно хорошо понимать, как что будет работать, предусмотреть, когда всё будет идти идеально и когда история отклонится в сторону. Важно думать об ошибках и о том, как их решать.

С другой стороны, вижу, что в целом вакансий юикс-редакторов стало больше: где-то ищут первого сотрудника в компанию, где-то, как у нас, расширяют отдел. Для тех, кто в поиске, могу посоветовать телеграм-канал «Юикс-редакторы, вы где?»

Под каждый проект нужен юикс-редактор, потому что его суперсила — сценарное мышление

Что должен уметь редактор, чтобы его не победила нейросеть?

Вряд ли редактору угрожает опасность со стороны нейросети. Пока нейросеть — это просто инструмент, который можно использовать только в определённых случаях.

У нас в «Авито» редактор не только пишет: он участвует в планировании проекта, формирует позиционирование идеи, анализирует юзер-флоу. Редактор выбирает, где именно и в каком формате нужно создать контент для пользователя, снимает промежуточную статистику текста по бизнес-метрикам.

Написать текст — только часть работы, но даже её нельзя передать нейросети. Потому что вместе с ней нужно передать весь контекст, в который редактор погрузился специально для этой задачи.

Расскажи про чат-ботов. Что это такое и зачем они нужны бизнесу?

Если мы говорим конкретно про «Авито», то у нас это устроено так: человек спрашивает что-то в поддержке, ему отвечает сотрудник или робот — чат-бот. Бот работает по сценариям, которые продумывает юикс-редактор. Если запрос связан с одним из сценариев, бот может задать несколько уточняющих вопросов и дать ответ.

Признаюсь, я очень люблю чат-ботов. Это большая часть моей работы, и я вижу в использовании ботов потенциал — не только для бизнеса, но и для всех нас как пользователей.

Я вижу в использовании ботов потенциал — не только для бизнеса, но и для всех нас как пользователей

У ботов есть три важных преимущества.

Экономия времени. Бот и скрипты для него прописаны заранее, поэтому ответ приходит мгновенно. Все внутренние проверки, которые помогают боту определить, кто перед ним, тоже проходят за несколько секунд. Так, например, мы можем не просить у пользователя номер отклонённого объявления, а самостоятельно найти его в профиле.

Безошибочность. При корректном сценарии бот всегда выдаёт правильные ответы, здесь нет человеческого фактора.

Агент поддержки может ошибиться, неправильно проконсультировать, дать неактуальную информацию: мы все люди, темпы работы в поддержке высокие, регламенты довольно сложные. У бота не бывает тяжёлого рабочего дня или проблем дома. Дать корректный ответ — его единственная задача.

Отсутствие эмоций. Боты в какой-то степени играют роль эмоционального щита: они ограждают ребят из службы поддержки от нервных потрясений. Поскольку чат-бот — это робот, ему гораздо проще разговаривать с людьми раздражёнными, злыми, кричащими, ведь ему всё равно. Если человек хочет покричать, то пусть лучше кричит в бота.

Как понять, что при работе с чат-ботом всё было сделано правильно?

Есть один несложный тест: нужно встать на место пользователя — и всё будет понятно.

Я как юикс-редактор знаю, как работает сервис, но моя задача — объяснить это пользователю на его языке. У человека одна конкретная проблема, и он хочет понятное решение, а не лекцию о том, как у нас здесь всё устроено.

Чтобы решить такую задачу, принципиально важно знать пользовательский контекст: откуда человек пришёл, что он уже видел в интерфейсе, какой следующий шаг. И ещё обязательно самому пользоваться продуктом: то, что нарисовали на бумаге, иногда может повести себя непредсказуемо в реальности.

Нужно встать на место пользователя — и всё будет понятно

Как вы измеряете эффективность бота?

О чат-боте не забывают сразу после того, как он был сделан. Через пару недель мы смотрим, какие вопросы от пользователей приходили, корректно ли на них отвечал бот. Проверяем, в каких случаях робот переводил на агента поддержки и почему не смог разобраться сам.

Если есть очевидные массовые проблемы, дорабатываем сценарий. Например, если появился новый вопрос, с которым часто приходят. А если очевидных проблем нет, смотрим аналитику: замеряем количество обработанных запросов, удовлетворённость пользователей, сравниваем с результатами других ботов.

В Америке мужчина создал чат-бота «Грушеньку», который стал его виртуальной девушкой. Как думаешь, могут ли боты полностью заменить человека в будущем?

Я совершенно точно не жду, что это явление станет массовым. Когда человек понимает, что с ним разговаривает бот, первая эмоция, как правило, — раздражение. Люди чувствуют себя обманутыми.

Чтобы сделать шаг по отношению к роботам от негатива к интересу, нам понадобится довольно много времени и большая работа. Поэтому я даже немного восхищаюсь мужчиной, который решил, что человек и робот могут быть равнозначными партнёрами уже сейчас. Это интересный кейс.

В «Авито» уже вышли на уровень, когда люди нормально относятся к ботам на сайте?

Здесь важно понимать, что отношение пользователя и бизнеса к роботу — это две разные точки зрения, и они не всегда будут пересекаться. Бизнесу нужно, чтобы бот автоматизировал часть работы и снял нагрузку с людей. Пользователю нужно решить свою проблему. Если запрос нетипичный или коммуникация не сложилась, бот ничем не сможет помочь, что закономерно вызовет негатив. Это неизбежно.

Но есть и приятные моменты. Иногда я вижу переписки с явным отношением к боту, как к человеку: с ним шутят, разговаривают вежливо, просят не расстраиваться, если не получилось решить вопрос. Мне как разработчику логики и скриптов это приятно. Кажется, что есть попадание в тон и настроение: человек видит, что ему хотят помочь, и отвечает соответственно.

Какими навыками должен обладать человек, который разрабатывает чат-ботов?

Я уже называла сценарное мышление, но есть ещё несколько важных моментов, которые помогут при разработке чат-бота.

Способность продуктивно общаться с экспертами. Нужно понимать, какая информация нужна, что и у кого можно спросить. Важно применять правило открытых вопросов: формулировать их так, чтобы нельзя было ответить «да» или «нет». Иначе можно уйти ни с чем.

Например, когда мы пишем статью про новую фичу, мы можем спросить у эксперта: «Когда фича появится у пользователей? Что делать, если функция не работает?»

Пример плохого диалога:
— Эта фича работает так?
— Ага.
— А пользователям про неё расскажут?
— Угу.

Внимательность и дотошность. Всё, о чём мы не подумали сейчас, что посчитали очевидным, вернётся позже. Только уже в виде фидбэка от пользователей или потока обращений в поддержку.

Представьте, что на «Авито» появилась новая возможность и мы решили о ней рассказать. Продакт-менеджер принёс ответы на вопросы пользователей. Мы их упростили, переписали — статья готова. А через месяц выясняется, что статья никому не нужна: пользователи хотели получить другие ответы. Например, о том, как включить функцию или проверить баланс.

Если бы мы заранее провели коридорный тест и собрали сложные кейсы, мы смогли бы помочь пользователям. Но из-за того, что мы не выяснили, какие на самом деле проблемы возникают у людей, работу придётся доделывать.

Умение работать с текстом. В юикс лучше приходить с опытом работы в текстах, иначе одновременно придётся подтягивать скилы по двум направлениям: и в тексте, и в юиксе. Это тяжело. Базово редактор должен: понимать, какую задачу решает его текст; дружить с внутритекстовой логикой; видеть канцеляризмы и сложные обороты, чтобы не использовать их. В ботах ещё есть своя специфика, которую тоже придётся учитывать, например диалоговость и структурность сообщений.

Желание помогать пользователям. Равнодушие, как и забота, в продукте хорошо считывается. Элементом заботы может быть ответ на незаданный, но очевидный вопрос или автоматизация — когда человека не просят рассказать то, что система и так о нём знает.

Допустим, мы отклонили объявление и тут же даём человеку инструкцию: объясняем, что сделать для восстановления. Или присылаем пользователю уведомление, которое он ждёт: «Вы нам писали, потому что у вас не получилось опубликовать объявление. Мы всё починили — попробуйте снова».

С чего лучше начать людям, которые хотят работать с чат-ботами?

Ко мне периодически приходят ребята и просят посоветовать какой-нибудь курс. Я всем говорю: «Курс не нужен — ищите проект, потому что лучше настоящего проекта ничто не научит».

Для начала можно попробовать написать маленького бота в Телеграме. Просто чтобы понять, насколько вам вообще интересно выстраивать логику, работать со сценариями и диалогами.

Курс не нужен — ищите проект

Если всё-таки хочется начать с теории, рекомендую несколько книг и каналов по юикс. Особенно люблю дизайнерские: юикс- и юай-дизайн начал развиваться гораздо раньше, чем редактура, а принципы у нас общие.

Каналы про дизайн:

• «Юикс-хорн»,
• «Про удобство»,
• «Поясни за юикс»,
• «Клиентский опыт: инструменты и методы».

Каналы про текст:

• «Кнопочка»,
• «Спросите Киру»,
• «Таня прочитала»,
• «Плавучая редакция»,
• «Инструменты редактора»,
• «Редач. Для юикс-писателей и всех, кто пишет».

Книги:

• Тори Подмаерски «Стратегия создания юикс-текстов». Рассказывает, как изучить аудиторию и понять цель текста. Помогает выбирать подходящие читателям слова.
• Джон Уэлен «Дизайн пользовательского опыта». Максимально просто объясняет, как работает наше восприятие и что нужно знать, чтобы сделать продукт интересным для пользователя. Всё с примерами из пользовательского опыта.
• Кирилл Егерев «Этой кнопке нужен текст». Помогает тем, кто только собирается в юикс-редактуру. Много прикладных кейсов, примеров удачных и неудачных текстов в интерфейсе.
• Патрик Ленсиони «Пять пороков команды». Показывает, как слабые софт-скилы могут развалить команду сильных специалистов и какой нужен руководитель, чтобы нейтрализовать эти командные пороки.
• Женя Арутюнов «Сложный дизайнер». Рассказывает о культуре труда и профессионализме. Книга подходит не только дизайнерам: есть главы о том, как не бояться что-то делать, о трудных клиентах и даже о главном секрете взаимопонимания. Можно купить книгу со скидкой, если внимательно читать сайт.

Ты училась на первом потоке Школы редакторов. Какие остались впечатления?

С одной стороны, я безмерно хвалю себя за то, что я пошла в школу: это круто изменило мой взгляд на редактуру как процесс и дало приличный буст для роста.

С другой стороны, я понимаю, что тогда мне было рано, потому что от школы я взяла меньше, чем могла бы взять сейчас. Тогда мне казалось, что все эти истории, которым нас учили, — переговоры, юридические ограничения, дизайн — они не для меня. У меня не было проектов, в которых я могла бы тренировать навыки. Я пришла учиться писать и училась: взяла знания, которые касались текстов, а остальное отодвинула в сторону. Как говорится, я ещё никогда так не ошибалась.

Были изменения после школы?

После школы произошли перемены. Как раз в тот момент случилась вспышка любви к Главреду: все хотели тексты минимум на 9 из 10 баллов. Для меня это не было проблемой — я легко находила такие проекты и получала заказы. Писала про шлакоблоки и жилищные комплексы, о которых ничего не знала. Заказчикам нравилось, а для меня это была лёгкая подработка. Фраза «я училась у Максима Ильяхова» работала волшебным образом.

Сейчас понимаю, что ошибалась: проекты были низкоуровневыми, навыки редактора в них не использовались никак, а время было упущено. Зато я точно могу назвать это точкой старта, из которой легко было двигаться вперёд.

Повлияла ли учёба в Школе редакторов на то, как ты работаешь сейчас?

Не могу сказать, что школа повлияла на мою деятельность напрямую, потому что прошло очень много времени. Я сменила много работ и везде научилась новому.

С другой стороны, Школа редакторов точно стала хорошей базой и лучшим обучением из всех, которые я проходила. Школа не считала своей целью всем понравиться и дать студенту ощущение «ого, да я и так довольно хорош». Она была вызовом. Учащимся помогали, но в конечном итоге всё зависело от них.

Думаю, я хотела бы вернуться туда, чтобы попробовать снова всё это пройти, но уже по-другому: понимая, кем и как я хочу работать.

В чём сила редактора?

В заботе и любви к пользователям. И ещё — в желании сделать лучше, чем было до тебя: в текстах, процессах и команде.

Как проходило твоё обучение во Франции?

Во Франции я закончила магистратуру по специальности «Международная торговля со странами Восточной и Центральной Европы». Училась два года в городе Ренн.

Во время учёбы я ходила на лекции по маркетингу, методам анализа рынка, менеджменту, праву и статистике. Делала проектные работы по исследованию рынка. Переводила официальные торговые документы с французского на русский. В конце каждого года магистратуры устраивалась в региональную компанию, чтобы пройти практику.

На первом курсе практика длилась два-три месяца. Я стажировалась в фирме, которая производила алюминиевые лодки. Среди моих задач были: анализ конкурентной среды, поиск клиентов за рубежом, подготовка к участию в выставках и форумах.

На втором курсе я стажировалась в автомобильной компании на протяжении четырёх месяцев. Мне нужно было разобраться, в какой стране организации лучше открыть филиал. Для этого я анализировала конкурентов и состояние автомобильного рынка, искала программы господдержки.

Во время стажировки были необычные задания?

Моя практика была разнообразной. Один из примеров необычного задания — редизайн сайта лодочной компании. Нужно было помочь ей отстроиться от конкурентов и упростить общение с клиентами. Мы с командой набросали идеи, написали ТЗ и обратились в дизайн-студию. По нашему проекту дизайнеры разработали личный кабинет, где клиент мог удалённо отслеживать этапы производства его лодки. К отчётам прикреплялись фотографии, чтобы повысить доверие заказчика.

Также мы с командой продумали логику устройства каталога продукции. Мы сфокусировались на главных потребностях клиентов. На сайте появились разделы с прогулочными лодками, катерами для профессиональных целей и дайвинга.

Какой уникальный опыт дало тебе обучение во Франции?

Я получила огромный опыт командной работы. Преподаватели давали задания, которые студенты должны были выполнять только в группе. Например, таким был один из проектов по менеджменту. Нас разделили на группы по пять человек. Нужно было выбрать международную компанию и проанализировать её бизнес-стратегию, изучить конкурентов.

Изначально я хотела работать одна. Мне казалось, что в группе ответственность размывается. Преподаватель всё же настоял на своём и определил меня в команду. Он был прав. Весь объём задач я бы не осилила сама: мы с одногруппниками написали работу на 100 страниц.

Наша команда изучала бизнес-модель компании «Убер». Руководители группы взяли основную работу на себя, а мне дали задание провести PESTEL-анализ. Было немного обидно, потому что мне хотелось больше задач. Например, подготовить презентацию для защиты проекта. Но я поняла, что тянуть одеяло на себя — значит идти на конфликт. Когда проект довели до конца, я убедилась, что общее дело важнее личных амбиций.

Что помогало тебе налаживать контакт с однокурсниками?

Гибкость. В моём идеальном мире работа разделена поровну, но в жизни так не бывает. А перекладывать ответственность я не люблю: такой у меня характер. Приходилось притираться к людям, потому что сотрудничество длилось не день-два, а месяц или семестр.

Например, в одном из проектов по статистике нас разделили на группы по четыре человека. Двое из команды легкомысленно отнеслись к заданию: не стремились к точности в графиках и расчётах. Это тормозило работу, так как результаты анализа приходилось перепроверять. Ситуацию осложняла дружба с этими студентами: было важно не испортить отношения. Поэтому основную часть заданий мы выполнили вдвоём с другой сокурсницей.

Открытость. Мне интересно говорить с людьми, быть в гуще событий. Когда я приехала учиться во Францию, хотела погрузиться в культурную среду. Вместо переезда в общежитие, где было много соотечественников, я сняла комнату в квартире с французскими студентами. Cтремилась больше общаться с местными, а не кучковаться в русскоязычной тусовке.

Я хотела узнать французов лучше, познакомиться с новыми людьми. В свободное время я путешествовала, посещала экскурсии культурного центра, как тьютор проводила занятия по профориентации для студентов-первокурсников. Одного только изучения языка недостаточно, чтобы понимать иностранцев. Нужно погружаться в их ритм жизни.

Изучения языка недостаточно, нужно погружаться в ритм жизни

Чем ты занималась после магистратуры?

После магистратуры я вернулась в Петербург и устроилась в ИТ-компанию «Виэм-рус». Она разрабатывала ПО для резервного копирования данных. В компании я занималась продлением поддержки: обзванивала базу швейцарских клиентов, узнавала их впечатления о продукте, предлагала продлить лицензию. Мне приходилось общаться с представителями коммерческих организаций, больниц, школ, университетов, администраций. Я училась выяснять потребности разной аудитории, объяснять клиентам преимущества поддержки и делать допродажи. А через год я перешла в отдел нового бизнеса: искала клиентов, проводила деловые встречи и вела сделки.

Ты боялась получить отказ или нарваться на нервного клиента при обзвонах?

Нет, швейцарцы очень деликатные. Они не выказывают раздражения, если испытывают его. Во многом проявляют заботу. Например, однажды я поехала на встречу к партнёру не из основного списка. Он очень обрадовался моему приезду, провёл мне экскурсию по офису, всем меня представил и даже сделал мне подарки. От швейцарцев не ждёшь негатива ни во время звонков, ни на деловых встречах.

Я часто стрессовала из-за неоправданного давления со стороны компании: ей важны были метрики по количеству и продолжительности звонков. Это казалось мне контрпродуктивным, потому что мешало глубже погружаться в проблемы клиентов. Я не хотела, чтобы из-за статистики страдало качество сервиса.

Где ты находила возможности для новых сделок?

Я работала с клиентами из франкоговорящей части страны — Романдии. Это регион на западе Швейцарии, где большую роль играют знакомства и доверие. Людям важен нетворкинг, понимание, с кем они имеют дело. Особенно если стоит вопрос о резервном копировании и защите данных. Поэтому я училась налаживать контакты.

Подготовить почву для новой сделки часто удавалось на офлайн-мероприятиях. Одно из таких — ежегодный форум «Вим-он-тур». На встрече инженеры рассказывали о новых продуктах, а в перерывах сейлзы должны были поговорить с гостями. Я подходила к партнёрам и клиентам, общалась с ними о новинках, ИТ-инфраструктуре.

На мероприятие приходили в основном клиенты из текущей базы, чьи нужды мы знали. Но в разговоре можно было затронуть другие боли. Например, рассказать про защиту «Майкрософт-офис 365», поговорить о восстановлении данных из резервных копий. Это помогало продвинуть всю платформу, а не отдельный продукт, внедриться в компанию клиента и установить долгосрочные отношения.

Какими правилами переговоров ты пользовалась на практике?

У меня было несколько собственных принципов.

Я не доставала клиента любой ценой. Это значит, что я не названивала людям без повода. Всегда опиралась на историю взаимодействия с заказчиком, а не выполняла метрики бездумно. Например, звонила реже или только тогда, когда действительно было, о чём поговорить. Если мне нужно было позвонить клиентам со сделками от определённой суммы, я сначала проверяла историю сотрудничества и только потом решала, стоит ли звонить. Для меня звонок клиенту — это не просто галочка в статистике.

Настойчивость — хорошая черта продажника, но она не должна переходить в навязчивость. Не стоит названивать человеку без повода, заставлять его приходить на дополнительные презентации. Навязчивый продажник, который предлагает решение в отрыве от проблем клиента, признаётся в профессиональном бессилии.

Придерживалась принципа «не в порядке». Я часто сомневалась в себе и своих знаниях. Даже когда понимала, что клиент неточно высказался о продукте. Я не строила из себя умника, а перепроверяла информацию и мягко преподносила её собеседнику. Если была бы чересчур «в порядке», могла задеть клиента и потерять доверие.

Не спешила соглашаться с заказчиком, а сначала разбиралась в проблеме. Однажды клиент пожаловался мне на техподдержку: сказал, что операторы игнорируют его вопросы. В этой ситуации я сообщила ему, что разберусь, и начала изучать ситуацию.

Пообщалась с обеими сторонами. Выяснила, что поддержка писала клиенту несколько раз с предложением созвониться, но письма затерялись в почте. Тогда я объяснила всё заказчику и предложила обсудить проблему. Если бы я сразу предъявила претензии коллегам, я бы не разрулила ситуацию, а вдобавок испортила бы с ними отношения.

Важна ли работа команды, ведь по факту клиентам звонит один человек?

Регион Швейцарии, за который я отвечала, раньше считался самым провальным. Но когда собралась шикарная команда, мы постепенно стали лидерами. В течение года меня каждый квартал номинировали на лучшего сотрудника. А когда мы успешно закрывали коммерческий год, нам дарили поездки за границу.

Поначалу у команды были проблемы с коммуникацией. Со мной работали трое коллег из Швейцарии и один из России. Мы не до конца понимали обязанности друг друга. Каждый работал по отдельности, чтобы закрыть свои собственные цели. Общей стратегии у нас не было. Из-за этого случались конфликты.

Однажды меня пригласили на встречу со швейцарской частью команды. Я в свою очередь подтянула российского коллегу. Мы поговорили, и стало ясно, что открытое общение поможет наладить работу: невозможно закрыть квартал на 150%, когда каждый трудится в одиночку.

Мы стали созваниваться раз в неделю: обсуждали сделки, обменивались новостями, шутили. Со временем работа наладилась. Я поняла, что важно делиться успехами и не стесняться проговаривать проблемы. Сила команды — в общении.

Что ещё помогает добиваться успеха в продажах?

Настрой на долгосрочные отношения. Бывает, что после бесплатных презентаций клиент исчезает и возвращается только через год. Его не стоит терять из виду: то, что он не купил продукт сейчас, не означает, что он никогда его не купит. Необходимо приглашать клиента на встречи, конференции, выходить на его коллег, чтобы прощупать новые потребности.

Глубокое погружение в продукт. В ИТ-сфере нельзя просто приносить клиенту брошюрки и говорить заученными фразами. Важно понять проблему, перевести её на язык продукта, а обратно вернуть решение. Поэтому следует много общаться с командой.

Например, я всегда задавала вопросы инженеру, если запрос был непонятным. Если у клиента был открыт тикет на поддержку, обращалась к нашим специалистам, чтобы разобраться в проблеме. После таких консультаций я лучше ориентировалась в теме и могла помочь клиенту.

Проактивность. Я часто действовала самостоятельно, без указания сверху. Например, находила в базе данных «заброшенных» лидов, читала историю общения с ними, звонила этим людям вхолодную. Так удавалось заключать новые сделки и расширять присутствие компании в регионе.

Также я составляла списки клиентов по индустриям. Таким образом изучала устройство их бизнеса, типичные боли. Это помогало готовиться к холодным звонкам в другие компании того же сектора.

У тебя была работа с высокой зарплатой, соцпакетом и дружным коллективом. Почему ты отказалась продолжить карьеру?

Я давно задумывалась о смене деятельности. Моя работа была увлекательной, но интенсивной. Каждый квартал личные показатели обнулялись — приходилось заново двигать сделки, искать клиентов.

Бывали рабочие созвоны во время отпуска. Иногда коллеги вызванивали клиента в аэропорту, чтобы подтвердить сделку за час до закрытия квартала. Такой темп мне нравился, но он не оставлял времени и сил на личную жизнь.

Почему ты решила поступить в школу?

Мне всегда была интересна работа с текстом, поэтому я начала искать курсы по редактуре. Выбрала Школу Бюро Горбунова: знания структурированы, процесс делится на ступени, а длительность учёбы не превышает года.

Я никогда раньше не работала с русским языком, но хочу попробовать. У меня есть желание благодаря редактуре делать то, чем я буду гордиться:

1. Писать полезные статьи для клиентов, которые горят своим делом.
2. Продвигать бизнес, улучшать жизнь людей.
3. Делать информацию из сложных сфер доступной для читателей. Например, помогать людям разбираться в музыке.
4. Заниматься более сложными форматами, такими как художественная литература.

Хочу видеть результаты своей работы. Редактура — это тот уровень, когда содержание деятельности важнее материальных благ: зарплаты, ДМС и других плюшек.

Редактура — это тот уровень, когда содержание важнее материальных благ

Ты работала корректором в журнале «Кто студент». Почему выбрала именно эту роль?

Я хотела работать в журнале и долго думала, попробовать ли себя в качестве главреда. Но когда открылся конкурс, решила в нём не участвовать: волновалась, что не буду успевать совмещать главредство со второй ступенью. Поэтому выбрала роль корректора. Хотя мои корректорские навыки поначалу были слабыми: я долго копалась в справочниках в поисках правил. Всё перепроверяла, так как в русском языке много исключений.

Как справлялась с нагрузкой?

Успевать помогал чёткий график, который мы выстроили с главредом Валерией Цабиновой. Я получала статью в четверг и готовила её к субботе. Дедлайн на второй ступени тоже был по четвергам, поэтому я успевала сдавать задания и заниматься корректурой.

Важную роль сыграл настрой на работу с главредом. Мы совпали по темпераменту и подходу к работе: был энтузиазм, взаимное доверие, желание сделать качественный и полезный материал, умение выслушать другую точку зрения. Меня настолько пёрло, что я могла встать в субботу в шесть утра, чтобы созвониться с Валерией и обсудить транслитерацию.

Для меня роль корректора была идеальной: я участвовала в жизни журнала, но не была нагружена чрезмерно. Я многому научилась и теперь не боюсь сложных задач. Работа в «Кто студенте» — самое лучшее воспоминание об учёбе в Школе редакторов.

Интервью с Ириной Михеевой от 2019 года

Чем вы сейчас занимаетесь?

Я целиком погрузилась в корректуру. В основном работаю в «Палиндроме» — ребята делают крутые бренд-медиа. Вычитываю тексты для «Кинжала» и для «Кода». Работаю в редакции «Горящей избы». Иногда работаю над книгами.

Вычитываю всё, где есть текст: бренд-медиа, соцсети, пуши, уведомления. В «Палиндроме» я сначала была единственным корректором, но агентство растёт со страшной силой, поэтому теперь нас пятеро. Я руковожу нашим мини-отделом: подбираю новых корректоров, контролирую работу и результат. Но дальше в руководителя я не хочу расти. Мне нравится развиваться по горизонтали, а не по вертикали.

Чем больше я узнаю, тем чётче понимаю, как много ещё предстоит узнать. Когда все вокруг говорят, что я крутая и хорошо разбираюсь в корректуре, внутри меня голос шепчет, что это не совсем так. Корректорское мастерство — это бездна знаний, в которой можно копаться бесконечно. Поэтому мне бы хотелось продолжать самой вычитывать и развиваться в таком ключе.

Почему вы решили остановиться именно на корректуре?

Я плотно занялась корректурой лет шесть назад. Начинала работать в офлайновых местных изданиях и автором, и редактором, и корректором. Потом пришла в «Пейпер плейнс» как редактор-корректор и автор контента для соцсетей. Начала углубляться в редактуру и поступила в Школу редакторов. Тут я быстро поняла, что редактура — точно не моё.

Мне интересно работать с чистым текстом: не рулить людьми, не выстраивать организационные процессы, не подбирать иллюстрации. Корректура — это чистый текст.

У меня случился икигай — это по-японски. Слово означает концепцию, которая графически представляется как диаграмма из четырёх кругов. Первый круг — то, что нравится делать. Второй — то, что получается делать хорошо. Третий — то, что полезно и нужно людям. Четвёртый — то, что приносит деньги. На пересечении всех кругов случается икигай.

Я поняла, что шаг вправо, шаг влево — гармония нарушится: или денег будет меньше, или мне это не будет нравиться, или я буду хуже справляться, или это будет бесполезная ерунда. Так я определилась с профессией.

Как корректору не вмешиваться в редактуру текста?

Это сложный момент. Корректор последним смотрит текст перед публикацией, поэтому подмечает детали, которые все остальные уже пропустили. Я считаю, что корректору нужно иметь редакторскую прошивку в голове, чтобы он видел текст многогранно и подмечал редакторские косячки. Он не должен править, но он должен это видеть.

Корректор не должен сам вмешиваться в текст, где дело касается смыслов. Но он может отметить спорный момент с комментарием: «Возможно, это нужно поправить». Такое часто встречается. Редакторы могут что-то пропустить, и я подсвечиваю в тексте: «Смотрите, здесь слово неправильное выбрали». Я не могу это слово исправить, заменить другим, потому что это не в моей компетенции.

Недавно в редакции писали о каком-то музее, и в тексте я увидела примерно такое предложение: «Там много антропологических экспонатов, в том числе череп мамонта». Я пишу: «Ребята, мамонт — не антропологический экспонат». Сама я переписать не могу, потому что надо будет менять слова. Поэтому я отмечу, а автор с редактором разберутся.

Бывает, корректор вмешивается чересчур. Например, у меня есть корректор, который любит переписывать предложения, потому что его что-то смутило. Я ему объясняю, что переписывать не стоит, но следует предложить изменения в качестве комментариев.

Полезно, если корректор умеет замечать редакторские ошибки. Но в то же время нельзя это вешать на корректора как обязаловку, потому что у него своя работа. Смотреть на текст как редактор и как корректор приходится по-разному. Нельзя одновременно редактировать и корректировать текст за один подход. Поэтому заставлять корректора ещё и редачить — это навязывание двойной работы. Но хорошо, когда он замечает такие штуки. Я выбираю въедливых корректоров в команду: если увидят нестыковку в тексте, не пройдут мимо.

Как эффективно взаимодействовать корректору и редактору?

Границу между зонами ответственности можно нащупать только в процессе диалога. Нужно предлагать решения и слушать аргументы друг друга. Корректор не враг редактора. Редактор не главнее корректора. Они должны работать в связке, чтобы сделать хороший текст.

Редактор и корректор должны работать в связке, чтобы сделать хороший текст

Если корректор говорит, что написание слова недопустимо и это ошибка, то редактор должен уступить. Если редактор настаивает на заглавных буквах в некоторых словах, потому что следует редполитике, то корректор уступает. В голове можно ворчать и быть недовольным, но редполитики надо придерживаться.

Считаю, что корректору необходимо участвовать в составлении редполитики проекта. У нас были случаи, когда в редполитику входили конкретные ошибки — писать порядковые числа без наращений или ставить точку вместо десятичной запятой. Редактор такие правила принял, корректору не показал. Из-за этого в дальнейшей работе случаются сложности. В редполитике не должно быть вещей, которые прямо нарушают правила русского языка.

В редполитике не должно быть вещей, которые прямо нарушают правила русского языка

В «Палиндроме» корректоры участвуют в создании редполитик проектов. Мы не можем давать людям образец неправильного написания, исходя из каких-то своих соображений. Наши медиа — это авторитеты в информационном пространстве. Люди будут думать, что так писать можно, если в «Кинжале» или «Трудовой обороне» написано. Поэтому я принципиально настаиваю на соблюдении правил, чтобы мы не делали ошибок и не транслировали их аудитории.

Какие навыки корректора самые важные?

В корректуре хард-скилы имеют первостепенное значение. У нас не бывает джунов, и это интересная особенность.

Если мы выбираем в команду автора или редактора, то при хороших софт-скилах у кандидата можем дорастить специалиста сами. Если человек понимает задачу, умеет задавать вопросы, схватывает пользу, то через пару месяцев хорошо вырастет из джуна. Сначала мы будем давать ему несложные задачки и погружать постепенно — качать его харды.

У корректоров не может быть джунов, потому что нельзя вычитать текст немножко, наполовинку или взять в работу простую задачку. Даже в несложном с редакторской точки зрения тексте мы не можем спрогнозировать набор правил языка, которые нужно будет использовать корректору. Он уже должен знать максимум.

Ситуация иногда переворачивается целиком: мы берём хорошего по хардам корректора и учим его софтам. Например, однажды взяли корректора с очень хорошими хардами, но со сложностью в коммуникации. Я долго учила его нетоксичному общению с коллегами, объясняла, что нельзя со своими вопросами лезть в личку к людям в час ночи. Это, кажется, простые вещи, но человек их не понимал. Сейчас всё нормально, он вник в процессы.

Сколько нужно знать, чтобы стать корректором?

Порог входа в профессию достаточно странный. С одной стороны, это не школьная и даже не университетская стандартная программа. Нельзя просто так в моменте стать корректором, потому что в школе была пятёрка по русскому. Это другой подход к тексту.

Недавно пришла девушка с желанием работать корректором. Где-то узнала о такой профессии, а у неё в сообщении ошибки, пробел перед запятой и прочая жуть. Когда мы сказали, что корректор — это не только «ча-ща» и «жи-ши», она искренне удивилась. Уровень знания языка должен быть высоким.

С другой стороны, невозможно выучить всё. Что-то учить и не надо вовсе — это ещё одна хитрость профессии. Мы пользуемся кучей справочников. Есть «Правила русской орфографии и пунктуации» от 56-го года. Есть правила орфографии и пунктуации, которые написаны Институтом русского языка Российской академии наук. Есть правила, написанные Дитмаром Розенталем — справочник по русскому языку. Есть справочник Аркадия Мильчина. Всё это всегда лежит под рукой.

Даже самый прокачанный корректор не может знать все правила и исключения нашего языка. Но он должен так хорошо ориентироваться, чтобы знать, где быстро найти ответ.

Даже самый прокачанный корректор не может знать все правила

Бывают ли такие сложные предложения, что даже корректор не знает, как правильно написать?

Для таких случаев мы в корректорском чатике даже придумали специальное правило — принцип Кромвеля. В фильме «День выборов» есть эпизод, где депутату его референт зачитывает речь, которую нужно будет произнести. Там встречается имя — Оливер Кромвель. Депутат спрашивает у референта, кто это такой. Это политический деятель 17-го века. Депутат говорит, что нужно вычеркнуть Кромвеля, ведь кроме них двоих никто его не знает. Смешно, ведь он и сам его не знает.

Отсюда родился наш принцип. Если случай пунктуации настолько сложный, что сами корректоры не могут разобраться, то нужно выбрать любой из вариантов. Всё равно кроме нас никто даже не поймёт, в чём была сложность. Можно хоть монетку кинуть, чтобы выбрать вариант, потому что никто из читателей не знает этого Оливера Кромвеля.

Мы используем этот принцип, когда вычитываем проходной текст, например в соцсети: сегодня прочитали, завтра забыли. Могут идти часовые дискуссии о том, как правильно написать, но данный текст не стоит таких трудозатрат. Плюс если мы говорим о медиа, то в любой момент можно исправить ошибку. Нельзя делать спустя рукава, но ошибиться — это не катастрофа. Важно соотносить трудозатраты с ценностью текста.

Важно соотносить трудозатраты с ценностью текста

С бумажными изданиями сложнее, там ничего не поправишь. Но принцип Кромвеля тоже иногда действует. Если встретилась какая-то очень замудрённая пунктуация и работа остановилась в размышлениях, то смело используйте принцип Кромвеля. Пока вы будете разбираться, безнадёжно отстанете от графика. Правило действует, если написание в том или ином варианте в принципе ничего не изменит.

Как корректору не нарушить авторский стиль?

Об авторском стиле мы задумываемся, когда правим художественный текст. Сейчас я не работаю c художественным текстом. Те книги, которые вычитываю, — это в основном научпоп. Но при корректуре авторского стиля важно соблюдать баланс.

Авторы могут обидеться, если сильно править их художественный текст. Тут нужно много разговаривать. Иногда одна запятая меняет смысл всего написанного, а тире вносит дополнительный смысловой нюанс. В таких случаях следует уточнять у автора, что именно он имел в виду.

Больше всего корректор может повлиять на авторскую пунктуацию. Правлю запятые, а автор доказывает, что это тонкое художественное самовыражение. Но, имея навык, можно отличить авторский стиль от ошибок.

Авторская пунктуация — это средство выразительности, с помощью которого автору удаётся лучше подчеркнуть смыслы. Автор работает с ней осознанно, поэтому она системная. Не могут в начале текста запятые стоять одним образом, а в середине — другим. В таком случае видно, что автор просто не знает, как их правильно ставить.

Хороший пример авторской пунктуации — это стихи Марины Цветаевой. Она ставила много тире. Я ходила на квиз, в одном из заданий нужно было угадать автора стихотворения. Мы с командой не знали, кому принадлежат строки. Но когда я увидела количество тире, сразу предложила указать Марину Цветаеву. И мы угадали. Это подчеркивает, что авторский стиль обязательно системный, индивидуальный, несёт смысловую нагрузку. Расставленные наобум знаки препинания — это уже неграмотность.

Авторский стиль обязательно системный, индивидуальный, несёт смысловую нагрузку

С какими сложностями сталкивается корректор в работе?

Есть сложности, которые связаны непосредственно с текстом. Например, сейчас много слов, правильного написания у которых просто нет, потому что они ещё не зафиксированы в русском языке. Или они никогда не будут зафиксированы в словарях, потому что это сленг или жаргон. Встречается огромное количество случаев со спорной пунктуацией: можно написать запятые, можно оставить тире, — это будут нюансы смысла, и мы не можем принять решение за автора.

Есть сложности в том, что корректор теряет внимание. Перед вычиткой нужно включить особое корректорское зрение: «Сейчас я читаю не как читатель, а как корректор». Когда вычитываешь что-то особенно интересное, легко отключиться из рабочего режима и начать читать текст взахлёб. Увлёкся и потратил время на простое чтение. Нужно постоянно концентрироваться на рабочем состоянии. Это один из софт-скилов, важных для корректора, — уметь фокусироваться.

Часто спрашивают: «А как вы нормальные книжки читаете, постоянно вычитываете?» В чём-то здесь есть правда, но корректор умеет переключаться между этими режимами: не акцентировать внимание на написании, а читать смысл. Корректоры не испытывают мучений, когда книга для личного чтения плохо вычитана. Но это всё равно не особо приятно, можно даже бросить читать такую книгу. Переключение между режимами спасает.

Насколько автор должен быть грамотным?

Автору достаточно знать правила русского языка на уровне школьной программы — на уверенную четвёрку. Дальше мы уже разберёмся.

Мне встречались совсем грустные тексты, где ошибка на ошибке. Но это обычно самиздат, а не работы наших пишущих редакторов и авторов. Всё-таки чтобы попасть в хорошее издание, нужно владеть языком.

Я считаю, что между адекватностью автора и количеством ошибок в тексте есть прямая корреляция. Хороший автор ясно мыслит, чётко излагает это в предложениях. Профессионал в состоянии запомнить основные правила и писать без ошибок базовые вещи. Если мы видим много ошибок в тексте, то варианта два — или у автора недостаточно хард-скилов, или у него дисграфия. Такое тоже может быть.

Как следить за грамотностью, если на проекте нет корректора?

Я всегда рекомендую Орфограммку, потому что это самый адекватный проверочный сервис. Но она тоже косячит, поэтому программа не заменит корректора. Она иногда даёт глупые советы или совсем смешные штуки отжигает.

Сервис, безусловно, помогает, но я не рекомендую использовать его как основной инструмент, только как вспомогательный. Орфограммка подсвечивает ошибки, отлично расставляет букву «ё».

Никогда нельзя сначала пускать в текст Орфограммку, а потом человека. Сначала стоит проверить самому живьём, только потом — через сервис. Потому что вы проверите Орфограммкой, посмотрите ошибки — и глаз замылится. Вы можете пропустить в тексте много косяков, которые сервис не нашёл.

Орфограммки недостаточно для полноценной проверки, но она выручит, если на проекте не оказалось корректора. Но хорошему, большому проекту корректор нужен.

Что делать, если автор обижается на правки корректора?

Часто встречаются авторы, которые считают, что корректор пришёл перепортить текст, выкинуть всё крутое и особенное. Я знаю случай, когда автор прекратил сотрудничество с корректором вообще, сказав: «Вы слишком много ошибок находите».

Тут я хочу дать совет по эффективному взаимодействию. Корректор не пытается сделать хуже. Нужно понимать, что он владеет правилами, с которыми в большинстве случаев не поспоришь. Нужно предлагать новые варианты, убирая ошибки. Мы в целом все преследуем одну цель — сделать хороший, понятный и грамотный текст.

Интервью с Андреем «Влиять на город» от 2019 года

Ты создаёшь контент для образовательных проектов. С чего началась твоя работа в этой сфере?

Несмотря на интерес к теме образования, в начале редакторской карьеры я брался за любые задачи, и далеко не все из них мне были интересны. Тогда я решил, что нужно сосредоточиться на одном направлении — образовании, и начал собирать портфолио.

Текстов про образование у меня не было. Поэтому сначала я написал статьи в личный блог «Мела». Затем сделал проект с образовательным фондом, который нашёл меня на странице Школы редакторов. В 2020 году я устроился контент-продюсером в «РБК-тренды». За полтора года я написал, отредактировал и спродюсировал больше 300 статей про образование, навыки, карьеру и профессии. Особенно горжусь одной из первых работ — гидом по софт-скилам. Он здорово разлетелся по рунету и попал в топ поисковой выдачи.

Почему ты решил углубиться в тему образования?

Когда люди хотят научиться чему-то, то процесс обучения видится им сложным, долгим и скучным. Я искал способы, как учиться легко и с удовольствием. Поэтому увлёкся неформальным образованием.

В неформальном образовании тренер применяет разные подходы к освоению материала. Подход зависит от задач и целей обучения. В этом плане неформальное образование более гибкое, чем формальное: здесь не нужно действовать по протоколу. Если методика не даёт результата, мы можем от неё отступить и выбрать другой инструмент обучения.

Чтобы разобраться лучше, я учился на тренера и на ментора, проходил интенсивы от Ассоциации тренеров Российского союза молодёжи. Даже поступил в Германию на международную программу для тренеров неформального образования, но поехать не смог: защищал диплом в университете.

К тому моменту, как я начал работать с контентом в образовательной сфере, у меня уже был бэкграунд в теме. При этом я старался выступать с мастер-классами и лекциями, собирал образовательную программу форумов и небольших мероприятий: пробовал подступиться к образованию на практике.

А как в итоге ты попал в «Учебник Т—Ж»?

После ухода из РБК я подумал: «Единственное место, где я хотел бы работать, — это „Тинькофф-журнал“». Спустя неделю увидел у них вакансию, откликнулся, сделал тестовое задание и прошёл собеседование. Меня пригласили на работу. Тут никакого секрета нет, всё было по стандартному сценарию.

Что такое «Учебник»?

Это обучающая платформа «Тинькофф-журнала», на которой выходят короткие онлайн-курсы о том, как жить и как быть взрослым. Мы собираем системные знания, которых не хватило в школе, чтобы делать жизнь читателей счастливой.

Каждый курс нацелен на то, чтобы помочь людям с конкретной задачей. Например, научиться управлять личными финансами, защищать свои права на работе или выбирать квартиру.

Как устроен твой рабочий день?

Мои обязанности можно разделить на четыре части: редактура курсов, за которые я отвечаю, помощь другим редакторам, решение продуктовых задач и настройка процессов. Например, я формулирую тон оф войс, делаю шаблоны гайдов, разбираюсь, как выпустить статью, и фиксирую новые процессы.

Недавно мы запустили поток «Учебника» в «Т—Ж». В нём выходят специальные форматы и материалы о том, как устроены наши курсы и кто их создаёт. Например, выпустили текст про то, почему важно заполнять анкеты и опросы: так читатели журнала помогают создавать курсы «Учебника».

Мой рабочий день выглядит так: утром я редактирую курсы, в том числе других редакторов, оставляю комментарии. Потом занимаюсь текучкой и проверяю апдейты. Ближе к вечеру берусь за стратегические задачи или возвращаюсь к редактуре. Ещё в течение дня могут быть разные встречи с командой, на которых мы обсуждаем текущие проекты.

Как проходит работа над созданием и запуском курса?

Расскажу на примере курса «Как общаться и понимать друг друга». Он основан на концепции ненасильственного общения Маршалла Розенберга. Мы придумали курс в конце 2022 года вместе с руководителем «Учебника» Катей Летовой. Тогда мы хотели потестить новый формат, в котором будет мало теории и много интерактива.

Сначала мы набросали концепцию, утвердили её и начали писать первый урок. Потом поняли, что урок получился слишком длинным, и порезали его, чтобы придерживаться формата в 1300 слов. Мы старались не уходить в подробности, а сосредоточиться на проблемах с общением и дать максимальную пользу. На ходу придумывали интерактивные задания, которые сделали этот курс ёмким и увлекательным.

Самый кайф был в том, что мы работали маленькой командой. Обычно для написания уроков нужны продюсер, редактор и автор. К выпуску подключаются корректоры, верстальщики, разработчики, выпускающий редактор и команда красоты, которая всё оформляет. Иногда привлекаем юикс-редактора и других коллег.

Кто изначально предлагает идею курса?

Обычно тему придумывает продюсер, команда либо автор. Но любой человек в комментариях к статьям или в соцсетях может предложить идею для нового курса. Если идея классная, мы можем взять её в работу.

А как подбираете экспертов?

За каждым курсом закрепляется продюсер, которому близка выбранная тема. Он должен не только подобрать автора, который будет работать над материалом, но и экспертов, которые проверят курс. Например, в создании курса «Как ухаживать за кожей» участвовали: автор — медицинский журналист Ася Попова, дерматологи, косметологи и медицинский редактор «Т—Ж» Оля Кашубина.

Когда есть идея курса, можно сходить в тематические редакции журнала и спросить, не хочет ли кто-то написать материал. Сейчас вместе с редакцией «Технокульта» выпустили курс «Как упростить себе жизнь с помощью нейросетей». Ребята раньше писали о нейросетях в журнал и хорошо разбираются в теме. А тематический шеф-редактор «Технокульта» выступил экспертом.

Что для тебя самое сложное в работе шеф-редактором?

В любом курсе нужно найти фокус, который поможет не уходить далеко от темы и будет работать на полезное действие. Найти этот фокус и придерживаться его на протяжении всей работы — сложно. Поэтому в заявке на курс мы всегда прописываем, какую одну конкретную проблему он решает.

Как вы организуете работу, чтобы никто не доводил себя до выгорания?

Мы все доверяем профессионализму друг друга. Никто не лезет в чужую работу. Это помогает избавиться от ненужного стресса и ситуаций, когда к тебе приходят 10 человек и говорят: «А давайте что-нибудь подвинем». У нас такого нет, у каждого своя зона ответственности.

У нас свободный график. Если ты пойдёшь в кино или к врачу в 14:00 и не будешь на связи до 16 часов, то ничего страшного. Самое главное — быть на общих созвонах и выполнять задачи в срок.

Мы регулярно созваниваемся и обсуждаем, что происходит в «Учебнике» и кто над чем работает. Благодаря этому всё прозрачно: понимаешь, как твоя работа влияет на процесс, и видишь результат. Ещё у нас бывают корпоративы и встречи вживую.

Никто не лезет в чужую работу

А каких принципов ты придерживаешься, когда сам руководишь командой?

Стараюсь доверять людям, с которыми работаю. Если я нанял человека, я не хожу за ним с блокнотом и не контролирую. Я могу помочь, дать гайды и поддержать, если это потребуется. Но я всегда говорю: «Если ты взялся за задачу, будь добр её сделать».

Создаю общую картину проекта. Показываю сотрудникам, в какой системе они работают и на что влияют. Например, как руководитель, я мог бы дать задание редактору сделать определенное количество текстов, и всё. Но я считаю важным показать, каких метрик мы хотим достичь. Предлагаю вместе со мной подумать, как и какие материалы выпускать для этого. Если человек в команде понимает общую картину, он может не просто написать текст, а предложить идею публикации, которая одна закроет месячную цель.

Описываю повторяющиеся процессы. Если этого не делать, люди каждый раз будут выполнять одну задачу по-разному.

У нас есть формат задачника — короткие тесты на основе курсов. Мы делаем его каждую неделю. Чтобы разграничить обязанности, я описал процесс выпуска задачника в гугл-документе. Если к команде подключается кто-то новый, я скидываю ему документ, и перед глазами сразу есть формат работы. Это помогает вспомнить необходимое и избежать конфликтов. Не нужно держать информацию в голове — всё записано.

В процессе работы в образовательных проектах ты запустил подкасты и создал тренажёр для редактуры. Можешь рассказать подробнее?

Когда я работал в «РБК-трендах», мы сделали два подкаста: «Меня сократили» — о поиске работы, и «Списать не получится» — о том, как учиться всю жизнь с удовольствием. Я продвигал идею с подкастами, потом создавал и редактировал их вместе с командой.

Мне нравился такой формат, и я очень хотел отработать навык работы с ним. В какой-то момент я сделал личный подкаст о фрилансе, сейчас записываем уже 5-й сезон. Теперь я плюс-минус умею делать подкасты, держу это как запасной скил, который может пригодиться в работе над проектами.

Тренажёр для редактуры появился так. Я столкнулся с проблемой: нужно место, чтобы оттачивать навыки. Написать статью с нуля я могу, а редактировать мне ничего не дают. Начинающему редактору нужно прийти куда-то, где дадут вычитать чужой текст. Мне было сложно найти это «куда-то».

Я увидел, что эта проблема была не только у меня. Поэтому придумал сервис тренировки редакторских скилов. Он собирает слабые тексты и выдаёт их пользователю. Текст можно отредактировать прямо в сервисе или в своей копии документа.

Сервис пока на стадии альфа-версии, потому что не доходят руки дальше развивать этот продукт. Но тренажёр работает, в нём есть 10 базовых текстов.

Как думаешь, насколько онлайн-образование важно в карьере редактора?

Я проходил многие онлайн-курсы и считаю, что одними курсами этот рынок не взять — нужна практика. Преподаватели дают базу, но не говорят, как вырасти из автора в редактора. А в этом вопросе практический опыт важнее теории.

Курсов о том, как войти в профессию, — горы. А курсов о том, как в этой профессии дальше расти, не так уж много. У начинающих возникают сложности. Они были и у меня.

Чтобы преодолеть этот барьер, нужно показывать умение редактировать. Устраиваться в бесплатные проекты и прокачивать навыки. Презентовать результаты своей работы.

Не нужно бояться брать на себя больше. Например, надо не просто писать текст по ТЗ, а ещё придумывать картинку, заказывать её у иллюстратора, договариваться о публикации. То есть из человека, который только пишет текст, нужно превратиться в человека, который решает задачи.

Важно общаться с коллегами. Мне кажется, что залог успешного роста — обмен живым опытом. Очень ценно задавать вопросы коллегам, читать маленькие редакторские телеграм-каналы, подмечать приёмчики и перенимать их.

Нужно превратиться в человека, который решает задачи

В какой момент ты понял, что твоих знаний в менеджменте и работе с контентом достаточно, чтобы начать консультировать специалистов?

В начале карьеры я выступал с лекциями о СММ, потом стал рассказывать про работу с текстом. В выступлениях мне помогали тренерские и менторские навыки. Постепенно я понял, что готов делиться знаниями на личных карьерных консультациях. Сейчас я помогаю авторам и редакторам с позиции человека, который чему-то научился и решил поделиться опытом с другими.

Когда человек приходит к эксперту, то надеется узнать, как должно быть. Правильных ответов нет — есть только советы. Когда дело касается устройства на работу, приходится учитывать много факторов. Сколько ни готовься, за часовую консультацию не охватишь все ситуации из жизни. Например, на собеседовании могут задать неожиданный вопрос. Человеку придётся самому решить, как выйти из ситуации.

Хочется сформировать ожидания, что консультация — это обращение к старшему коллеге, который поделится опытом. Выводы человек должен сделать сам. Когда говорит эксперт, кажется, что только так и нужно поступать. А мне бы хотелось, чтобы люди брали то, что им подходит, и отказывались от остального. В этом смысле я не эксперт, а опытный коллега.

Что можешь посоветовать начинающим специалистам?

Советую прочитать книгу «Хватит мечтать, займись делом» Кэла Ньюпорта. В ней автор описал три принципа, которые помогают чувствовать удовлетворение от работы: мастерство, свобода принимать решения и связь с другими людьми. Эти принципы взаимосвязаны.

Пока человек не овладеет мастерством в конкретной сфере, у него не будет свободы действий и принятия решений. А пока нет свободы принимать решения, нет и влияния на других людей.

Когда люди часто меняют работу, они не повышают уровень мастерства. Поработают полгода и думают, что у них ничего не получается. А дело не в этом. Нужно приложить больше усилий и бить в одну точку — тогда со временем придут и результат, и кайф от работы.

Мой совет начинающим специалистам: выберите одно направление, разберитесь в нём и набирайтесь опыта хотя бы полгода. Когда делаете задачи с намётанным глазом, приходит удовольствие от работы. Нормально, если это направление надоест и захочется другого. Полученные знания окупятся в любом случае.

Нужно бить в одну точку — тогда придут и результат, и кайф от работы

Ты запустил столько удачных проектов: подкасты, тренажёр редакторов, телеграм-канал, собственные консультации. А что будешь делать, если однажды новая идея не сработает?

У меня есть один рецепт. До того, как я начал заниматься СММ и редактурой, я работал в «Макдональдсе». Платили там мало, роста особо не было. В какой-то момент я решил, что эта работа — далеко не предел мечтаний. Тогда я подумал: «А что, если попробовать себя в СММ? Не получится — вернусь обратно на кухню».

С тех пор мне не страшно что-то начинать. Я не боюсь вернуться в «Мак» или остаться без работы. Вместо страха у меня включается любопытство и желание получить новый опыт. В такие моменты я всегда думаю: «Окей, если не получится, я сделаю шаг назад».

В этом есть и бюрошная заслуга. Когда у меня что-то не получается или мне говорят, что я плохо сделал работу, я включаю внутреннего Илью Синельникова и предлагаю: «Давайте обсудим это и подумаем, что можно сделать». В этом предложении нет внешнего мотиватора. Это просто моё желание сделать лучше, чем было.

Как ты попала в редактуру?

Я была классической мамой в декрете: не работала, воспитывала детей и в телефончике писала тексты для Инстаграма. Начала я со своего блога, так как несколько лет преподавала йогу, увлекалась эфирными маслами и травами. Уже тогда первый раз прочитала «Пиши, сокращай». Со временем появились предложения писать в соцсетях за деньги.

Первым клиентом стала доула, которая помогала мне в родах. Потом подтянулись друзья и знакомые: у кого-то был свой бизнес, а кто-то был классным специалистом и хотел рассказывать про свои услуги. Позже стали приходить компании за лендингом или сайтом.

Почему решила учиться в бюро?

Я понимала, что мне не хватает знаний в редактуре: читала книги и блоги редакторов, думала, куда пойти учиться. Часто видела в рекомендациях Школу бюро, знакомилась с редакторами, которые после школы делали успехи в профессии, читала истории в журнале «Кто студент». Но когда заходила на сайт школы, думала, что это пока не для меня.

В одну из распродаж в бюро я хотела купить подготовительные курсы, но муж меня остановил и предложил сразу идти учиться на первую ступень.

Расскажи, как попала в журнал «Кто студент»?

Первое интервью для журнала я взяла у Антона Анисимова, студента моего потока и руководителя студии диджитал-маркетинга. Он искал редактора себе в команду и написал в чат нашего потока. Мы с ним списались, работать вместе не получилось, но я предложила взять у него интервью.

Интервью прошло легко: Антон с удовольствием рассказывал об управлении студией и работе с клиентами. Статью делали вместе с главредом Ксенией Петроченковой — с ней было классно работать.

Потом я написала ещё две статьи — темы мне предложила Ксения. Для статьи «Работа в „Кто студенте“ больше, чем баллы» я пообщалась с восемью героями, которые работали в журнале. А интервью с Денисом Барашевичем — это уже полноценная часовая беседа с фокусом на личности героя.

Что посоветуешь ребятам, которые хотят писать в журнале, но идей нет?

Начните с постов в телеграм-канале журнала. Можно делать тематические подборки или карточки с советами на основе уже написанных статей. После работы с небольшими формами взяться за статью будет легче.

Обсудите с главредом возможные темы. У главреда уже может быть интересная тема и подходящий герой. Главред поможет связаться с героем и подскажет, как лучше подготовиться к интервью.

Обращайте внимание на студентов своего потока. Первый раз проще брать интервью у человека, с которым вас уже объединяет учёба. Об этом же говорит Марианна Иноземцева в статье «Работа в „Кто студенте“ больше, чем баллы». Там есть целый раздел — «О чём помнить начинающим».

Почему ты решила участвовать в конкурсе на главреда «Кто студента»?

Ещё в начале учёбы я узнала, что в школе есть возможность стать главредом журнала. Как всегда подумала, что это не про меня. Но мой главред Ксения думала по-другому. Она, как настоящий переговорщик, стала задавать мне вопросы: «А почему не хочешь? Чего боишься?». В итоге я согласилась попробовать, но шла на конкурс с мыслью, что меня всё равно не возьмут.

Заявки подали несколько человек, работу сдала только я. Тогда подумала: «Вот же подстава». Было ещё собеседование — если бы я его не прошла, то главредом бы осталась Ксения. Но жюри одобрило мою кандидатуру, и начались четыре важных месяца моей жизни.

Опиши типичный понедельник из жизни главреда?

У Стругацких есть книга «Понедельник начинается в субботу». У меня так и было: понедельник начинался если не в субботу, то в воскресенье точно. Статья выходит в понедельник в два часа дня, поэтому я старалась, чтобы к воскресенью статью уже проверил корректор.

Вечером в воскресенье я верстала статью на сайте: готовила иллюстрации, переносила текст из гугл-документа на сайт, расставляла акцентные элементы, ставила и проверяла ссылки. Работа над большой статьёй занимала два-три часа.

В понедельник, когда казалось, что всё готово, обязательно находилось, что исправить: то герой просил что-то изменить, то я косячила с оформлением. Приходилось переделывать.

Как ты строила работу с авторами?

Я старалась идти навстречу авторам, прислушивалась к их аргументам. Свои исправления тоже объясняла. Но иногда приходилось говорить, что последнее слово всё-таки за мной.

Если автор долго не выходил на связь, то я напоминала о задаче, спрашивала: «Как дела? Чем могу помочь?». Один раз автор пришёл с классной идеей для статьи, но дальше дело не пошло. Я несколько раз напомнила о статье, отправила мем, но автор пропал. Меня удивляют люди, которые пропадают, хотя я читала про похожие случаи у других главредов.

С какими ещё трудностями столкнулась?

Однажды была сложная ситуация с оформлением статьи. Мы договорились с дизайнером, что утром в понедельник будет готова обложка и фотографии для статьи. Фотографии надо было сделать в одном формате и поменять фон. Дизайнер прислал только фотографии, и, как оказалось, неправильно понял задачу. Так как я не могла ждать, то сама отредактировала фотографии и собрала обложку — к счастью, иллюстрацию для обложки заранее нарисовала дочь автора.

После этой ситуации я поняла, как важно не оставлять всё на последний день и не рассчитывать, что утром в понедельник все всё пришлют. Ещё осознала, что нужно переспрашивать у исполнителя понимание задачи и чётко проговаривать дедлайн.

Что нравилось в главредстве больше всего?

Мне всё нравилось, хотя были и трудности, как в любой работе. Когда я начинала преподавать йогу, мне казалось, что я буду всегда только кайфовать от процесса. Но это тоже была работа, и на неё тоже бывало лень идти. Зато после уроков приходило удовлетворение. Так же было и в главредстве. Я смотрела статью, видела, как много надо править, и мне не хотелось за это браться. Но потом втягивалась и получала удовольствие — и от процесса, и от общения, и от результата.

Работа над какой статьёй запомнилась больше всего?

Про все статьи остались прикольные воспоминания, не могу выделить одну.

Чтобы выложить новую статью на главной странице, надо было подвинуть остальные вниз и убрать самую старую. Я смотрела, как статьи уходят одна за одной вниз, и немного грустила: казалось, что только недавно над ними работала.

Как ты совмещала главредство, учёбу и семью?

Распределяла приоритеты. Дом не был приоритетом: было ощущение, что здесь живёт холостяк с двумя детьми: ходили по крошкам, ели размороженные наггетсы.

Оценки на второй ступени тоже были не главными. У меня был хороший рейтинг в начале второй ступени, плюс благодаря «Кто студенту» я получала в среднем один дополнительный балл в рейтинг каждую неделю. Поэтому в первую очередь я занималась журналом, а потом уже — заданиями второй ступени.

Было сложно, но интересно. Иногда я забывала про еду, похудела. Но четыре месяца в таком режиме прожить можно. Это как с новорождённым ребёнком: главное помнить, что это не навсегда.

Было ощущение, что к тебе как к главреду преподаватели как-то особенно относились на второй ступени?

Мне кажется, что преподаватели не знали, что я главред. Особого отношения я точно не заметила.

Какой он, идеальный главред?

Это человек, которому важен журнал. Я не хотела бы, чтобы в «Кто студент» пришёл главред, который будет относиться к журналу как к второстепенной задаче.

Будет здорово, если в «Кто студент» придёт человек с опытом в маркетинге. Продвижение журнала — серьёзная и сложная задача.

Идеальный главред — уверенный в себе человек, который не боится что-то менять. Мне внедрение перемен давалось с трудом.

И всё же при тебе появились нововведения. Расскажи, что ты сделала?

Предложила начислять баллы корректорам. Раньше студенты не получали баллы за вычитку статей. Я написала в школу, рассказала, почему корректорам важно давать баллы. Теперь корректор получает 8 баллов за статью на первой ступени и 0,24 балла — на второй.

Добавила в редполитику журнала пункт про ресайзы для соцсетей. Теперь автор статьи пишет один или два ресайза: карточку с советами, подборку статей на похожие темы или короткий пост. Эту идею подсмотрела у Ирины Ильяховой в блоге.

Создала группу в Телеграме для всех, кто связан с журналом: авторов, иллюстраторов, корректоров. В группе можно спросить совета, обсудить нюансы работы. Мы разбирались в сервисах расшифровки текста, делились секретами успешных интервью. Эту идею мне подсказала Ирина. У нас были две сессии наставничества.

Расскажи, как ты попала на наставничество к Ирине Ильяховой?

Ирина пишет про построение процессов в редакции и работу главреда. В телеграм-канале она написала, что готова взять начинающего главреда в наставничество: помочь ему подумать, в каком направлении развивать издание.

Пойти в наставничество меня опять подтолкнула Ксения Петроченкова. Я сомневалась, но Ксения нашла нужные слова.

Когда я писала Ирине письмо, то старалась заинтересовать её: показала, какие новые форматы есть в журнале, какие инструменты уже используем в редакции. И как учит Илья Синельников в переговорах, давала право на нет. При этом я опять думала, что меня не возьмут. В результате Ирина ответила и предложила пообщаться.

Как проходили сессии наставничества?

Наставничество с Ириной — не про конкретные советы, а про обсуждение идей. Она мотивировала думать о журнале не как о статьях по понедельникам, а как о редакции с целями, метриками и командой. Например, «Кто студент» может стать площадкой, куда захочется идти работать начинающим авторам, главредам, дизайнерам, руководителям проектов. Где можно будет отрабатывать навыки, а собранный опыт и материалы будут дополнительной мотивацией. В качестве примера библиотеки опыта Ирина показала мне академию «Айти Эдженси».

Еще мы обсуждали систему постановки целей ОКР. Если ставить журналу цель стать востребованной тренировочной площадкой, то нужны измеримые метрики. Я предложила в качестве метрики использовать количество участников в конкурсе главреда. Чтобы журнал продолжал жить, каждые четыре месяца должен приходить новый главред. На момент моего вступления в должность желающих было немного — одна я. А когда уходила, мы выбирали главреда из 9 кандидатов. Привлечь студентов на конкурс в том числе помогла статья с историями бывших главредов «Кто студента».

Также Ирина показала, что редакция — это коллектив. Я поняла, что нам тоже надо общаться, обсуждать сложности, а не сидеть каждому в своей коробочке. Сразу после этого разговора появился чат «Редакция „Кто студента“». Ребята, участвующие в жизни журнала, были этому рады.

Я благодарна Ирине за наставничество. У меня были сомнения во время нашего общения — я сомневалась в самой себе. Но собралась, пошла и сделала.

Что изменилось после главредства?

Вырос уровень редактуры. Но его повышает и авторство в журнале: когда работаешь с главредом, обращаешь внимание на нюансы, видишь свои ошибки.

Тренировка редактуры — не главное, что даёт главредство в «Кто студенте». Для меня было важно попробовать себя в управлении редакцией. Было интересно решать задачи, которые осложняли редакционные процессы, например, поиск корректора для статьи.

Работа в журнале — это кейс, который я положила в портфолио и о котором рассказывала на собеседованиях. И как раз пару дней назад меня пригласили в компанию не только редачить, но и выстраивать процессы и редакцию. Получается, нормально — бояться и сомневаться, если это не мешает двигаться вперёд.

Расскажи немножко о себе: кто ты, чем занимаешься?

Я — Аня, юикс-редактор. Помогаю брендам делать интерфейсы понятными и удобными. Сейчас я занимаюсь финансовыми сервисами в Авито, до этого руководила командой юикс-редакторов в Озоне.

Ты сразу решила, что будешь юикс-редактором или искала, чем будешь заниматься?

Как и большинство редакторов, сначала я делала всё, где есть буковки: от буклетов до статей и подсказок. А с интерфейсами впервые столкнулась в СЕО-агентстве «Ашманов и партнёры». Пришла как копирайтер, но уже скоро взяла на себя множество других задач, например, руководила запуском сайтов, ставила задачи разработчикам и дизайнерам, немного проектировала интерфейсы.

Именно там набила первые шишки. К примеру, Ашманов и партнёры регулярно проводят собственную конференцию для СЕО-оптимизаторов и маркетологов. Я должна была придумать, как будет работать личный кабинет, в котором участники могли бы регистрироваться, скачивать счета на оплату от компании и электронные билеты, смотреть разные памятки. И я забыла сделать из него кнопку выхода. Никто из разработчиков и дизайнеров даже не обратил на это внимания. Некому было подсказать, что я делаю что-то не так. И только аналитик, который тестировал кабинет, спросил: «А почему тут нельзя разлогиниться? Я, как хомяк в колесе, ищу способы выхода». Мы довольно быстро всё исправили, но тогда мне казалось, что это грандиозный фейл.

На том этапе я определила для себя фокус: работа, которая мне интересна и где я больше всего полезна. Так я выбрала работу с интерфейсами для пользователей.

Ты училась юикс-редактуре или помог опыт работы?

Многому я училась на практике, но чувствовала, что не хватает системных знаний в интерфейсах и вёрстке. Например, дизайнер присылал плохую презентацию. Я видела это, но не могла объяснить ему, что именно не так. Не скажешь же просто: «Сорян, некрасиво, переделай!».

В то же время главред агентства «Ашманов и партнёры» смотрела на слайды и говорила: «Тут страница перегружена, а здесь из-за неверных отступов и размера шрифта сломалась структура всей страницы». Я понимала, что этих знаний мне сильно не хватает. Стала думать, где их получить, и так пришла к Школе редакторов Бюро Горбунова.

Почему ты выбрала Школу редакторов?

О Школе редакторов Бюро Горбунова я знала раньше: читала «Советы», купила всю книжную полку. Но теории мне было мало, требовалось мнение кого-то суперопытного о моих работах.

У меня была бешеная мотивация: я понимала, зачем мне всё это нужно, и старалась впитать, как губка. Учебный процесс помог структурировать знания. Первая ступень уложила новую информацию в голове, собрала всё вместе, смешала с тем, что я уже знаю, и дополнила. При этом я точно знала, что расшибусь, но попаду на вторую ступень. Это была моя программа-минимум для обучения в Школе редакторов.

На третью ступень тоже хотела, но чем ближе к ней подходила, тем меньше понимала её ценность для себя. У меня не появилось зажигательной идеи проекта, а чужие тоже не грели душу. Поэтому решила остановиться.

Ты начала сразу после Школы плотно работать с интерфейсами?

Нет, во время и после школы я работала в Вигбо — это конструктор сайтов. Там я иногда помогала дизайнерам с какими-то подсказками, но в основном делала статьи и обучающие проекты. В них и отрабатывала знания из школы.

Параллельно изучала Фигму. Сначала самостоятельно, а потом на курсе от Скилбокса — это как раз был год коронавируса, когда многие платформы предлагали бесплатное обучение. Пойти на курс было верным решением, потому что сама я бы не узнала даже процента от того, что умею сейчас. Фигма — мой основной инструмент, пользуюсь ею даже больше, чем гугл-доками.

Чем тебя привлекают интерфейсы для пользователей?

Моя главная страсть состоит в том, чтобы сделать что-то страшное и непонятное — простым и лёгким.

Поэтому в Озоне я сначала увлеклась статьями в Базе знаний — это инструкции для продавцов, а потом погрузилась в интерфейсы. На маркетплейсе у каждого продавца есть свой личный кабинет, где он управляет продажами. Это настоящий космолёт с уймой тонких настроек и сценариев. Чтобы научить кого-то им пользоваться, надо разобраться самой. Мы шутили, что сначала я пишу кнопочки, а потом рассказываю, что они означают.

Моя страсть — сделать что-то страшное и непонятное простым и лёгким

Расскажи о самом любимом проекте, где помогла твоя страсть к объяснению сложного?

Это оферта Озон для продавцов. Разобраться в ней было нелёгким делом, потому что договор выглядел максимально пугающим. Он не только содержал сложные юридические формулировки, но и внешне выглядел устаревшим. Только очень подкованный читатель ещё мог продраться сквозь текст.

Мы всей редакцией понимали, что договор нужно менять. Когда руководитель наконец договорилась с юристами об изменениях и предложила взяться за дело, я первая перехватила эту задачу. Потому что мне нравится переводить с непонятного на понятное, я люблю общаться с юристами. Проект мечты.

Как ты собиралась менять вид договора? Вдохновлялась чем-то?

Я вдохновлялась договором Бюро Горбунова. Показывала его в чате, говорила: «Смотрите, какой классный». Кажется, в итоге мы сделали ещё класснее.

Ребята из Бюро Горбунова не объясняют договор досконально. А наша цель была в том, чтобы «перевести с юридического» каждый раздел. Пояснения можно читать вместо основного текста, и ничего не упустишь.

Я плотно работала с юристами и согласовывала с ними текст. Старалась писать так, чтобы не было разночтений с юридическими формулировками, но читалось легко и понятно. Важно было, чтобы предприниматель не вляпался в историю из-за того, что в объяснениях не хватило какой-то детали.

Юристы остались довольны новым видом договора?

Чтобы юристы были довольны, нам предстояла ещё одна задача — придумать, как хранить архив. Мы обязаны публиковать все редакции договора, потому что они могут понадобиться для налоговой или на случай каких-то разбирательств.

Традиционно текст договора сохраняли в виде скриншотов со всеми кнопками и элементами интерфейса. Получалась длиннющая колбаса, которую неудобно ни читать, ни распечатывать. С появлением подсказок это стало совсем проблемой — их не следовало добавлять в архив, потому что они не имеют юридической силы.

Я долго тестировала разные варианты и в итоге внедрила расширение, которое помогло делать пдф-файлы в одном стиле и полностью готовые к печати. Мы стали использовать его не только для договора, а ещё для регламентов, комиссий и прочего.

Перед уходом из Озона я написала инструкции и записала видеоуроки о том, как сохранять и публиковать архив. Надеюсь, это помогло следующим ребятам вникнуть в процесс.

Как тебе удаётся договариваться с юристами?

Обычно юристы дают только аргументированные правки, практически не бывает комментариев в стиле «мне не нравится, исправьте». Это рай для редактора. Когда меня просят написать именно так и никак иначе, всегда спрашиваю: «Почему?». Это «почему» часто вскрывает то, что мы раньше не учитывали. Из этого рождается новая, более точная формулировка.

Ты ведь пришла в Озон как редактор рассылок. Как ты перешла в юикс?

В Озоне наша команда занималась рассылками и прочими коммуникациями с продавцами. Но иногда к нам приходили другие команды с разовыми задачами, потому что уже знали наш подход. Разовые задачи превращались в постоянные, а затем нам отдавали проект целиком. Так сначала произошло с Базой знаний, а потом и с интерфейсами.

Работы становилось всё больше, поэтому мы решили поделить команду на юикс-редакторов и редакторов коммуникаций. Мне достались База знаний и интерфейс.

Как строилась работа юикс-редактора в Озоне?

Чаще всего мы подключались на финальной стадии, когда уже готовы макеты, а мы в них укладывали требуемый смысл. Предлагали продуктовые решения, но не всегда их получалось внедрить. Зато работа делалась достаточно быстро.

Разделение по проектам у нас было условное. Например, моя коллега Люба Денисенко лучше всех понимала, как работает раздел «Аналитика» личного кабинета. Поэтому я старалась отдавать задачи по этому разделу именно ей. А себе оставляла все задачи по одной из схем продаж на маркетплейсе. Но если кто-то из нас не успевал, задача могла уйти другому. Все были многозадачные и на подхвате.

Кроме работы с юикс-задачами ты ещё и руководила командой?

В Озоне я управляла группой из четырёх человек. Когда меня повысили до руководителя группы — было немного страшно, что я не смогу построить команду. Быть руководителем — сложно. Однако, когда я уходила из Озона, то получила от команды хорошую обратную связь. Думаю, что у меня получилось. Простите, ребята, если я где-то перегнула, я тоже училась!

Теперь ты работаешь в Авито. Твоя новая должность связана только с интерфейсами?

В Авито редакторы занимаются разными задачами, не только интерфейсами. Они пишут рассылки, чат-боты. Каждый редактор закреплён за направлением.

Но мой основной фокус именно на интерфейсах. Я плотно работаю в команде с дизайнерами, исследователями и продактами финансовых сервисов. Это интересный опыт работы в другом формате.

Как устроены процессы?

В Авито я подключаюсь к новому продукту на начальной стадии. Это касается и небольших, и ключевых проектов. Пилю дизайн вместе с дизайнерами, а не встраиваюсь в то, что уже есть. И если мне нужно не 20 символов, а 40 или 140 — они будут.

Минус в этом подходе в том, что проходит множество итераций. Появляются новые вводные, ограничения — это всегда множество согласований и переделок.

Ты уже получила опыт юикс-редактуры в двух компаниях. Скажи, чем отличаются юикс-редакторы от редакторов других направлений?

Основные принципы одинаковы всегда: в интерфейсе, рассылке, баннере. Текст должен быть понятным, однозначным и так далее. Однако для юикс-редакторов особенно важно быть дотошными, следить за каждой буковкой.

Не у всех редакторов занудство так сильно влияет на финальный результат продукта. Например, редактор рассылки пишет текст и допускает повтор слов — читатель эту промашку может даже не заметить. Возможно, её заметит шеф-редактор, пожурит, попросит так больше не делать. Но глобально это ни на что не повлияет.

А в интерфейсе из-за неточного слова на каком-то шаге воронки может слететь вся конверсия. Пользователь не поймёт, что ему делать и куда заходить. И не сделает, не зайдёт. Это важно.

Когда я искала в Озон юикс-редактора, то говорила на собеседовании, что мне нужен хороший зануда. Может звучать странно и грубо, но это необходимое качество для работы с интерфейсами.

Для юикс-редакторов особенно важно быть дотошными

Что самое важное для юикс-редактора?

Следить за каждый словом. Например, если вы придумали называть личный кабинет личным кабинетом, то нигде не должен появиться «аккаунт» или «профиль».

Внимательно слушать и ходить на исследования. Обычно их проводят перед крупными запусками: собирают фокус-группу, которая тестирует продукт и даёт обратную связь разработчикам. Советую не доверять отчётам исследователей, потому что они проверяют конкретные гипотезы, а вам важнее узнать, как и что говорят люди. Это поможет правильно понять путь пользователя, назвать кнопки. Часто на тестах я замечала, где люди стопорились, и на месте понимала, как могу подсказать дорогу текстом.

Не бояться задавать вопросы. В своей работе я всех мучаю вопросами: а почему так, а как это будет работать, а что будет, если этого не сделать. Если я не задам много вопросов, то могу не до конца понять задачу и сделать что-то не то.

Бывало, что люди отказывались подробно говорить о задаче?

Конечно. Человек приходит с задачей и с пониманием, что он хочет получить. А тут я начинаю: «Для чего эта задача нужна? Почему вы решили, что она нужна? Почему она возникла?». Иногда на фразу «Мы уже всё обсудили», я выясняю, кто такие «мы».

Новый заказчик, коллега из другой команды Озон, может посчитать, что я ставлю под сомнение его решения или пытаюсь скинуть с себя задачу. А я всего лишь хочу разобраться.

То есть ты сознательно перекидываешь на начало переговоров весь негатив, который может возникнуть в процессе совместной работы?

Так получается случайно, но это работает. Обычно после трений по первой задаче коллеги из других команд понимают формат, и негатив исчезает. Заказчик приходит второй-третий раз и порой признаётся: «Я вам доверяю. Я знаю, что вы с командой плохо не сделаете». Выходит, коллега уже понял, что я не открещиваюсь от задачи — просто копаю вглубь. Такой неосознанный метод воспитания заказчиков.

У тебя есть способ объяснить новому заказчику формат работы, в котором ты задаёшь много-много вопросов?

С новым заказчиком, особенно на больших проектах, я стараюсь ставить созвон и говорить: «Я сейчас задам сто вопросов. Они могут показаться тебе глупыми и ненужными. Не пугайся, я просто хочу узнать детали, чтобы понять задачу».

Иногда даже такое предупреждение не помогает. Но приятно видеть, как от встречи к встрече, от задачи к задаче человек раскрывается и начинает доверять.

А что делать с правками в стиле «мне не нравится, исправьте»?

Я использую тот же принцип, что и с юристами. Разбираюсь, почему другая сторона считает формулировку неправильной, что кроется за этим «мне не нравится, исправьте». Иногда там находится нюанс, который я могла не понять. Если нюанса нет, то ищу третью формулировку, которая устроит все стороны.

Переговоры — скил, который я качаю постоянно.

Когда ты понял, что тебе интересна история?

Не помню конкретного момента, когда я заинтересовался историей. Интерес нарастал постепенно. Мой дедушка был военным, и мы смотрели исторические фильмы. Старший брат тоже любил историю. Когда я был маленький, мы с ним читали книги от издательства литературы о военной истории Оспрей Паблишинг. Помню, одна про армию Испании средневековья, другая — про танки Второй мировой войны. Мы с братом рассматривали иллюстрации и воображали, что сражаемся на поле боя за кого-то из правителей.

В школе я играл в исторические стратегии серии «Тотал уор»: про античность, средневековье, новое время. В играх нужно выбрать страну и попытаться завоевать мир. После школы я поступил на бакалавриат в Южный федеральный университет в Ростове-на-Дону. Интерес к культурам разных стран и времён привёл меня на исторический факультет. В университете появилось желание стать новатором: исследовать и показывать с другой стороны исторические события.

Чем тебе запомнилась учёба в Южном федеральном университете?

В конце первого года обучения на истфаке студенты писали курсовую работу — по сути, пересказывали мысли знаменитых учёных. Но я провёл реальное исследование. На кафедре археологии изучали тюркских кочевников — хазар. Я тоже интересовался этой темой и решил выяснить, были ли у них города, был ли это оседлый народ. Я написал курсовую работу, в которой критиковал подход учёного-археолога Валерия Флёрова: в ходе археологических экспедиций он не нашёл городов, только городища. Городище — это кирпичная крепость, окружённая земляными валами и рвами. Моё исследование говорило о том, что у хазар могли быть полноценные города, так как об этом свидетельствуют письменные источники. Я даже написал Валерию Флёрову на имейл, чтобы отстоять свою точку зрения.

После окончания бакалавриата я отучился в магистратуре и пошёл в аспирантуру. В декабре 2022 года защитил диссертацию и стал кандидатом исторических наук. Я писал диссертацию про советское правозащитное движение и его основоположника Александра Есенина-Вольпина — внебрачного сына Сергея Есенина.

Как ты поступил в Оксфорд?

В 2018 году я участвовал в исследовательском проекте о советских военнопленных Второй мировой войны. Группу московских студентов на конференции возглавляла преподаватель ВШЭ Соня Гаврилова. Она тогда уже училась в Оксфорде и предложила мне тоже попробовать. Я подумал, что это хороший шанс, и начал собирать документы в аспирантуру. Что было нужно:

Составить план исследования.
Это текст-рассказ на полторы тысячи слов о том, чем я буду заниматься в Оксфорде. Я решил изучать дискурсы гражданственности в Советском Союзе: как в кино, литературе, дневниках люди говорили о том, что такое быть хорошим или плохим гражданином.
Собрать резюме с научными достижениями. К тому времени я написал четыре научные статьи, выступил на шести конференциях и побывал в четырёх летних и зимних научных школах.
Написать два эссе, чтобы показать уровень знаний. В первом я рассказал, как люди обсуждают тему холокоста на ростовских новостных сайтах. Во время Второй мировой войны в Ростове была оккупация, убили много евреев. Во втором эссе я описал, как советские диссиденты понимали термин «свобода».

В 2019 году я отправил документы на электронную почту Оксфорда. Через полтора месяца сотрудники университета приняли заявку и предложили следующим этапом пройти онлайн-интервью с научным руководителем. Я сам выбрал научрука — Андрея Зорина, известного в России и мире исследователя русской литературы и культуры, преподавателя Оксфорда. На интервью он спрашивал, как я планирую писать английскую диссертацию: какие исследовательские приёмы буду использовать, на какие источники ссылаться при анализе предмета. После интервью мне написали, что я поступил на бесплатное место. Это означало, что Оксфорд будет выделять на проживание и обучение 16 тысяч фунтов стерлингов или, если переводить в рубли, — 1 600 000 рублей в год.

Как проходила учёба в Оксфорде?

Первые полтора года в Оксфорде выпали на ковид, и это плохо, потому что я практически ни с кем не общался. Студенты сидели по комнатам и слушали лекции онлайн. Я писал диссертацию, «ходил» на онлайн-семинары. Удалёнка не мотивировала включаться в процесс и задавать вопросы преподавателям.

Несмотря на то, что разговорной практики не было, лекции слушал без проблем. Преподаватели Оксфорда чётко изъясняются: говорят на эталонном английском, как бибисишные журналисты. Однажды ко мне пришёл сантехник-гастарбайтер из Манчестера, чтобы починить батарею, — вот его речь я разобрал с трудом.

После ковида я поселился в квартире с арендодателем. У неё было правило — с утра до вечера меня нет дома. Предполагалось, что я иду работать, а она в это время отдыхает. Каждое утро я просыпался, завтракал и шёл в главную библиотеку Оксфорда — Библиотеку Радклиффа. До обеда писал английскую диссертацию и шёл в соседнюю библиотеку — Бoдлианскую. Там есть коммон-рум — комната отдыха, в которой я обедал. После обеда шёл в сайленс-рум — комнату со звукоизоляцией — и проводил онлайн-семинары для ростовских студентов. Оставшуюся часть дня писал российскую диссертацию.

Что в оксфордском обучении самое сложное?

Самое сложное в учёбе аспиранта — защита диссертации. Каждый год нужно писать по главе и сдавать устный экзамен или, по-английски, «вайву». На защите присутствуют два рецензента — преподаватели Оксфорда, которые разбираются в теме. «Экзекуция» длится час. Хоть в онлайне, хоть в оффлайне — это сложно. Если защита проходит успешно, студента переводят на следующий год обучения. Один раз я зафейлил защиту, и меня не перевели.

Думаю, причины две. Во-первых, на тот момент у меня был неуверенный английский. Я не смог полностью на него переключиться, так как брал информацию для диссертации из источников на русском языке и говорил по-русски с друзьями и родственниками. Во-вторых, я переволновался и на защите неубедительно отвечал на вопросы. Когда общаешься с лучшими профессорами Оксфорда — Катрионой Келли, Полли Джонс, — возникает страх и трепет. Позже я доработал диссертацию, снова была вайва, и меня пропустили на следующий год.

А было ощущение, что ты учишься в Хогвартсе?

Да, атмосфера напоминала фильм о волшебниках. Оксфорд делится на колледжи. Это как факультеты в «Гарри Поттере» — Гриффиндор, Слизерин, Пуффендуй и Когтевран. У каждого колледжа своя земля. Я учусь в Сент-Антониз-колледж, а мой научный руководитель из Нью-колледж. Там есть дайнинг-холл, в котором мы иногда вместе ужинаем, — столовая с длинными столами на несколько сотен мест. Вокруг как будто вселенная «Гарри Поттера» — за такими же столами обедали студенты Хогвартса.

Какие есть отличия между российским и английским вузами?

Я сравню две аспирантуры: российскую и английскую. В России никто не проверяет, что ты делаешь: я могу не показывать научному руководителю диссертацию три года, а потом за пару месяцев сделать и защитить. В Англии дедлайны строгие: каждый год нужно показывать наработки и защищать кусочек текста.

В России я должен слушать лекции, а мне уже это не в кайф. В Оксфорде лекций нет, только семинары — на них можно позадавать вопросы преподавателям, услышать альтернативную точку зрения одногруппников.

В Англии специалисты более высокого уровня, библиотеки круче, стипендия выше. Но я не скажу, что здесь во всём лучше. Учёба в России научила меня быть готовым ко всему. Например, посреди ночи мне могло прийти письмо со словами «делай», и я делал.

Зачем ты поступил в Школу редакторов?

Я решил не доучиваться в Оксфорде и сменить сферу деятельности. Сначала пошёл в Нетологию, чтобы получить профессию интернет-маркетолога. Я не планировал стопроцентно работать в маркетинге, просто хотел переключить мозг и уйти от научного мышления. Я прошёл первую ступень и решил отложить вторую, чтобы сфокусироваться на написании диссертаций. Когда началась вторая ступень, стало подташнивать от интернет-маркетинга.

Я забросил Нетологию, чтобы развиваться в том, что умею. Я исследователь, и умею собирать инфу, декомпозировать, писать и передавать читателям. Школа редакторов помогает усилить эти навыки.

К тому же, Бюро Горбунова — это крутой бренд, который у всех на слуху в сфере редактуры. Недавно я устроился на работу в пиар-агентство и спросил, как на рынке относятся к Максиму Ильяхову. Мне подтвердили, что компании охотно нанимают людей из Школы редакторов. Так что для меня это не только смена профессии, но и хорошая ачивка, как Оксфорд. Оксфорд открывает множество дверей в мире науки. Школа редакторов открывает множество дверей в мире редактуры.

Почему ты хочешь вернуться в Россию, не окончив Оксфорд?

На это есть несколько причин.

Хочу знать простые вещи. Я понял, что я не учёный в классическом смысле, а чтобы работать в научной сфере, нужно быть классическим учёным. Нужно заниматься наукой постоянно: преподавать, писать статьи и доклады для конференций, читать новые книги и писать собственные. Я женился и благодаря Карине увидел, что за пределами науки есть другая жизнь, и я её упускаю. Например, я не знаю вселенную Марвел, но зато в курсе, как французские декаденты воспринимали проблему поэта и общества. Я хочу знать простые вещи больше, чем научные.

Наука мало оплачивается. Оксфорд — один из лучших университетов в мире, но здесь мало платят выпускникам, которые остаются преподавать. «Дейли-мейл» выложил оксфордскую вакансию с зарплатой меньше, чем у курьера Амазона. Это как получать 80 тысяч рублей в Москве, 66 тысяч из которых отдаёшь за съём жилья — на оставшиеся деньги невозможно жить. Более того, курьером Амазона можно стать без образования, а чтобы стать доктором философии, я учусь 9 лет — это несправедливо. Люди, которые работают в Оксфорде, считают важным развивать науку, деньги для них не главное. Я тоже решил делать то, что считаю важным, но за достаточное количество денег.

Я не нейтив. Однажды Максим Ильяхов сказал, что для работы на зарубежный рынок нужно быть нейтивом: говорить на языке, как местные. Я, к сожалению, не нейтив. Стиль моего письма — научный. И преподаватели, которые проверяют диссертацию, говорят, что нужно отработать с редактором некоторые конструкции. Здесь нужно стараться, чтобы тебя приняли за своего. Но дело в том, что я не хочу становиться как местные, я другой. Быть всю жизнь в состоянии эмигранта мне не в кайф.

Высокая конкуренция. Проблема с гуманитарной наукой, особенно с зарубежной, в том, что здесь высокая конкуренция. Я понимаю, что мне будет сложно. Я не боюсь сложностей, но считаю, что это не стоит того. Можно конкретно обосраться: окончить Оксфорд, но достойную должность не получить. К тому же, в Оксфорде редко трудоустраивают своих выпускников, потому что не хотят побратимства. Следовательно, нужно подаваться в Германию или США, а без конца скакать по миру мне не хочется.

Я не знаю вселенную Марвел, но зато в курсе, как французские декаденты воспринимали проблему поэта и общества

Школа редакторов может дать что-то такое, чего нет в Оксфорде?

Школа редакторов даёт знания, которые можно применять в работе. В этом плане крутые лекции у Ильи Бирмана по интерфейсу. Преподаватель показывает скрины — примеры реальных проектов, рассказывает о личном опыте, а не берёт информацию из устаревших методичек. Лекции Максима Ильяхова по редактуре тоже наполнены практическими советами. Преподаватель делится личным опытом, опытом коллег, и это помогает проще отличать хорошие тексты от плохих. Классные советы у Ильи Синельникова о том, как вынудить собеседника уступить, и у Николая Товеровского про закрытые списки. Думаю, знания мне пригодятся, когда я займусь бизнесом. В Оксфорде я изучаю историю и филологию, которые далеки от практики. Провожу исследования, которые мало понятны и мало интересны людям вне науки.

Большая проблема науки в том, что мы общаемся на птичьем языке — пишем тексты для себя, для своей тусовки. Мои знания сложно продать. Но я не жалею, что поступил в Оксфорд. Я стремился сюда, хотел стать учёным, но со временем у меня поменялись приоритеты. Тот уровень дохода, что предлагает Оксфорд, ЮФУ и другие вузы меня не устраивает. Я хочу зарабатывать больше, чтобы у нас с Кариной была достойная жизнь.