«Ты не можешь занимать эту должность»: истории о том, как женщины ломают карьерные шаблоны

Публикуем историю анонимно

Когда я работала в офисе, наша кадровик часто повторяла фразу: «Ну, он мужчина, ему нужнее, ему зарплата больше нужна». Мне тогда было 26 лет, у меня не было ни семьи, ни детей. Каждый год в сентябре составлялись планы расходов на следующий год, и каждый раз кадровик звонила мне с вопросом: «Ну что, тебя на следующий год в планы включать? Ты в декрет пойдёшь?» Это меня поражало: я жила в съёмной квартире, и мысль о том, что я должна куда-то пойти рожать без чётких планов на семью, казалась абсурдной.

Спустя время я вышла замуж и забеременела. На работе об этом никто не знал. Однажды коллеге, который недавно устроился в наш отдел, повысили зарплату. Его перевели на более высокую должность, хотя он выполнял ту же работу, что и раньше.

Я набралась смелости и спросила начальника, почему его повысили, а не меня. Сначала он сделал вид, что не понимает, о чём я говорю, а потом сказал: «Ты не можешь занимать эту должность, потому что ты женщина. На этой должности должен быть мужчина. И вообще выйди отсюда, если не хочешь проблем».

После этого у меня возникли трудности. Они знали, что я хожу на приёмы к врачам, но не догадывались, что это связано с беременностью. До этого было достаточно просто предупредить, а теперь от меня требовали писать заявления за свой счёт, что уменьшало мою зарплату. В ответ я принесла справку о беременности и продолжила ходить к врачу.

Один из руководителей пытался потребовать у меня документы, подтверждающие, что я действительно была на приёме у врача по беременности. Я ответила, что по закону они могут сами запросить эту информацию, а я не обязана ничего предоставлять.

После этого отношение ко мне стало спокойнее. Когда все узнали о моей беременности, на моё место прислали новую сотрудницу, которую мне поручили обучить. Я отказалась, сказав: «Пусть тот, кому вы повысили зарплату, и обучает. Я буду выполнять только свою должностную инструкцию». Возможно, тогда сыграли роль гормоны, хотя это звучит по‑сексистcки, но даже спустя годы я не жалею о своём решении.

Для себя я сделала вывод: будь ты хоть сколько умницей и профессионалом, если у человека в голове стереотипы, ты их не изменишь. Нашему обществу ещё предстоит бороться с множеством предрассудков.

Полина Пахотина, 19-й поток Школы редакторов

Я долго работала системным администратором и автоматизатором — внедряла всякие айтишные штуки в разных местах, от библиотек до винотек. И при каждом следующем трудоустройстве отвечала на вопрос «как это женщина — и с компьютерами». Ответ всегда был более-менее одинаковым: я из семьи инженеров и с компьютером встретилась, когда это ещё была ЭВМ в машинном зале, размером примерно с платяной шкаф. Это всегда было интересно, поэтому я здесь.

На работу меня брали, но доверие всё равно приходилось завоёвывать.
Однажды на новом месте меня отправили разбираться с жалобой «нет интернета» в кабинет к девочкам-статистикам. Я пришла, нашла причину, но инструментов, чтобы её устранить, у меня не было, пришлось идти к парням с докладом. Причина была максимально бредовая, парни решили, что зря поверили «тупой тётке»: сетевой кабель поджарился, его нужно заменить.

Что ж, они пошли разбираться сами. Через пару минут вернулись с озадаченными лицами и извинились — они увидели то, о чём я говорила: сетевой кабель каким-то непостижимым образом оказался намотан на тепловентилятор. Вся изоляция с него стекла на пол цветными соплями, голые провода соединились, и сигнал пропал. Больше в моей компетенции не сомневались.

Вообще все истории про предвзятость одинаковы — не важно, женщина вы в «мужской» профессии или вчерашний студент без опыта — вам приходится доказывать, что вы что-то знаете, чего-то стоите и можете приносить пользу. Борьба ли это? Наверно, да. Но если бы я пришла работать медсестрой, меня проверяли бы точно так же.

Валентина Монастырская, 21-й поток Школы редакторов

В 2019 году я участвовала в конкурсе на вакансию регионального коммерческого директора в большой международной компании. До финальной стадии отбора дошли я и двое коллег-мужчин, в итоге место получила я.

После того как я заняла эту должность, двое других кандидатов стали моими подчинёнными. Это было очень трудно: они ставили под сомнение любое моё решение и распускали слухи о том, что я получила должность, потому что сплю с кем-то из руководства.

Когда эти сплетни дошли до меня в первый раз, я назначила встречу с одним коллегой и сказала прямо, что знаю, что он говорит. Он был не готов, смутился и извинился, но потом всё продолжилось. А второй на общих совещаниях с руководством выкручивал мои рекомендации таким образом, чтобы они выглядели некомпетентными. Он задавал псевдовежливые и как бы уточняющие, а на деле компрометирующие вопросы, всё время пытался выставить меня дурой.

Так всё и тянулось. При прямых разговорах они оба юлили и делали вид, что не понимают, о чём я говорю, и что у нас нормальные корпоративные отношения.

Со временем я поняла, что лучше не знать сплетен про себя. Они очень травмируют эмоционально, а изменить всё равно ничего не можешь. И любые мои ответные эмоции всегда использовались против меня.

С ними так всё и тянулось до конца моей работы на этом месте.

Ирина Евсеева, 20-й поток Школы редакторов

Я ходила в море, работала на круизных лайнерах. Перед каждым контрактом нужно пройти медкомиссию. В Калининградской области для этого есть больница на улице Водников. На втором этаже госпиталь, пациенты лечатся в тех же кабинетах, в которых моряки проходят медкомиссию. Поэтому в больнице ввели разграничение по времени: до 14:00 одновременно идёт приём пациентов и медкомиссия, а после — только моряки с медкомиссией.

У каждого кабинета один и тот же диалог с мужиками-рыболовами:
— Здравствуйте! Кто последний?
— Девушка, вы не вовремя. Сейчас идёт медкомиссия для моряков. Приходите в другой день.
— Вы, наверное, капитаном идёте? Капитаном «Очевидность»? Я тоже моряк, я за медкомиссией. Так кто последний?

Всем в очереди резко становится интересно, кем это на борт уходит 20-летняя девушка на каблуках, в обтягивающих джинсах и с распущенными волосами. Я не ограничивала своё воображение. Для разных людей в больнице на Водников я уходила боцманом, рефмехаником, старпомом…

А ещё, когда приходишь в администрацию порта за документами, обязательно состоится такой диалог:
— Здравствуйте! Вы мужу документы оформить хотите?
— Нет, себе.
— Брату?
— Нет, себе.
— Отцу?
— Нет, себе!
— Деду?
— Таедритьтвою, себе!

Мой отец — военный моряк на пенсии. Закончил мореходку, бывал в походах. Друзья у него такие же — окончившие Калининградское мореходное училище. В таких компаниях есть свой застольный регламент: первую рюмку пьют за встречу, вторую — за тех, кого с нами нет, а третью — за тех, кто в море.

Каждый раз, когда я была в море, мама звонила мне после очередного застолья и рассказывала, как они посидели. Когда дело доходило до третьей рюмки, все за столом тушевались: в море из родственников никого нет, сыновья пошли в бизнес или сферу обслуживания. И только мой папа гордо поднимал полную рюмку и говорил: «За дочь!»

Это главная причина, почему мне плевать на моряков из больницы на Водников и работников администрации порта. Папа поддерживает. А больше ничего и не нужно.

«Раньше отцы этим не занимались»: как предубеждения мешают радоваться отцовству

Публикуем историю анонимно

До рождения сына я никогда не ощущал дискриминации. Но стоило мне начать делать чуть больше, чем «стереотипный отец» — готовить для ребёнка, водить его к врачам, укладывать спать, — тут же посыпались вопросы: «А где мама? Разве это не её дело?»

Мой собственный отец считал, что мужчина должен работать, а воспитание оставить жене. Друзья иногда говорят: «Слушая тебя, заводить детей не хочется», а родственники не понимают, зачем я так глубоко вникаю, ведь «раньше отцы этим не занимались». Я сломал этот привычный уклад.

На самом деле моя жена с ребёнком большую часть времени, а я помогаю, когда возвращаюсь с работы. Не пытаюсь заменить маму и не считаю себя героем — просто хочу быть полноценным родителем. Но то, что моя вовлечённость вызывает недоумение, и есть та самая дискриминация: от мужчины по-прежнему ждут роли «добытчика», а не отца, который способен и хочет о ком-то заботиться. Мне же кажется естественным, что у ребёнка есть двое родителей, и каждый вносит свой вклад.

«За рулём я — водитель»: истории о том, как стереотипы разбиваются об уверенность

Полина Пахотина, 19-й поток Школы редакторов

Я села за руль в 1998 году, тогда женщин за рулём было мало, зато трёпа о том, что «женщина за рулём — обезьяна с гранатой», много.

Каждый механик в автосервисе и сосед по гаражу норовил хмыкнуть в условные усы. Все хмыканья проходили раз и навсегда, когда механик понимал, что я отличаю карбюратор от датчика Холла и знаю, где бензонасос, а не только где заливная горловина бензобака. Хотя всё это я осваивала на ходу, под смех и шутки тех же соседей по гаражам.

Однажды мне понадобилось что-то открутить в автомобиле, кажется, замок багажника, который не закрывался. И я пошла в соседний гараж со словами «а дайте мне, пожалуйста, ключ на 14, такой с рожками». Четверо мужиков, которые там пили пиво, грохнули дружным хохотом, но потом один из них встал, не глядя протянул руку на полку и выдал мне ключ. На вопрос, что смешного, они с трудом, давясь смехом, объяснили мне, что «ключ с рожками». «А как же правильно называется такой ключ?», — спросила я. «Рожковый», — ответили они… посмотрели друг на друга и заржали с новой силой, уже над собой. А я пошла крутить свой замок.

Через некоторое время смеяться надо мной перестали, наоборот, старались помочь во всём. А на дурацкий заход про женщину за рулём до сих пор отвечаю, что за рулём я — не женщина, а водитель.

Анна Кирякова, 21-й поток Школы редакторов

За свою водительскую практику единственный раз попала в мелкую аварию лет пять назад. Виновником была я: притёрла наглого торопыгу. Стоим, фотографируем ДТП на кольце — образовался небольшой, но неприятный затор.

Проезжающие мимо водители-мужчины выглядывают в окна, видят меня и приговаривают: «Баба — поняяятно», бросая осуждающий взгляд. Таких высказавшихся было человек пять. А что я? Никаких угрызений совести, нос кверху, никаких жалобных взглядов. Королева, ё-моё! Сижу и думаю, а если бы притёрлись мужчины, что бы приговаривали тогда эти комментаторы? И вообще говорили бы что-нибудь? Что за стереотипы, товарищи?

А «пострадавший» при своей даме проорался, что я «баба бестолковая». Когда та покинула место, резко стушевался: сразу стал вежливым, предложил оформить протокол в удобном месте, за документами дополнительно приезжал. Был чрезвычайно кроток.

Мораль истории: если женщина в условии гендерного стереотипа оказалась уверенной в себе, она выйдет с достоинством из любой ситуации.

Илья Синельников

Давайте подведём итог. Выложить багаж — универсальный приём, который помогает снять излишние эмоции. Если заранее озвучить, что собеседник удивится или возмутится, он быстрее проживёт эти чувства и перейдёт к спокойному обсуждению. Прямо так и сказать: «Возможно, вы сейчас охренеете, но…» — этим вы ему говорите: «Приготовься».

В конфликтных ситуациях сначала стоит попробовать все возможные способы договориться: пояснить, в чём проблема, предложить варианты решения, попросить не делать так снова. Если же вместо конструктивной реакции слышишь агрессию и видишь, что двери нет, то лучше уходить, чем биться головой в стену. Не стоит мириться с дуростью и рассчитывать, что всё изменится: некоторые системы и люди просто не хотят меняться. И старайтесь поменьше принимать на свой счёт. Это, порой, непросто сделать, но здорово помогает сохранить себя.

В видеоподкасте мы разобрали реальные кейсы студентов школ бюро
и поговорили о том, как:

• отвечать на неудобные вопросы работодателей;
• добиваться желаемой зарплаты;
• вести себя, когда рабочие планёрки превратились в череду бесконечных звонков;
• справляться с трудностями, когда ты — джун.

Таймкоды

• 00:00:00 Тизер
• 00:00:29 Вступление
• 00:00:54 Про неудобные вопросы на собеседовании
• 00:09:19 Вопросы о декрете
• 00:15:28 Как реагировать на провокационные вопросы от HR
• 00:23:20 Про обсуждение зарплаты с работодателем
• 00:29:00 «Ты мне давай в эти игры свои не играй и комедию не ломай. Цифру мне называй…»
• 00:36:02 Подписали с работодателем офер на одних условиях, а при выходе на работу зарплата ниже
• 00:43:21 Про задачу любых переговоров
• 00:44:15 Про торг в переписке
• 00:46:23 Работник и работодатель — это взаимовыгодное сотрудничество
• 00:49:55 Про бесконечные рабочие созвоны
• 01:08:52 Про испытательный срок
• 01:16:52 Обратная сторона права на нет
• 01:20:51 Новогоднее пожелание от Ильи
• 01:21:36 Послесловие

Илья, какие из твоих проектов, сделанных для администрации, реализовали?

Я бы не сказал, что хоть что‑то «сделал для администрации». Я не интересуюсь работой с государством. Но есть сферы, к которым доступ перекрыт наличием какого‑то государства, чиновников: транспорт, навигация и так далее. Я работаю с проектами, где конечный потребитель — жители города.

Я делаю проекты, где конечный потребитель — жители города

У меня на сайте есть все проекты, в том числе реализованные: схема челябинских трамваев, схема электричек ЦППК, экипировка для челябинских автобусов, стандарты для плакатов и объявлений об изменении транспортных маршрутов в Челябинске. А только что вышел анонс официальной схемы метро Ташкента.

Какие проекты не удалось внедрить и почему?

Многое пока не внедрили, потому что внедрять проекты сложно. Кроме того, многие мои проекты и не предполагают внедрение. Например, я придумал редизайн дорожных знаков. Мне бы в голову не пришло, что их внедрят. Зато я допускаю, что если когда‑нибудь понадобится обновить дизайн дорожных знаков, и соберётся рабочая группа, кто‑то из её участников напишет мне письмо, спросит мнение и, может быть, его учтут.

Так, например, было, когда решалась судьба названия станции «Кунцевской» в Москве. Я 10 лет рассказывал, что когда пересекаются несколько линий — идиотизм называть платформы по‑разному. Станции «Охотный ряд», «Театральная» и «Площадь Революции» нужно было просто назвать «Красной площадью». Понятно, что сейчас их уже нереально переименовать, но хотя бы нужно было остановить распространение этого.

В Москве приняли закон, что так больше не делают. Но на «Кунцевской» пересекаются линии похожих цветов: голубая, синяя и вот добавилась бирюзовая. Задумались: нужно ли назвать новую третью платформу иначе, чтобы было дополнительное отличие? Однажды мне позвонили и сказали, что не могут принять решение, но помнят, что у меня есть мнение по этому поводу; попросили его ещё раз изложить. Я экспромтом прочитал лекцию на 10 минут. В итоге решили сделать так, как я предложил. Рад, что спросили.

Как удалось вступить в отношения с государством и как состоялись те проекты, которые были реализованы?

Например, как получилось с челябинской схемой. Мы с Сашей Караваевым нарисовали схему трамваев. Саша пошёл предлагать её в «ЧелябГЭТ». После многочисленных встреч они вроде бы согласились и решили печатать. В последний момент кто‑то сказал, что не могут выделить денег на печать, и всё встало.

Потом Лев Владов, который делает проект «Челябинский урбанист», узнал об этом и написал пост, что это позор. После этого нашли деньги и схему напечатали. Если бы Саша не пошёл знакомиться в «ЧелябГЭТ» и предлагать схему, этого бы не произошло. Если бы Лев не написал пост, то этого бы тоже не случилось. Если бы я не нарисовал свою первую схему, на основе которой Саша сделал свою, то этого бы тоже не было.

Потом, как я понимаю, в том числе благодаря активности Льва, в Челябинск позвали Александра Егорова, который сейчас замминистра дорожного хозяйства и транспорта Челябинской области. Мы с ним много лет друг друга читали в Твиттере и, наконец, познакомились лично. Он стал иногда показывать макеты объявлений или раскраски автобусов, спрашивал, как улучшить. Я что‑то предлагал, а иногда просто переделывал и показывал ему свой вариант. Иногда мой вариант брали. Так постепенно какие‑то вещи вдруг стал делать я.

В случае с Ташкентом мы с Тимуром Репиным сделали схему по собственной инициативе, выпустили её прошлой зимой. А весной в городе возник запрос на обновление — авторы инициативы нашли нашу схему, обратились к нам с пожеланием внести изменения, а потом добились внедрения схемы. Подробнее расскажу как‑нибудь в другой раз.

Чем отличается работа с госорганами от работы с другими клиентами?

В работе с государством вы неизбежно попадаете в ситуацию, когда делаете хорошо для людей, но приходится думать о том, как ещё и не противоречить интересам чиновников. На этом месте и возникают проблемы. У чиновников много ограничений. Они стараются перестраховаться, поэтому интерпретируют законы и правила в самом консервативном и ограничивающем смысле из возможных. Приходится работать с этими ограничениями.

Как действовать, если в администрации про тебя и твои проекты ничего не знают?

Есть такие люди, которые готовы проламывать любые стены, чтобы реализовать своё. Тогда, наверное, можно внедрить идею. Но потом нужно всё поддерживать. Иначе придёт какой‑нибудь заместитель и начнёт говорить о своих интересах или представлениях о прекрасном. Всё, что вы преодолевали и внедряли, могут отменить одним решением, потому что они не знают, что было, зачем и какие результаты. Ваш труд окажется напрасным.

Формировать запрос, а не предоставлять решение

У них там своя чиновничья жизнь: проверки, документы, выборы. Нужно отвечать на обращения граждан, решать проблемы. Вам кажется, что вы приходите помогать, а им — что вы добавляете им проблем. Поэтому более правильная тактика — формировать запрос, а не предоставлять решение. Тогда у администрации появляется хоть какая‑то причина реагировать.

Например, «Челябинский урбанист» был эффективным проектом. Лев долбил всем мозг через общественное мнение, показывал недочёты градоустройства, объяснял, как надо. Появилась аудитория, которая стала замечать проблемы и возмущаться. На совещаниях в мэрии или где‑то ещё начинали обсуждать, что людям что‑то не нравится, хотя раньше всем было пофиг. В результате стали происходить изменения.

Если добился, чтобы тебя заметили и обратились за чем‑то, сделал, а чиновники просят всё поменять — как быть?

В случае с обычной клиентской работой, если действительно нужно всё переделывать, это значит, что у вас плохо с пониманием задачи. В реальности обычно так не бывает. Вы понимаете, откуда взялось замечание и спокойно на него реагируете. Клиент объясняет, говорит, в чём он видит опасность, если сделать по‑вашему, какую ситуацию вы не учли.

А вот если ваш заказчик — чиновник со своими интересами или ему вообще всё равно, вы, скорее всего, окажетесь в ситуации, когда он будет что‑то двигать, менять шрифты, цвет. Для него дизайн — это вкусовщина, а не область, связанная с профессиональными знаниями и умениями. Он, скорее всего, спокойно даст замечание: «Давайте уберём логотип отсюда и поставим сюда. Давайте здесь напишем крупнее».

Но даже такие, казалось бы, бестолковые замечания нужно аккуратно обрабатывать, заботливо объяснять, почему так, задавать вопросы. В таком разговоре как раз вскрывается, что именно человека беспокоило. Может, благодаря обсуждению, заказчик увидит, что вы защищаете своё решение и скажет, что вы можете сделать по‑своему.

Бывает, что у вас нет возможности всё объяснить. Например, вы случайно оказались на совещании с каким‑нибудь суперважным человеком, который принимает решения. У вас на эти разговоры полчаса. Если вы начнёте спорить по мелочи, то не успеете обсудить более важные вопросы.

Поэтому я стараюсь понимать, чем я рискую. Если есть шанс, что начну сопротивляться и всё сорвётся, то я не лезу. Вместо этого стараюсь максимально повлиять на то, на что повлиять дают. Они же могут сделать вообще всё по‑своему, так что лучше сохранить возможность сделать хорошо хотя бы часть.

В городских делах — повезло, что вас спросили. Могли не спросить

Например, челябинский автобусный парк на днях попросил, чтобы на стекле кабины водителя было написано: «Не загораживать обзор водителю!» Я пытаюсь с этим бороться, потому что не понимаю, зачем пассажирам автобуса эта надпись. Как они могут загораживать обзор водителю? Почему вообще пассажир должен об этом беспокоиться? Он находится в пассажирском салоне. Если есть какая‑то часть салона, где он не должен находиться, значит, надо её отгородить. А тут получается, что пассажир на своей территории почему‑то должен думать об удобстве водителя. Но автобусный парк говорит: «Нет, водители требуют, чтобы мы это сделали». Пока я на переговорах. Пытаюсь разобраться в сути проблемы и предложить более человечное решение. Но если я почувствую, что они больше не хотят со мной это обсуждать и сделают это корявым шрифтом на белой наклейке, то я уж лучше нарисую аккуратненько свою наклеечку и хотя бы сам придумаю, в каком месте она будет.

Когда вы занимаетесь городскими делами, будьте готовы, что никто не будет относиться к вам с таким же уважением, как нормальный коммерческий клиент. Повезло, что вас спросили. Могли не спросить, а просто отдать работу фирмам, с которыми налажены контакты. Поэтому нормально, что на какие‑то вопросы у вас нет возможности повлиять. Старайтесь максимально улучшить то, что можете. По крайней мере, я так на это смотрю.

Как под грузом замечаний от клиента не перейти в стадию бессилия и «я сделаю что угодно, только отстаньте от меня»?

Я не представляю ситуацию, чтобы я сказал: «Я сделаю что угодно, только отстаньте от меня». В таких отношениях я исхожу из того, что меня никто не держит. Просто мне повезло, что меня позвали и спросили; что я могу что‑то сделать для общественных дел.

Но бывают ситуации, когда замечания перечёркивают важные для меня достижения или вынуждают отказаться от значимых идей. В этом случае есть ощущение бессилия, когда нужно тратить много энергии, чтобы отстаивать свою точку зрения. Иногда просто сил не хватает. Тогда нужно уходить из проекта.

Как убедить заказчиков, что нужно сделать по-твоему?

Глобально никого убеждать не нужно. Нужно для начала послушать, почему они вдруг хотят сделать не так, как у вас. Пока вы слушаете, вы можете предложить третий вариант, который бы устроил обе стороны.

Иногда заказчики говорят, что обозначение выглядит странно. Вы можете попросить разрешения объяснить свой ход мысли. Важно не просто начать убеждать, а сказать: «Я понял, что вы говорите. Если позволите, я расскажу, как рассуждал, из чего исходил. Возможно, мы вместе найдём хороший вариант». Скорее всего вас выслушают.

Иногда помогает попросить довериться

И тут вы уже рассказывайте, какие варианты есть, показывайте черновики, если это не навредит. Может, вы даже мировой опыт принесёте, скажете: «Вот как сделано в Лондоне, а так в Париже, а так в Москве. В нашем случае вот это подходит. У нас есть такая особенность и вот такая. Исходя из этого я решил, что мой вариант самый подходящий. Но может я что‑то упустил? Что думаете?»

Иногда помогает просто попросить довериться. Но этим нужно редко пользоваться. У меня бывало, что я говорил: «Я хотел бы сделать так. Я вижу, какие у вас соображения. Вижу, что вас мои не убедили. Но я верю, что так будет хорошо. Прошу довериться моему опыту».

Это может прокатить, если вы так сделаете один раз за всё общение с клиентом. Лучше берегите эту козырную карту для особого случая.

А можно обращаться к эстетике, как к главному аргументу?

Я не понимаю, в чём аргумент. Если вы скажете: «Моё решение эстетично, а ваше не эстетично», мало кому такое понравится.

Вы можете аккуратно заразить своим представлением о прекрасном. Например, сказать: «Смотрите, в Чикаго такая штука, в целом выглядит так себе, но у неё есть такой приятный нюанс. Мне бы хотелось, чтобы в нашем проекте этот нюанс тоже присутствовал».

В интервью «Кто Студенту» в 2020 году ты говорил, что в работе с чиновниками важно настаивать на оплате, хотя бы символической. Что думаешь об этом спустя 4 года?

Всё в силе. Если чиновники заплатили за вашу работу, это повышает шансы на её внедрение. Им нужно отчитываться за расходы госбюджета. Траты на нереализованные проекты могут привести к проблемам. В этом плане коммерческий клиент свободнее. Он может заплатить за вашу работу, а потом выбросить, если сочтёт её ненужной.

Но с другой стороны, я стараюсь лишний раз не вступать с государством в формальные отношения. Лучше, чтобы, например, администрация сотрудничала с заводом, который поставляет автобусы. А уже завод, как коммерческое предприятие, заключил договор со мной и оплачивал работу.

Почему ты стараешься не вступать в формальные отношения с государством?

Они влекут слишком много рисков и ответственности, что не соразмерно возможной выгоде. Если нет задачи именно заработать на этом — а у меня её нет, — но есть задача что‑то поменять вокруг себя, то часто проще сделать бесплатно, чем вступать в формальные отношения.

Я всегда пытаюсь в договоре чётко прописать работу. А у чиновников свои представления о том, как что‑то «лучше» сформулировать, чтобы это звучало солиднее или официальнее. В итоге они перестают чётко называть вещи своими именами. Из‑за этого суть договорённостей размывается, риски повышаются.

Есть ещё личный момент. Я считаю деньги любого государства — ворованными. Не важно, какое государство — Россия, Великобритания или Эфиопия. Есть специальный эвфемизм «налоги».

Хочется знать, что я свои деньги заработал честно, что всё, что у меня есть, мне дали добровольно те, кто сам тоже честно заработал. Это идеалистическая картина, которая недостижима в полной мере, но я стараюсь действовать исходя из неё.

Что в работе с госорганами доставляет больше всего неудобств?

Очень часто им всё нужно срочно, но это неправда. С вами начнут работу, а потом всё затихнет на несколько месяцев. Вдруг кто‑то очнётся, и всё станет срочно. Срочно завтра презентация губернатору, послезавтра день города. Какой‑то геморрой, и нужно что‑то сделать. А потом опять никому ничего не надо месяцами. Так всё время и происходит.

С коммерческим клиентом такое трудно представить. Или у меня клиенты хорошие.

Если у меня есть идея, как оформить уличные таблички, как улучшить схему транспорта и подобное — как её представить? С чего начать?

Нет смысла представлять идею, нужно давать решение. Сразу покажите, как должно быть, как это внедрить, как оно будет работать. Чтобы было ясно, что вы учли все сложности и ограничения, продумали разные ситуации. И если после этого кто‑то заинтересуется, то есть шанс внедрить проект.

Нет смысла представлять идею, нужно давать решение

А чтобы понять, как заинтересовать своим проектом именно во время презентации, приходите на наш курс с Мишей Нозиком.

А как можно с тобой проконсультироваться по проекту? Куда идти, что писать, что прислать?

Консультации можно получить на платной основе. Если же вас интересует совместная работа над проектом, это другой процесс. В таком случае важно проявить интерес и показать, что вы способны что‑то сделать. Обычно, когда мы с кем‑то совместно работаем над схемой, человек сначала показывает свой черновик. Если я вижу в нём потенциал для создания чего‑то качественного, то я предлагаю совместную работу.

Дальше я обычно задаю много вопросов, прошу изучить больше материала, сделать различные версии. Мы можем переработать идеи несколько раз, пока не сделаем что‑то классное. В таком проекте я выступаю как арт‑директор.

Если вы приходите с уже готовой схемой и ждёте, что я внесу лишь мелкие правки, вероятно, у вас уже всё готово и вы не видите от моего участия особой пользы.

Я читала, как ты решил сделать новый вариант схемы московского метро. Это история на энтузиазме, их у тебя немало. Как у тебя в голове выстраивается процесс: от того, как увидел проблему, и до результата работы?

В каждом случае я вижу, как можно сделать лучше именно здесь. Стараюсь понять особенности системы, чтобы моё решение вписывалось в облик конкретного города.
Не все так рассуждают. Например, есть Юг Церович, который придумал свой универсальный язык схем. Он нарисовал все схемы метро разных стран одинаково. Этим он пытался передать, что есть универсальный язык, который будет понятен всем. А я делаю акцент на том, что везде свои особенности, культурный слой.

И ещё каждым проектом я пытаюсь сформулировать новую идею, новый принцип. Я сделал это не потому, что у меня было настроение. Я проанализировал ситуацию и решил, что в этом случае правильно именно так. Я не выпускаю дизайн с мыслью: «Смотрите, я дизайнер. Идите все оцените». Я говорю: «Ребята, я уже сам всё оценил, вот это — правильно. А теперь послушайте, почему все должны делать так». Из‑за этого, возможно, есть ощущение, что я знаю, что делаю. Поэтому мне проще довериться. Именно так люди становятся главными в своей области.

Схема метро Ташкента — пример того, какое решение можно создать во время работы над проектом.

Обычно такие схемы просто на белом фоне. У нас она на фоне карты города. Магия в том, что вместо того, чтобы гнуть линии под карту города, мы чуть‑чуть согнули сам город под эти линии. Когда вы смотрите на уровне конкретного района — те же улицы пересекаются, достопримечательности на месте. Но одна часть расстояния сужена, другая расширена. Этого никто не заметит, потому что эту карту не используют как географическую. Нам нужно просто сориентировать людей, где они сейчас выйдут. Я про это рассказывал на конференции по транспортной картографии в Абу‑Даби. Там все удивились, что так можно сделать.

Что тебя мотивирует довести работу в проектах «для себя» до конца?

Если у меня настолько болит душа, что я хочу что‑то сделать, я просто беру и делаю. Мне не важно, что будет с проектом дальше. Главное — установить себе, что вы не умрёте от горя, если это не примут. Вас должна радовать сама задача. А если это ещё кто‑то решит воплотить, то будет замечательно.

Когда я нарисовал схему челябинских троллейбусов и трамваев, я даже не думал о том, что пойду куда‑то её предлагать. Потому что внедрять и стучаться в чиновничьи двери — это пытка. Я просто рисовал, потому что хотел.

Я не думаю, что у меня выстраивается процесс от проблемы до результата. Это просто набор спонтанных желаний, решений, кусков свободного времени. Меня мотивирует желание изобрести, найти какой-то правильный ответ. А потом научить всех, как нужно делать.

00:00:00 Начало
00:00:45 Почему кто-то легко согласовывает понимание задачи, а кто-то — с трудом?
00:05:57 Этапы дипломного проекта в Школе бюро
00:10:37 Может быть такое, что понимание задачи не согласуют?
00:13:54 Как арт-директор оценивает жизнеспособность проекта?
00:19:29 Как поступить студенту, если не хватает навыков?
00:27:00 Почему важно относиться к диплому как к стартапу?
00:29:30 Как назначают арт-директора на проект?
00:36:26 Какая роль у шефа в дипломном проекте?
00:38:13 Как решать конфликты в команде?
00:43:06 Как проходит защита и предзащита диплома?
00:49:13 Критерии оценки диплома
00:52:07 Самый большой факап на защите
00:56:43 «Команда расстройств»
01:07:10 Как сделать проект и получить диплом: советы

Статья про три диплома, из-за которой случилось это интервью

Бонус от Ильи Синельникова: Видеоподкаст «Как айтишнику зарабатывать больше?»

Защита проекта — это последний рывок в Школах бюро. Обычно она проходит в Коворкафе: 10 минут команда выступает перед преподавателями, другими командами и потенциальными работодателями. На защите участники рассказывают о целях и задачах проекта, представляют результаты работы и отвечают на вопросы слушателей. Как создаются проекты, которые достойны защиты, рассказали герои статьи.

Чек-листы для подготовки к детскому празднику

Команда проекта
Дизайнер Георгий Гуменюк
Редактор Глеб Клинов
Руководитель Маргарита Антоновская
Арт-директор Илья Синельников

Как выбрали идею проекта?

На второй ступени в Школе руководителей было задание: подготовить презентацию проекта. По сути, это репетиция дипломной работы. Мне нужно было придумать проект, набрать на него команду. У меня вышло найти редактора, двух дизайнеров и верстальщика. Потом с половиной этого состава мы и перешли на диплом.

У меня была идея проекта «Создание шаблона сайтов для небольших городов и деревень». Для реализации нам пришлось бы тесно сотрудничать с администрациями населённых пунктов. Там решения быстро не принимают, а диплом ограничен по времени. Ещё было непонятно, как проект будет зарабатывать. Мы решили, что не сможем защитить эту идею перед арт-директором.

Тогда взяли задумку Гоши из Школы дизайнеров — проект To do Party. Это чек-листы для подготовки детского праздника дома. Задача: помочь маме ребёнка подготовиться ко дню рождения, ничего не забыть и всё купить. Казалось, что идея легко выполнима, но к защите мы успели воплотить примерно треть от задуманного.

Как проходила работа над проектом?

Так вышло, что вся наша команда из Петербурга. В начале третьей ступени мы встретились в кафе и всё обсудили. Моя работа была в том, чтобы писать, звонить, спрашивать обратную связь, договариваться о встречах с шефом и арт-директором. В других командах было по-разному: где-то руководители и дизайнеры менялись местами. У нас каждый делал свою работу по направлению школы. Сначала думали, что получится встречаться, но у всех была основная работа. Так перешли в онлайн.

С какими сложностями столкнулись?

Илья Синельников оказался жёстким руководителем. У меня в жизни такого тяжёлого заказчика не было. Он вёл две команды. Казалось, что в нас он не верил, а вот вторую команду хвалил. Как сейчас помню его фразу: «Что нам сегодня покажет команда расстройств?» На каждом созвоне мы понимали, что он недоволен нами, что мы плохо работаем. Иногда он говорил, что, скорее всего, мы не дойдём до сдачи диплома. Но мы справились и гордимся этим.

Больше всего времени заняло согласование понимания задачи. Мы на это потратили около месяца. Казалось бы, чего сложного составить этот документ и защитить. Но нет, арт‑директор нас спрашивал по каждой строчке: «А это что? А это как? А как вы этого добьётесь? А что вы тут понаписали?»

У нас в команде часто были проблемы именно психологического характера, из-за нервов. Потому что после каждого созвона с Ильёй Синельниковым у нас то дизайнер расстроится — мы с редактором его подбадриваем. На следующем созвоне редактор загрустит, и мы с дизайнером его поддерживаем. И так по кругу. Я, как руководитель, старалась мотивировать всех. Но и у меня иногда опускались руки.

Как прошла защита?

Накануне диплома я почти не спала: вместе с верстальщиком мы допиливали сайт. Я в это время была в Праге. Поездку планировала за год, и даты совпали с защитой. Поэтому приехать на защиту не получалось. В Москву от нашей команды поехал редактор Глеб. Мне оставалось только волноваться и наблюдать за процессом онлайн. В итоге мы получили хорошие оценки. Помню, что после защиты почувствовали себя Брюсами Уиллисами из «Крепкого орешка».

Не страшиться арт-директора, задавать больше вопросов

Что можно было сделать лучше?

Я бы больше внимания уделила пониманию задачи на первых неделях. Чтобы согласовать с арт-директором быстрее и приступить к работе над самим сайтом.

Меньше страшилась бы арт-директора, была смелее и задавала больше вопросов. Чаще общалась с дизайнером, спрашивала его мнение и была осторожнее с организационными решениями. В целом уделяла бы больше внимания настроениям участников проекта. Роль руководителя и заключается в том, чтобы искать подход к каждому.

В дипломном проекте сложно предсказать, с какими людьми в команде придётся работать, поэтому я бы искала тех, с кем легко наладить контакт. Как вариант — с первой ступени больше общаться с другими школами и стараться организовать свой мини-коллектив заранее.

Кулинарные сказки для детей и родителей

Команда проекта
Дизайнер Роман Жалялов
Редактор Евгения Шигаева
Руководитель Ирина Данилова
Арт-директор Михаил Нозик

Как выбрали идею проекта?

На второй ступени Ира Данилова из Школы руководителей набирала себе команду. У неё был проект — сайт «Киноед» с рецептами блюд из известных фильмов. Потом Ирина провела опрос в Школе руководителей: задумку не оценили.

Наш дизайнер Роман пришёл с идеей настольной игры. Но команда решила, что моя идея самая прикольная: есть понятный продукт — детская книга. Она уникальная, аналогов в России нет. Так и решили делать кулинарные сказки.

Как проходила работа над проектом?

Сначала мы хотели сделать промостраницу для издательств, на которой рассказали бы, что такое кулинарные сказки и кому они будут интересны. Но Михаил Нозик сказал, что промостраница — это слишком просто: «Либо издавайте в нормальном издательстве эту книгу за полтора месяца, либо придумайте что-то ещё!»

Мы понимали, что не успеем за полтора месяца отработать вопрос с издательством и выпустить книгу с нуля. Тогда решили разработать макет книги и сделать промостраницу для её продвижения.

Набрались смелости и попросили помощи у Максима Ильяхова

Параллельно стучались во всевозможные издательства — отправляли им нашу рукопись, чтобы взяли книгу в печать. Случайно мы узнали у ребят, которые выпускали карточки
«А‑а‑а‑а! Мой ребёнок», что им Максим Ильяхов помог выйти на издательство «Альпина».

Мы набрались смелости и тоже попросили у него помощи. В итоге Максим Ильяхов и нам помог договориться с издательством «Альпина.Дети». Они заинтересовались нашим проектом, сказали, что иллюстрации попали в их тон-оф-войс. Мы договорились, что половину стоимости выпуска тиража оплачиваем мы, а половину — издательство. Сумма, которую мы должны были собрать — 350 тысяч рублей.

С какими сложностями столкнулись?

Чтобы собрать нужную сумму, мы занялись краудфандингом на Планете Ру. К защите успели собрать только 50 тысяч рублей. Поэтому пришлось для защиты выпустить пять пилотных экземпляров за свои деньги. И сбор ещё идёт.

Тяжелее всего пришлось нашему дизайнеру Роману. Мы приносили Михаилу Нозику идеи макетов в разных стилях. Ему всё не нравилось. Однажды Ира принесла макет векторного кабачка. Тогда Михаил сказал: «Это то, что нам нужно. Тут нет человеческих глаз, рук, ног. Кабачку не придётся покончить жизнь самоубийством ради оладий. И тем не менее образы героев считываются!» Так Роман начал рисовать с нуля в векторной графике все продукты. Я знаю, что он каждый день по несколько часов подбирал цвета нашим овощам, изгибы букв, градиенты, шумы.

Нашей команде повезло с руководителем. Ира координировала действия команды, взаимодействовала с арт-директором, шефом и преподавателями бюро, помогала мне и Роме. Чтобы сдать книгу в печать в типографию, нужен был макет в Иллюстраторе. У Иры был опыт работы с Иллюстратором, она помогла Роме перенести все макеты из Фигмы за полдня.

Я считаю, что нам очень посчастливилось друг с другом: за шесть недель у нас не было ни одного конфликта. Наоборот, мы поддерживали друг друга, когда казалось, что всё потеряно.

Как прошла защита?

На защите мы получили довольно высокие баллы. Ещё Илья Синельников сделал замечание, что платформа «Планета Ру» принимает донаты только с карт «Мир». Владельцы заграничных карт донатить не могут. Мы упустили этот момент.

Что можно было сделать лучше?

Я бы поставила сумму к сбору на краудфандинге поменьше. Сначала казалось, что сумма подъёмная и собрать её на краудфандинговой платформе легко. Оказалось, что это не так. Об этом нам на защите сказал Николай Товеровский: «Вот вы за два месяца собрали около 50 тысяч рублей, вам осталось еще 300 тысяч. Вы понимаете, что такими темпами вы ещё год собирать будете?»

Сегодня мы решили не останавливаться на сборе средств на Планете Ру и ищем инвесторов. Недавно мы предложили книгу крупным производителям продуктов, например, «Простоквашино» и «Пудов». Им идея понравилась, теперь ищем способ сотрудничества.

Карточки «Зубияки» для обучения детей чистке зубов

Команда проекта
Дизайнер Екатерина Деева
Редактор Ольга Татарникова
Руководитель Сергей Конаков
Арт-директор Артём Горбунов

Как выбрали идею проекта?

Когда на третьей ступени нас собрали в одну команду, каждый озвучил свою идею. Практически сразу стало понятно, что идея нашего дизайнера Кати — самая сильная и интересная. Она предложила сделать карточки, чтобы научить детей чистить зубы. Задумка была такая: родитель вместе с ребёнком достаёт карточку из набора, задаёт вопрос, который написан, переворачивает карточку, и они читают вместе ответ. Также на каждой карточке на оборотной стороне нарисованы прикольные пластилиновые персонажи в виде монстриков, чтобы ребёнку было интересно разглядывать картинки.

Всех персонажей Катя вылепила из воздушного пластилина. Мы их сфотографировали и перенесли на карточки. Всего получилось 20 ярких пластилиновых героев. Там есть и кариес, и бактерии, и налёт зубной, и конфеты, и ещё много чего. Эту идею мы и понесли нашему арт-директору Артёму Горбунову на защиту.

Как проходила работа над проектом?

Артём Горбунов спрашивал: как мы это планируем продавать? Почему и чем это поможет покупателям? С какими стоматологиями у нас есть договорённости, чтобы эти карточки разместили? Какие дополнительные каналы продаж у нас есть?

Катя по первому образованию стоматолог. Знакомые ей посоветовали обратиться к Елене — врачу-стоматологу из одной клиники в Воронеже. Катя с ней встретилась и договорилась, что та поставит у себя на витрине «Зубияк». Наш руководитель Сергей смог договориться о том же со стоматологией в Москве. Ещё мы решили размещать наборы на Яндекс Маркете и Озоне. Но главное направление продаж — это издательство. Сергей договорился со своим знакомым в издательстве «Айрис-Пресс», что они купят 200 наборов, чтобы продать через свои каналы. Но у нас всё ещё не было денег на изготовление карточек.

Сергей сказал: «У меня место бесплатное, я не платил за третью ступень, так что могу взять основную часть расходов на себя!» Он вложил около 165 тысяч рублей в производство карточек. 45 тысяч добавляли я и Катя.

Дважды в неделю мы созванивались: обсуждали, кто и что делает и как это организовать. Раз в неделю, обычно по средам, были созвоны с Артёмом Горбуновым. На них мы показывали, что успели сделать, согласовывали спорные моменты. Например, понимание задачи, тексты и дизайн карточек.

С какими сложностями столкнулись?

У нас была большая проблема с организацией, ведь основная часть работы легла на дизайнера. Катя лепила всех персонажей, фотографировала, занималась дизайном, банально зашивалась. Ещё у нас был затык внутри команды. Нужно было отстроиться так, чтобы каждый делал то, что обещал, не пропадал с радаров и отвечал за результат своих задач. С этим были сложности, но мы их преодолели.

Самая большая жесть, которая у нас была, связана с типографией. Наш набор — это коробка и 20 карточек. Сначала мы решили печатать всё в Екатеринбурге, потому что здесь обещали самые короткие сроки. К защите дипломов нужны были готовые наборы. После того как Артём Горбунов окнул дизайн карточек, мы понесли макеты в типографию Екатеринбурга. Вот тут начался ад.

Мы сделали десяток цветопроб, но они всё время получались плохие: наши зубы на печати выходили грязные, серые и некрасивые. Я ходила в типографию, фотографировала пробу, потом отправляла Кате со словами: «Вот здесь какие-то сложности…». Катя всю ночь переделывала, ретушировала. Потом я снова отправляла эту пробу в типографию, на следующий день снова шла, видела, что получилось не так, и мы снова переделывали. И так десять раз. Это заняло очень много времени. Катя уже была на грани нервного срыва из-за того, что очень устала и долго не спала.

3 июня мы получили допуск от Артёма Горбунова к защите за две минуты до дедлайна. Артём до последнего оставлял замечания. Галочку допуска он поставил в 23:58. Тогда он нам написал, что окнет допуск, если завтра мы начнём печататься. Но после допуска мы ещё ретушировали карточки и делали новые цветопробы. Через три дня после допуска Артём написал: «Чуваки, а вы чего ещё в печать не заслали? Я вообще вас допускал только с мыслью о том, что вы на следующий день сразу всё начнёте печатать, а у вас нифига нет!»

Тут мы испугались и подумали, что сейчас Артём заберёт допуск. Мы оставили мучения с типографией в Екатеринбурге и решили печатать карточки в типографии Ростова-на-Дону. Катя уже работала с ними над другими проектами и была уверена, что сделают хорошо. Ожидания оправдались. Зубы в типографии Ростова выглядели белыми и красивыми. Но вот качественные красивые коробки с плотным картоном предлагала только типография Екатеринбурга.

Логистика страдала: сначала из Ростова-на-Дону типография отправляла посылку с карточками в Екатеринбург, в Екатеринбурге я их забирала и упаковывала. А дальше уже отправляла в продажу. Понимаю, что криво так делать, но мы до последнего думали, что получится сделать весь набор в Екатеринбурге.

Как прошла защита?

Оценки от преподавателей у нас были не самые высокие, хоть мы и заняли первое место среди других проектов. Думаю, первое место у нас потому, что был реальный физический объект, который уже можно купить. Мы вложили свои деньги и были заинтересованы в том, чтобы их вернуть. Другим командам пришлось убеждать преподавателей, что они не бросят проект после запуска. Наша слабая сторона — небольшая прибыль. Мы отобьём финансовые вложения, если всё продадим, но время на свою работу не окупим.

Что можно было сделать лучше?

Не стала бы столько париться с пробами в типографии Екатеринбурга и сразу заказала у них только коробки. Коробки у них классные.
Сейчас понимаю, что из разных типографий мы собрали наилучший вариант нашего набора. Надо было не ретушировать по десять раз карточки, а сразу заказать их в Ростове-на-Дону. Сэкономили бы кучу нервов и времени. А так мы до последнего делали эти цветопробы.

Мнение арт-директора

Главная проблема всех команд каждого набора — согласование замечаний арт-директора. Это не ахиллесова пята, а вся нижняя часть Ахиллеса. С одной стороны, у команды бурлит креативный поток идей, а с другой — нужно формально и чутко слушать арт-директора, следовать договоренностям и флексить проект. Когда к этому добавляется необходимость быть проджект-менеджером, неудивительно, что что-то можно упустить. И часто страдает пунктуальное, педантичное согласование замечаний. С точки зрения арт-директора, это ужасно: ты объясняешь, что не так, а команда снова приносит то же самое или, наоборот, приносит всё совершенно новое с кучей новых проблем. В такие моменты хочется спросить: «Чуваки, вы меня совсем не слушали?»

Задача арт-директора — помочь команде сделать проект. Когда это не получается, всем эмоционально тяжело. Решение не допустить команду к защите ещё сложнее. Арт-директор болеет за команду, стремится помочь ребятам завершить диплом и получить допуск. Для этого кого-то надо подстегнуть, кого-то поддержать. Но арт-директор никогда не пожертвует качеством и не допустит говно или просто недоделанный проект.

Третья ступень — это квинтэссенция школы: настоящий проект и реальная работа с лучшими арт-директорами и специалистами. Тот самый кайф, ради которого надо идти в школу. Не просто вишенка на торте, а сам торт!

Синдром самозванца (феномен самозванца) — состояние, когда человек отрицает свои достижения и считает их случайным везением. Он твёрдо убеждён, что ему не хватает компетентности, и боится разоблачения. Подобные мысли возникают не только у начинающих редакторов, но и у профессионалов с большим опытом.

Нужно ли бороться с синдромом самозванца или лучше использовать его для мотивации? Студенты и выпускники Школы редакторов рассказывают, как они научились двигаться вперёд и преодолевать внутренние сомнения. Также мы взяли комментарий по теме у Максима Ильяхова и у психоаналитика Владимира Гречко.

Студенты 20-го потока Школы редакторов

Екатерина Фадина, литературный редактор

Как у тебя проявляется синдром самозванца?

Ох, это такая неприятная штука. Из-за него я везде чувствую себя лишним или слабым элементом. На работе оглядываюсь и думаю: «Никто не знает, что я случайно сюда попала. Я не достойна этого места, этих людей, этих задач…» Но если подумать объективно, случайностей не было.

Где ты сейчас работаешь?

Я литературный редактор в издательстве крупной открыточной компании. Пишу и редактирую тексты, придумываю слоганы, шутки, названия, иногда даже стихи сочиняю. На работу попала по классическому сценарию: hh.ru, тестовое задание, собеседование. Была в шоке, что меня взяли, потому что до этого я 10 лет провела в декрете с тремя дочками. Казалось, что это случайно получилось — например, не было других соискателей.

Синдром самозванца мешает или мотивирует становиться лучше?

Мешает. Я будто раздваиваюсь: первая часть тянет вперёд, а вторая говорит: «Тебе там не место! Посмотри вокруг — кто ты и кто они. Английский она учит… Редактором работает… Смешно! Ты же полный ноль». С возрастом учишься игнорировать этот голос, но он есть и никуда не уходит. Если бы не он, я бы гораздо раньше получила образование, смелее бы опиралась на свои интересы и развивала их.

Я долго мечтала учиться в Школе бюро, но синдром самозванца останавливал: «Кто ты вообще такая, чтобы учиться у Горбунова и Ильяхова? Какая чушь. Иди лучше учись запятые правильно расставлять!» Я терпела 7 лет. И вот я тут, потому что послала в задницу этот внутренний голос. Хочу и буду.

Как ты поняла, что это именно синдром самозванца, а не просто неуверенность из-за реальной нехватки навыков?

На работе я постоянно получаю положительную обратную связь. Умом я понимаю, что меня хвалят, но принимаю это за снисхождение. Кажется, что меня утешают. Если самооценка неадекватная, похвала не помогает.

Что помогает бороться с синдромом самозванца?

Больше всего помогли сессии с психологом. Я научилась задавать правильные вопросы. Спрашиваю себя: «Это жизненно важно?» Если нет, то и переживать так сильно не стоит.

Ещё один полезный приём — сбрасывать важность. Например, шеф подкидывает незапланированные задачи, а я понимаю, что не успею сделать в срок. Опускается голова, колени подкашиваются. В этот момент надо резко взять себя в руки и послать всё к чёрту — ситуация не смертельная!

Сможешь выполнить — бери и делай. Точно не успеешь или сильно пострадает качество? Скажи прямо и не жуй сопли. Надо проявить немного жёсткости к себе.

Послала в задницу этот внутренний голос. Хочу и буду

Что изменилось в работе и жизни, когда ты научилась справляться с синдромом самозванца?

Я стала смелее. Осознала, что мы все плывём в одной лодке. На работе у каждого есть сильные и слабые стороны. А главное — никто не лучше и не хуже остальных. Когда я говорю себе это, справляться становится легче.

Ирина Евсеева, копирайтер-фрилансер

Как ты поняла, что у тебя синдром самозванца?

В прошлом я работала casino host на круизном судне, а в отпусках между контрактами пробовала писать тексты на бирже. Потом грянула пандемия, и копирайтинг на фрилансе превратился в основную работу. Именно тогда я осознала глубину проблемы. Я сама устанавливала цену, и заработок превратился в копейки. Повысить ставку мешала самооценка: «Никто не согласится платить больше за моё время и силы».

Потом я перешла с копеечных бирж на Kwork. Это тоже биржа, но её минимальная ставка была раз в 10 больше, чем я получала раньше. Заказчики не исчезли, и я поняла, что зря себя третировала.

Прошлым летом меня пригласили писать статьи для Авто.ру. Я волновалась: «Неужели мне будут столько платить за тексты, вдруг ничего не получится?» В итоге оказалось, что отлично справляюсь.

Почему ты решила учиться в Школе редакторов? Это попытка получить формальное подтверждение профессионализма?

Абсолютно точно нет. До поступления я прочитала всё про Школу редакторов и знала, что «формальную бумажку» никто не гарантирует. Я не получу сертификат, если пройду на вторую или третью ступень, но не буду учиться дальше.

Мой путь в школу выглядел так. Два года назад среди моих заказчиков царил мусорный культ «особенных формул», которые якобы воздействовали на читателей и помогали повышать продажи. Приходилось вникать, слушать мутные вебинары про эти «формулы». Меня спасло то, что я случайно наткнулась на книжку «Пиши, сокращай» Максима Ильяхова и узнала, что такое инфостиль. Это была новая и хорошо систематизированная информация, вся в одной книге.

Я прочитала «Пиши, сокращай» и подписалась на ютуб-канал Максима Ильяхова. Через полгода созрела на курсы: «Текст и деньги», «Сильный текст в соцсетях» на Skill Cup. На курсах узнала про Школу редакторов и поняла, что туда-то мне и надо.

Когда в 21 год я заработала первый миллион, считала, что мне «просто повезло»

Что помогает тебе преодолеть синдром самозванца?

Практика называется «позитивный дневник». В тяжёлый период я завела отдельную тетрадь и каждый вечер писала три предложения: за что я сегодня благодарна, что сегодня было самое лучшее и почему я молодец. Над последним пунктом долго сидела и не знала, что написать. Не хватало навыка признавать свои достижения. Но примерно через месяц я начала свободно думать в этом направлении. Сама себе говорила в течение дня: «Оладьи пожарила, они не пригорели, я молодец!»

Анастасия Алексеева, копирайтер и редактор

Как выглядит твой синдром самозванца?

Когда появляются новые возможности, начинается мучительная внутренняя борьба: «Кто я вообще такая, да они меня выгонят, будут просто ржать над моей работой или резюме».

На эмоциональном уровне это выматывает. Иногда я даже не пытаюсь что-то сделать.

Почему ты думаешь, что это синдром самозванца, а не здравая оценка собственных возможностей?

Я вижу оценки других людей, положительную обратную связь. Они говорят: «У тебя классно получилось!» А я отвечаю: «Нет-нет, вам просто кажется».

Наглядный пример — конкурс на бесплатное место в Школе редакторов. Нужно было сделать плакаты для ТСЖ, закреплённое сообщение в домовые чаты и сценарий для чат-бота. Когда я отправила задание, целый день была в истерике. Думала, что моя работа настолько ужасно оформлена, что её никто даже смотреть не будет. Я Фигму видела третий раз в жизни, что хорошего могло получиться?

Когда я узнала, что выиграла бесплатное место, то сразу обесценила результат. У меня были дополнительные баллы за подготовительные курсы, поэтому в сумме я набрала немного больше, чем другая участница. «С подготовительными курсами любой дурак сможет победить», — думала я.

Бумажка у меня уже есть. Я прошла двухгодичный курс «Литератор» в Институте культурных программ. В основном этот курс посвящён художественной литературе, но он многое мне дал в плане работы с текстами.

Ещё у меня была завиральная идея идти на филфак, но Школа бюро оказалась более адекватным решением. Я с каждой новой неделей получаю знания, которые мне реально нужны.

Мешает ли синдром самозванца работе?

Из-за него я откладываю задачи, которые кажутся сложными. На работе иногда приходится писать сценарии для Ютуба, и всегда происходит одна и та же история. Я откладываю задачу на самый последний момент, потом пишу в истеричном состоянии и отдаю сыроватую работу. Можно было бы сделать лучше.

Нужен заряд здоровой злости

Что помогает тебе бороться с синдромом самозванца?

Длительная психотерапия. Я стала более адекватной и уверенной, больше не пытаюсь заслужить одобрение. Нельзя сказать, что я избавилась от синдрома самозванца полностью, но он больше не парализует. Я по-прежнему мучаюсь и сомневаюсь, но действую. Говорю себе: «Ну и пусть они будут надо мной ржать. Ну и пожалуйста. А я всё равно возьму и сделаю. Сделаю просто назло». Для этого нужен заряд здоровой злости.

Что изменилось, когда ты научилась справляться с этой проблемой?

Очень многое. Например, осенью 2023 года я поставила себе цель — зарабатывать 100 тысяч рублей. Стала искать вакансии не ниже этой планки, а потом договорилась о более высокой зарплате на своей нынешней работе. Раньше я бы не смогла так сделать, потому что была уверена: больше мне не дадут.

Выпускники

Татьяна Шадрина — экс-главред школы онлайн-фитнеса Sekta, выпускница 10-го потока

Как ты поняла, что у тебя синдром самозванца, а не просто нехватка навыков?

Я работаю редактором с 2013 года и точно знаю, что навыков у меня достаточно. В моём резюме прописаны достижения на каждом рабочем месте: выстроила редакционные процессы, написала редполитику, запустила с нуля онлайн-журнал. Но неуверенность в себе как в профессионале всё равно возникает, когда появляются новые задачи.

Когда надо откликнуться на вакансию, кажется, что сфера слишком сложная, и я никогда в ней не разберусь. Но на самом деле это не так. До «Секты» я работала редактором в медицинской сфере — пластической хирургии, косметологии. Приходилось разбираться в разном: как работает аппарат LPG, какая нужна длина волны, чтобы лазер достиг нужных слоёв кожи, какая информация реально нужна о каждом оборудовании, какие виды имплантатов есть и как проводятся пластические операции.

В «Секте» я тоже научилась многому. Например, отличать качественные исследования от некачественных, подавать научную информацию так, чтобы не переврать результаты исследований и чтобы люди её поняли и смогли применять в жизни. Научилась запускать медиа, видеть продукт глазами пользователя, глубоко разбираться в задачах и делать их так, чтобы не приходилось переделывать. Вопросы — мои лучшие друзья. А, ну и в деталях знаю всё про ЗОЖ.

Случалось, что в компании я приходила на должности, которых до меня не было. Приходилось выстраивать процессы с нуля. Поэтому я знаю, что смогу это сделать на новом месте. Но сначала нужно одолеть внутреннего червячка, который говорит: «Ты не сможешь, это слишком сложно».

Синдром самозванца тебя ограничивает или мотивирует расти над собой?

Зависит от обстоятельств. Иногда он сподвигает меня глубже изучить тему, найти дополнительную информацию. Но чаще всего синдром самозванца проявляется, когда я берусь за новые задачи или стремлюсь к большим переменам, которые привлекают и пугают одновременно. В такие моменты это скорее стопор.

Например, я больше двух лет не просила повышения зарплаты. Мне казалось, что я не имею на это права, потому что после рождения ребёнка ушла из офиса на удалёнку и убрала неактуальные задачи. В тот период я прокачала тайм-менеджмент и работала намного эффективнее: делала за 2−3 часа то, на что раньше уходил целый рабочий день. То есть я выполняла все задачи, мне давали новые, но я не просила повысить зарплату, потому что по часам выходило мало.

Что помогает тебе преодолеть синдром самозванца?

В Школе редакторов я получила важный опыт, который помог побороть профессиональные комплексы. На работе всегда приходится учитывать мнение начальника или заказчика, даже если он в чём-то не прав. На второй ступени Школы редакторов нужно было учитывать только задачу и решать её самостоятельно. Оказалось, я умею понимать и решать задачи, добиваться нужных целей. За практические задания я получала высокие баллы и часто была в топе рейтинга.

Ещё у меня есть упражнение от психолога. Когда проявляется синдром самозванца, надо представить червячка, который сидит рядом и озвучивает внутренние сомнения: «Ты ни на что не способна, ты не справишься». Потом добавить детали — какого он размера и цвета, где сидит, чьим голосом говорит. Нужно отделить эту субличность и сказать себе, что это не я. Это кто-то извне пытается мне внушить, что я ни на что не способна. Когда червяк начинает говорить, нужно его буквально смахнуть с того места, где он сидит. А потом завалить фактами, доказать самой себе, что он не прав.

Факты собраны в моём резюме — что именно я сделала в каждой компании и с каким результатом. Сразу видно, что я могу и умею, и это помогает побороть неуверенность в собственном профессионализме.

Нужно одолеть внутреннего червячка, который говорит: «Ты не сможешь, это слишком сложно»

Ты справилась с синдромом самозванца или ещё нет?

Он перестал отравлять мне жизнь как раньше, но думаю, что скоро червяк снова появится. Недавно я уволилась из «Секты», потому что со студенчества ни разу не была без работы. Захотелось почувствовать, как это. Пока отдыхаю и занимаюсь чем хочется. Через месяц начну откликаться на вакансии и ходить на собеседования, а я 9 лет этого не делала. Придётся опять вести разговоры с червячком и преодолевать неуверенность в себе.

Что бы ты посоветовала студентам Школы редакторов?

Если задача кажется слишком сложной, постарайтесь не паниковать. Сначала разберитесь, изучите информацию из разных источников. Посмотрите, как делают другие, послушайте разборы Максима Ильяхова. Потом придумайте свою идею и получите обратную связь. Если комментарии огорчат вас, посмотрите на них под другим углом: вам подсказывают, что можно улучшить. А ещё не бойтесь задавать вопросы, даже если они кажутся вам глупыми.

Лена Новосёлова — главред в ИТ-компании Ispmanager и B2B-издании Chinalogist.ru, выпускница 16-го потока

Расскажи о синдроме самозванца в твоей жизни.

Обычно синдромом самозванца называют чувство «я какой-то ненастоящий специалист и меня сейчас разоблачат». У меня синдром самозванца проявляется по-другому — я соглашаюсь на вообще-то неприемлемые условия. Например, на предложение написать текст даже с конъюнктивитом — это когда глаза болят от малейшего света и слёзы градом. Я написала.

Как будто я боялась, что в мире нет адекватных людей и проектов, где не нужно погибать и соглашалась «жрать говно» — это теперь мой любимый совет Артёма Горбунова.

В каждом человеке должна быть здоровая злость, которая не даёт ему мириться с фигнёй. А при синдроме самозванца этой злости просто нет.

Для тебя синдром самозванца — это ограничение или мотивация стать лучше?

Если профессиональный рост — это делать что-то крутое, то с синдромом самозванца вырасти невозможно. Сначала нужно научиться работать с командой. Для моего самозванца — это не ссать говорить «нет» и смело запрашивать ресурсы. Для крутого проекта нужна команда.

Пример. В прошлом году я участвовала в конкурсе кейсов Максима Ильяхова — в «Выставке достижений редакционного хозяйства». Заняла 20-е место из 40 — наверное, неплохо для первого кейса. Но я увидела, что верхние места рейтинга заняли команды. У них было время — некоторые пилили проекты по году, были дизайнеры, редакторы, исследователи. Сделать масштабный проект на коленке невозможно. Я пыталась 🙂

Что тебе помогает бороться с синдромом самозванца?

Финансовая независимость — я стараюсь брать несколько проектов. Благодаря этому я не боюсь не соглашаться. Например, могу прямо сказать: «Ребят, я не смогу вам помочь, пока у нас нет данных об аудитории. Нужно понять, кто наши читатели, давайте вместе разберёмся сначала с этим». Раньше так не могла — старалась соответствовать ожиданиям, даже если они нереалистичны примерно полностью.

Я уверена, что не останусь без работы. На рынке голод: бизнесу нужны редакторы, которые не текстики пишут, а делают что-то для бизнеса. Нужно — привлекают лидов, пора — создают комьюнити или качают HR-бренд. Цели бизнеса всегда конкретные и измеримые. У меня есть кейсы с цифрами, это очень лечит синдром самозванца.

А ещё мне помогает контролировать синдром самозванца понимание, какие у меня есть личные цели. Я знаю, чего хочу достичь в профессии и не пытаюсь быть для всех хорошей. А если работать ради похвалы от заказчика или начальника, синдром самозванца победить невозможно.

И последнее — совет от психолога лично мне. Не нужно ждать от себя великолепия. Достаточно просто сделать лучше, чем было. Это помогает мне работать, расти и не выгорать.

Что поменялось в твоей жизни, когда ты научилась справляться с синдромом самозванца?

Я осталась ровно такой же, какой закончила Школу редакторов год назад, с теми же личными и профессиональными качествами — ну разве что использовала знания на практике. Но ситуация полностью изменилась, когда я научилась не соглашаться «жрать говно». Я работаю с классными проектами, у меня есть команда и свобода действий. Мне не предлагают угадать, что не так — я не шучу, были такие ситуации раньше: «Ты должна догадаться, какие вопросы возникнут к тексту у эксперта и ответить на них сама». И ещё что мне кажется очень ценным — я нашла команды, где можно легко обсуждать что-то, что не нравится и задавать прямые вопросы.

Достаточно просто сделать лучше, чем было

Что бы ты посоветовала студентам школы, которые сейчас учатся?

Искать обратную связь от профессионального сообщества и не бояться не уметь что-то делать. Недавно я первый раз написала вакансию и отнесла её в закрытый чат главредов. Ирина Ильяхова дала очень честную обратную связь — совсем нелестную. Да, это было неприятно. Но я понимаю ценность обратной связи Ирины и поэтому — вполне переносимо. Я поняла, что было не так, переписала вакансию и благодаря ей нашла ровно того человека в команду, которого искала. Редактор так сказала на собеседовании — откликнулась из-за того, как написана вакансия.

Максим Волков — редактор в «Т-Банке», экс-главред журнала «Кто студент», выпускник 15-го потока

Как ты думаешь, синдром самозванца ограничивает или мотивирует стать лучше?

Мне кажется, оба тезиса верные. С одной стороны, синдром самозванца помогает получить результат лучше, с другой — постоянные сомнения отнимают время.

Результат получается лучше из-за того, что я постоянно чувствую себя не в своей тарелке. Это заставляет тщательнее разбираться в задаче, задавать больше вопросов, глубже копать. Я как будто всегда жду подвоха и стараюсь везде подстелить соломку.

Сомнения же, наоборот, отнимают время и силы. Иногда я долго не могу принять простое решение, поэтому остальные задачи простаивают. Например: сделать перечисление списком или поставить несколько абзацев с жирным заголовком в подбор. Сомнения затягивают и отнимают много энергии, хотя такие нюансы — не главное в тексте. Гораздо важнее задача текста, наша цель и контекст, в котором его прочтут.

Появилась ли уверенность в своих силах после выпуска из Школы редакторов?

Сначала стало хуже. Школа редакторов породила ещё больше сомнений, потому что я понял, что не знаю ничего. К тому же в каждой дисциплине есть нюансы, о которых можно узнать только на практике. Например, все студенты знают про Джима Кэмпа и его принципы, но знание теории и использование её в разговоре — очень разные по сложности действия.

Затем стало попроще, потому что в реальной работе не нужны все знания из школы. Сейчас из 100% школьных знаний я использую примерно 30%. Остальные просто есть и не используются. Но весь этот багаж знаний здорово придаёт уверенности и помогает аргументированно критиковать или предлагать изменения. То есть не просто «давай поставим картинку справа от текста», а «если поставим картинку слева, заголовок и начало текста съедут по горизонтали, давай лучше поставим картинку справа».

Как ты борешься с синдромом самозванца?

У меня тут всё сложно, и я не поборол этот синдром до конца. Когда на почту прилетают уведомления с правками шеф-редактора, внутри начинает закручиваться воронка сомнений.

В такие моменты я стараюсь вспомнить свои прошлые успехи. Вот что мне помогает накопить такие воспоминания и потом меньше сомневаться в себе:

1. Хвалить себя. Почти в каждой работе можно найти удачный ход, необычное решение, классный пример. Обнять себя за удачный вопрос на переговорах. Вот такие штуки важно подмечать и хвалить себя за них.
2. Замечать свой прогресс. Хороший признак, если вы открыли свой древний текст и видите, что в нём можно сделать лучше. Или раньше вы стеснялись задать вопрос на встрече, а сейчас удалось. Или год назад вы работали в другой сфере, а сейчас редактор в крупной компании. Сразу хочется улыбнуться и похвалить себя за то, что смог.

Ещё здорово получать похвалу от других. Но на это нельзя повлиять, поэтому я не стал выносить это в отдельный пункт. Например, иногда мой шеф-редактор благодарит за скорость, удачное решение или переговоры с заказчиком. Особенно клёво, когда это решение идёт дальше в команду, в чаты. Сразу думаю: «А я не такой лошара, как мне казалось».

Пусть о том, что вы не подходите, скажет заказчик

Что бы ты посоветовал студентам Школы редакторов?

Я думаю, для начала надо принять, что у вас синдром самозванца. Затем разобраться, что это такое и как с этим жить. Просто помните, что вас периодически будет накрывать, и придётся предпринимать шаги, чтобы выйти из этого состояния.

Главное — действовать и не сдаваться. Даже если ваш документ весь зелёный от правок. Даже если не получается договориться или кажется, что вы вообще ничего не умеете. Пусть о том, что вы не подходите, скажет заказчик. Ваша задача — искренне попытаться ему помочь. Если не получится, вы будете знать, что сделали всё возможное.

Комментарий Максима Ильяхова

Возьмёте ли вы на работу человека с хорошим резюме, если на собеседовании он держится неуверенно?

Уверенность и харизма нужны для управляющих должностей, таких как ответсек (ответственный секретарь редакции) или шеф-редактор. Если нужно сидеть за компьютером и работать с текстами, мне не важно, как человек держится. Я буду смотреть на работы в портфолио. Иногда их даже читать не нужно, чтобы увидеть уровень развития редактора. Достаточно посмотреть, как он оформил гугл-документ: какие шрифты, какие отступы, где пробелы.

Вы сами сталкивались с синдромом самозванца в начале карьеры?

Нет. У меня с детства была другая стратегия: «лажать на кураже». Я довольно рано понял, что лучше сделать и облажаться, чем не сделать. Окружающие либо деликатно промолчат в этот момент, либо вообще не поймут, что это лажа. Бонусы многократно превышают потенциальный риск. Надо везде лезть как можно активнее, как можно бодрее. Даже если вы пока не очень разбираетесь в теме, постарайтесь разобраться.

Смелость гораздо важнее компетентности, когда вы только входите в профессию. А когда станете опытным редактором, и в ваше издание будут вкладывать 10 миллионов рублей в год, «лажать на кураже» уже не получится. Ответственность будет намного больше.

Смелость гораздо важнее компетентности, когда вы только входите в профессию

Комментарий психоаналитика Владимира Гречко

Что такое синдром самозванца?

Это состояние, когда человек не может нащупать внутри опору, несмотря на внешние достижения. Есть знания и опыт, но нет того, кто может опереться на них. Внутри только сомнение и тревога, неадекватная самооценка, идеалистические представления о себе и о мире. Кажется, что мир требует совершенства.

Можно ли обнаружить синдром самозванца без помощи психолога?

Да, можно. Для этого надо обратить внимание на внешнюю среду. Если начальство, коллеги и преподаватели говорят, что с вами всё хорошо, то, скорее всего, так и есть. Задайте себе вопрос: «Умею ли я принимать похвалу?» Если вы её отрицаете и обесцениваете, это повод задуматься.

В чём причина синдрома самозванца?

Глубинные причины могут быть разные: от недополученной родительской любви до нежелания менять свою жизнь. Корни могут идти из детства, когда родители постоянно критиковали и требовали отличные оценки. Нередко причиной становится эмоциональное насилие со стороны неадекватного начальника.

Так или иначе, человек теряет контакт с собственными агрессивными импульсами. Любое активное действие — это агрессия в некотором смысле. Чтобы себя реализовать, нужно дать себе право сказать: «Я существую, я есть». Это значит, стать видимым и уязвимым. Человеку кажется, что если он заявит о себе в профессии, то сразу станет мишенью для насмешек и нападок.

Нужно дать себе право сказать: «Я существую, я есть»

Как уменьшить проявления синдрома самозванца?

Есть несколько упражнений:

1. Исследуйте страхи. Подробно пропишите на листе бумаги, чего именно вы боитесь. Какой может быть наихудший результат, и как он повлияет на вашу жизнь. Возможно, написанное вас рассмешит: «Я не получу эту работу и останусь работать на старой». «Я не выиграю в конкурсе». Стоит ли так переживать?
2. Запишите свои представления об успехе. Вообразите, что вы уже работаете на должности, которая вас пугает. Как поменялась ваша жизнь? В некоторых случаях синдром самозванца — способ ничего не менять.
3. Попробуйте прожить один день так, как будто бы вы — свой собственный поддерживающий родитель. Поймали себя на сомнениях? Говорите себе: «Всё получится, давай, ты всё сможешь». Сначала вы будете чувствовать сопротивление и недоверие. Но если повторять регулярно, то вскоре вы заметите изменения к лучшему.

Общая рекомендация — перестать себя презирать и ненавидеть. Постарайтесь сформировать внутри себя любящего и принимающего родителя. Нужно понять, что вы такой же простой человек, как и все вокруг, но можете быть любимым и ценным без привязки к успеху.

Как изменилась твоя жизнь с рождением ребёнка?

Сильно изменился режим дня: раньше я садился за работу в 9 утра и заканчивал в 9 вечера. Сейчас нет возможности столько времени отдавать работе и школе. Теперь я встречаюсь и работаю только в первой половине дня, а после обеда провожу время с Филиппом. В 11 вечера начинается моя третья смена: отвечаю на письма в почте, пишу книгу.

Что тебе сложнее: работать или сидеть с ребёнком?

«Сидеть» — легко, а заниматься сложнее: играть, ходить, взаимодействовать. Работу я понимаю и знаю: могу работать везде, днём и ночью. А ребёнок — новая задача, которую я изучаю.

Дай совет родителям

Советовать сложно, и это не нужно родителям. Скажу слова поддержки: «Чуваки, мы справимся! Всё будет нормально».

Относишься ли ты к студентам школы как своим детям?

Раньше, на первых потоках, у меня было ощущение, что надо заниматься со студентами, как с детьми: сдувать пылинки, придумывать для них занятия.

Сейчас я не вижу в студентах школы своих детей. Я вижу в них равных людей и всем, кто хочет, даю по максимуму. Они приходят, общаются, и если я вижу адекватный запрос, то иду навстречу.

Если студент не хочет заниматься — две двойки и до свидания. Я рад уменьшить количество людей, которые учатся на первой и второй ступени, чтобы не тратить время на тех, кому это не нужно. Это может показаться неправильным и циничным, ведь «педагоги года», по идее, должны вкладывать душу и тянуть каждого студента до конца. А студенты потом писать о них в мемуарах: «Пётр Васильевич увидел во мне потенциал, вложил в меня всю душу и тем самым открыл мне дорогу в жизнь». Но я так не хочу, у меня нет времени тянуть каждого и быть массовиком-затейником.

Когда мы только открыли Школу редакторов, я впихивал знания каждому студенту. Это было чем-то вроде нарциссизма — я пытался сделать каждого таким, каким был сам, и брал на себя ответственность за их профессиональный рост. Со временем понял, что всё зависит от них самих, и теперь оставляю мяч на стороне студентов. В каждом потоке я вижу людей, которым нужны знания и навыки, — они берут их без ограничений.

В каждом потоке я вижу людей, которым нужны знания и навыки. Они берут их без ограничений

Расскажи про работы студентов в школе. Какие-то запомнились?

У работ нет задачи запомниться. Это как спросить тренера: «А какой жим лёжа тебе запомнился из всех учеников?» На первой и второй ступени задача студентов — сделать простое содержание своими руками. Работы должны быть одинаковые и скучные.

На третьей ступени работы интереснее, но другая боль. Бывает, когда мы сделали классный проект, и я говорю ребятам: «У вас неработоспособный проект, на энтузиазме не вытянете. Он через полгода сдохнет». Они спорят и говорят: «Мы будем его развивать». Я слышал это каждый поток, все 15 раз. Но через три месяца в чате молчание, а потом проект не продлевает домен. То есть весь тот энтузиазм, о котором говорила команда, испаряется ровно через пять минут после защиты. Для ребят это каждый раз новость, а я это видел 15 раз, скоро увижу в шестнадцатый.

Почему так происходит?

Потому что жизнь вносит свои коррективы: появляется работа, новые задачи, нет времени для студенческого проекта — и это нормально. Но это нужно узнать на своём опыте, чтобы понять, что такое работоспособность проекта. Это подарок школы, который приходит после окончания.

Что самое трудное и что злит в преподавании?

Трудно проверять работы на второй ступени, потому что они одинаковые и я вижу в них детские ошибки. Я даже создал чек-лист с ошибками, которые студенты допускают, и при проверке задания присылаю ссылки из него.

Мне жаль времени на повторное объяснение, но это особенность обучения: когда написано о других, человек не воспринимает. Когда становится о нём — другое дело. Это неотъемлемая часть обучения, и я её принял.

Обычно я не злюсь ни на студентов, ни на их работы. Я распрощался с иллюзией, что моё эмоциональное вовлечение влияет на результаты людей: типа, если я буду злиться в чате, до них лучше дойдёт. На результат влияет только собственная готовность человека работать.

Когда написано о других, человек не воспринимает. Когда становится о нём — другое дело

Как эффективно получать обратную связь от тебя?

Задавайте вопрос к конкретной части макета. Не скидывайте черновик «посмотреть» — у меня нет поводов смотреть его сегодня, если послезавтра я буду смотреть чистовик.

Следите за временем. Если вопрос прилетает в час или два ночи, вероятность того, что я увижу его, почти нулевая. Вечером я не посмотрю, а утром сообщение уйдёт вниз под рабочие чаты.

Как быть, если одному преподавателю не нравится то, что нравится другому?

Наша цель — дать широкий взгляд. Преподаватели могут говорить разное и будут правы в рамках своих задач — того, что они делают для клиентов. У вас будут разные клиенты и точки зрения на одно и то же: в жизни вы будете выбирать то, что сработает лучше.

Дело в том, что в творческой работе не бывает правильного и неправильного. Есть разные варианты решения задач, они дают разные результаты. Если упростить: одну и ту же задачу можно решить текстом, а можно изображением. Преподаватель про тексты будет решать её текстом, а преподаватель про изображения — изображениями. Кто прав? Оба правы, если оба решают задачу. А вы должны научиться решать задачу обоими способами и выбирать лучший.

Как изменились школа и студенты с 2015 года?

Школа меняется: мы постоянно меняем контент. На прошлом потоке я обновлял фрагмент первой ступени, сейчас переснимаю стоп-слова и синтаксис. Поток или два назад добавил факультатив «Визуальное повествование».

Меняются инструменты и способы взаимодействия. Например, чаты выглядят по-новому. Люди делают меньше работ в Тильде и Редимаге, больше — в Фигме.

Среди студентов больших изменений нет. В любом наборе есть люди, которым больше всех надо, и они больше всех получают. А есть те, кому нужно средне или не нужно совсем. Они получают соответственно этому распределению.

Какому главному секрету учит школа?

Это подход к работе за рамками этой работы. Например, вам дают задание написать текст, и вы мыслите в рамках этой задачи — как написать текст. Когда вы думаете за рамками этой задачи, то сначала задаёте себе вопросы: «Почему текст?», «Зачем писать?», «Может, лучше нарисовать?», «А для кого это вообще?», «Почему они будут это читать?». Это широта мышления.

Ещё пример: вы получили задание написать о реальном предприятии, но у вас нет материала. Придумываете что-то — получается плохо. А лучше согласовать решение на другую тему — поразмыслить за пределами этой задачи.

Школа много раз ставит студента в сложную ситуацию. И чтобы её решить, нужно не напрягаться, не ложиться костьми, а пойти поговорить. Может быть, с коллегами, которые уже решили эту проблему. Может быть, с преподавателем. Может быть, с деканатом. Но точно не нужно молча ложиться костьми.

Школа много раз ставит студента в сложную ситуацию. Чтобы её решить, нужно не ложиться костьми, а пойти поговорить

Что-то появилось новое в редактуре, кроме визуального повествования, на что обратить внимание?

Некоторые редакторы имеют болезнь коллекционера: «На что мне ещё подписаться, чтобы было ощущение, что я развиваюсь?». Они подписываются на десятки каналов, но всё сливается в шум, а навыки не формируются.

Ничего не появилось. Курите визуальное повествование, пока не научитесь ставить текст под иллюстрацию. Запрещаю изучать новое, пока не изучите старое.

У тебя есть проекты, которыми ты занимаешься один, а есть — над которыми работаешь в команде бюро. Как лучше?

Для меня важны оба варианта работы: один тренирует самостоятельность, а другой — взаимодействие, умение делегировать и соединять результаты труда разных людей в один проект. Слава богу, в бюро можно спокойно делать проекты и так, и так. Я с удовольствием такой возможностью пользуюсь.

Когда ты работаешь один, ты сам себе хозяин: сам планируешь, сам договариваешься, сам определяешь, как именно строить процесс. Всю ответственность и репутационные риски тоже несёшь сам. Для меня важно, чтобы в жизни были проекты, в которых я отвечаю за всё целиком.

С другой стороны, когда я работаю один, у меня меньше ресурсов. Поэтому может не хватать времени, умений или чего-то ещё. А в бюро со мной работает команда крутых людей. Получается, при работе в команде можно решать более сложные задачи, чем в одиночку.

Тебе комфортнее работать над своими или заказными проектами?

Любой свой продукт — это то, от чего твои глаза горят. У тебя есть потребность что-то сделать, и ты тратишь на это силы. А заказная работа — это ответ на потребность клиента. Если бы тебе за это не заплатили, ты бы это делать не стал.

Заказы позволяют сохранять связь с реальностью. Когда делаешь что-то своё, очень трудно понять, нужно это кому-то или нет. А если приходят клиенты, значит, они видят ценность в том, что ты делаешь. Ну и конечно, это даёт деньги на то, чтобы жить и заниматься тем, что важно для тебя лично.

Можно относиться к работе как к способу добыть деньги на остальную жизнь. У меня скорее наоборот: я отношусь к деньгам как к ресурсу, который позволяет заниматься работой, важной лично для меня. Я могу спокойно писать книгу о транспортных схемах или делать движок блога «Эгея». Мне это важно и интересно, я могу это делать, даже если это меня не обеспечивает.

Как думаешь, откуда к тебе приходят клиенты?

Разные бывают истории. Кто-то читает мой блог, кому-то меня посоветовали. Но в целом активность в интернете — это важный фактор того, что люди приходят.

Конечно, вести блог, показывать работы и рассказывать, как они сделаны — это очень важно. Причём не обязательно писать только о дизайне, если ты дизайнер. Можно писать обо всём, что тебя интересует и что ты умеешь — когда-нибудь это всё равно пригодится. Вот кто-то послушал мой сет с техно-вечеринки, который я выложил на сайте, и потом предложил у них поиграть. А если бы я это не выложил, никто не знал бы, что ко мне с этим можно обратиться. Поэтому даже если ты дизайнер, но любишь вышивать крестиком, почему бы это не показывать. Вдруг кто-то захочет тебе за это заплатить — будешь получать деньги за то, что приносит тебе удовольствие.

Собственные продукты ты делаешь сам или приглашаешь кого-то в команду?

Обычно, когда мне приходит в голову какая-то идея, я сразу знаю, как её реализовать. А если я сумею всё сделать сам, то проще взять и сделать. Но бывает, что появляются идеи проектов, в которые можно было бы кого-то позвать. И я зову: пишу у себя в блоге приглашения, и люди откликаются. Если зайти в любой проект у меня на сайте, внизу указаны все, кто в нём участвовал.

А если кто-то сам предлагает тебе идею какого-то проекта?

Если вы хотите сделать вместе какую-то штуку, то точно не стоит стесняться это предложить. Но у меня довольно жёсткие условия, не все согласятся так работать.

Ещё особенность моей работы над своими проектами с другими людьми — я не плачу денег. Если мы делаем какой-то проект, то обычно заранее не знаем, будет ли он приносить деньги. Если удаётся заработать, то я делюсь, а если нет — значит, нет.

Естественно, если ко мне пришёл коммерческий клиент, а я зову кого-то на подмогу, ситуация другая.

Откуда ты берёшь идеи для проектов?

Каждый день мне приходит в голову по пять, а может и по пятнадцать вещей, которые можно сделать. Многие я забываю уже через пять секунд, потому что нет времени даже на то, чтобы всё записать.

Кажется, что у многих людей с этим какая-то проблема. У меня такой проблемы вообще нет. И при этом я не какой-то там изобретатель. Просто как только мне в жизни чего-то не хватает или я вижу, что какую-то вещь можно улучшить, — это сразу становится идеей для проекта.

А какой самый безумный проект ты бы запустил, если бы у тебя не было никаких ограничений?

Если честно, у меня нет ничего такого, чтобы кто-то сказал: «Вау, это перевернёт мир!» Всё, что я делаю, — это максимально простые вещи, которые лежат на поверхности. Есть люди типа Илона Маска, которые хотят Марс колонизировать. Меня больше волнует другое: «Блин, ручка у двери неудобная, нужно переделать».

Я не тот человек, которому нравится придумывать будущее. Когда меня спрашивают на курсах или в советах, как будет выглядеть интерфейс в виртуальной реальности и как это изменит жизнь, мне неинтересно об этом фантазировать. Это настолько оторвано от жизни, что меня никак не возбуждает.

Моё будущее — это то, чем завтра отличается от сегодня. Для меня это главный двигатель

У тебя уже запланированы какие-то новые проекты?

Я стараюсь не рассказывать о планах. Я много всего начинаю, а потом бросаю — проекты не доходят до релиза. Если говорить о идеях и задумках, которым я мог бы посвятить курс или книгу, такого полно. Когда появится что-то новое, разумеется, все об этом узнают.

Расскажи, как ты решил сделать «Эгею».

Я начал вести свой блог в 2002 году. Самого понятия «блог» тогда ещё не существовало. Вместо него в Рунете использовалось понятие «авторский проект». И вот у нас с моим другом Сергеем Даровских был такой авторский проект: мы вместе вели сайт и по очереди писали туда какие-то заметки. Всё писалось вручную на ХТМЛ. Когда нужно было создать очередную заметку, мы открывали исходник, добавляли сверху этаж с заметкой, а нижнюю переносили в архив. Довольно унылая работа.

Тогда же Дмитрий Смирнов сделал «Регистр» — это первый движок блога, который позволял автоматизировать часть рутинной работы. Он был ужасно кривой, но «Регистром» Дмитрий заложил основы того, как выглядит любой современный блог. Там были идеи, которые сейчас мы воспринимаем как само собой разумеющиеся. Например, свой язык разметки: пишешь слово, ставишь вокруг него звёздочки, и оно становится жирным. Мне не нравилось, как это выглядит внешне, но идеологически было близко. Тогда я стал писать свой простейший движок блога.

Это ведь была ещё не «Эгея»?

Нет, на этом движке работал только мой блог. Его нужно было как-то назвать, и я назвал его e1 — engine 1. Это было очень тупо, но название было видно только в коде, поэтому — плевать. На этом движке я учился и понял, как сделать лучше.

Я начал заново писать движок так, чтобы его можно было выпустить и дать другим людям возможность писать на нём блог. Большую часть свой жизни этот новый движок назывался e2. Я выпустил его в 2003 или 2004 году, а название «Эгея» появилось три или четыре года назад.

Ты много лет занимаешься транспортными схемами. Как возникла идея нарисовать первую схему?

Когда мне было 14 лет, родители отправили меня на месяц в Лондон — типа учить язык. На меня произвела очень большое впечатление навигация в метро. К тому времени я уже сильно увлекался транспортом: мне было интересно, как устроены всякие маршруты, расписания и всё остальное. Поскольку я жил в России, то ничего хорошего в этом смысле я никогда не видел. А тут я вдруг понял, что транспорт может быть удобным и понятным.

К тому времени я ещё ничего не знал про лондонскую схему и её значение для всей навигации в мире. Поскольку я начал с лучшего, дальше у меня сложились стандарты и ожидания. И я пытаюсь делать схемы ещё лучше.

Почему твоей первой схемой стало именно московское метро?

В московском метро ничего ещё не было сделано до меня. В 20 лет я приехал на неделю в Москву, каждый день ездил на метро. Там всё было в удручающем состоянии: схема была нарисована левой пяткой, нормальной навигации в принципе не было. А я уже знал, как надо, и попробовал переделать.

Первую московскую схему я нарисовал в 2007 году. Тогда я был очень наивным и думал, что её украдут. Защищал как-то, пытался авторские права уберечь. Даже сам себе отправлял распечатку заказным письмом, чтобы было доказательство, что я её нарисовал первым — есть такой прием.

Когда повзрослел, понял, что такой проблемы нет. Лучше наоборот максимально широко публиковать и распространять работу — так все точно будут знать, что это ты сделал. Но тогда транспортная тема ещё никого не беспокоила. Мне даже было трудно доносить до многих, что я сделал: ну схема, так вроде уже есть схема.

Что было дальше?

Потом захотелось сделать что-то ещё. Питер — неинтересно, потому что по сравнению с Москвой там очень простое метро. А я тогда не понимал, что схемы простых метрополитенов тоже могут быть интересными. Я подумал: что обладает сравнимой сложностью? Так взялся делать схему для челябинских троллейбусов и трамваев.

Твоя схема челябинских трамваев всё же стала официальной. Как удалось договориться с городскими властями?

Не моя, а наша с Сашей Караваевым и Полиной Лесниковой. Это уже другая схема, хотя во многом она вдохновлена моей схемой 2008, кажется, года.

У меня нет большого опыта общения с официальными инстанциями. Челябинская схема, которая уже пару лет по-настоящему ездит в трамваях, появилась там благодаря упорству Льва Владова. Это известный в Челябинске блогер и руководитель проекта «Челябинский урбанист». Он воспользовался популярностью своих интернет-каналов и способностью капать на мозги чиновникам. Появление схемы в трамваях — в целом его заслуга.

Ты пытался добиться, чтобы другие схемы тоже стали официальными?

Я совершенно не приспособлен к общению с людьми, которым чего-то не нужно. Когда ко мне приходит клиент, который всё время задает вопросы и интересуется — это прекрасно. А если только мне нужно, чтобы работа была сделана, а клиент особо не шевелится, то хуже не придумаешь.

В случае с транспортными властями именно так — им не нужны улучшения. Руководители всякого транспорта на этом транспорте не ездят, им вообще плевать на то, какой он. Их волнует только, чтобы их не уволили. Поэтому попытки добиться, чтобы они что-то сделали, ни к чему не приводят.

Недавно мы с Егором Поповым и Серёгой Чикиным выпустили схему петербургского метро. И с тех пор человек десять у меня спросили: «Ну, а ты предлагал её в Питере? Появится она в вагонах?» Люди не понимают, что это бессмысленная работа. Зачем её предлагать? Питерские власти её уже видели, и даже на следующий день дали комментарий, что им это неинтересно. Я не готов тратить свою жизнь на то, чтобы ходить к ним и умолять использовать мою схему.

Есть люди, которые тратят много энергии, чтобы чего-то от кого-то добиваться. Но я так жить и работать не умею. Я хочу каждый день своей жизни делать то, что мне в кайф. И с теми людьми, которым тоже в кайф со мной это делать.

Я хочу каждый день своей жизни делать то, что мне в кайф

Заниматься транспортными схемами выгодно в материальном плане?

Конечно нет. Не существует никакого рынка дизайна транспортных схем, это всё делается просто из любви к искусству. За все схемы, которые я нарисовал с 2006 по 2018 год, я не получил ровно ничего. И это совершенно нормально, к этому надо быть готовым.

Расскажи про схему электричек для Центральной пригородной пассажирской компании.

ЦППК — это совершенно уникальный случай. За мою тринадцатилетнюю работу и при моей известности в этой области, ко мне впервые обратились с такой задачей. Мы с ними довольно долго обсуждали формат работы и ожидания от результата. В итоге договорились.

Кстати, если вы хотите сделать такую работу, я призываю не делать её бесплатно. Заработать на этом какие-то большие деньги нереально, но если вам заплатят хотя бы символические 10 000 рублей, будет намного лучше. Для всяких чиновников и руководителей очень болезненно, если они оплатили какую-то работу, а она не пошла в ход. Ведь получается, что бюджетные средства потратили зря — это может вызвать скандал. Например, как недавно в Челябинске, где администрация не использовала проект набережной, заказанный за бюджетные деньги.

Если придётся заплатить, у них будет больше мотивации довести дело до ума. А если вы делаете что-то бесплатно, они просто скажут «Ой, у нас ситуация изменилась» или «Ну сейчас же выборы» — и вас уже не существует. В мире чиновников нет никаких честных слов или обещаний.

Я призываю обязательно брать деньги за свою работу — так больше шансов, что она дойдет до релиза

Какие навыки нужны, чтобы заниматься транспортными схемами?

Не знаю, какие особенные навыки нужны. В моем случае это просто очень большое желание ими заниматься. Для меня это работа, которая приносит удовлетворение. Но так будет далеко не для всех. Я думаю, что для большинства людей это бесконечно скучная и требующая огромной концентрации работа, ничего не дающая взамен.

Но конечно, если вы рисуете транспортные схемы, нужно хорошо разбираться в инструментах, которые позволяют что-то автоматизировать. Например, вы обозначаете остановки «пеньками» и в какой-то момент, когда их уже двести штук на схеме, хотите сделать их чуть длиннее — чтобы не делать всё вручную, нужно уметь пользоваться символами в Иллюстраторе. Или вы поняли, что ваш оттенок зелёного не очень удачно выглядит на печати, а им нарисованы линии и подписи в легенде, — чтобы централизованно поменять, нужны глобал-свотчи. Вот и всё. А дальше уже нужны знания о том, как люди читают эти схемы. Об этом я рассказываю в своей книге про транспортные схемы.

Кстати, почему ты решил написать об этом книгу?

У меня есть такое свойство: всё, что я знаю, стараюсь передать другим. Наверно, поэтому мне так уютно живется в бюро. Это наша особая ДНК: всё, что мы поняли в своей работе и в жизни, мы превращаем в советы, курсы и книги. С этой книгой так и получилось.

По мере того, как я изучал разные схемы, я их укладывал аккуратно по папочкам. И на моём компьютере можно найти почти любую схему, если она существует. У меня в голове сформировались какие-то принципы: как обозначать станции и остановки, как правильно гнуть линии, как использовать цвета. И когда освободились руки после интерфейсной книги, я стал превращать эти знания в новую.

Для кого ты её пишешь?

Сложный вопрос. С одной стороны, я не думал: «Вот есть такая аудитория, сейчас я для неё книгу напишу». Очевидно, что мало людей интересуются именно транспортными схемами и хотят учиться их делать. Я писал просто потому, что второй такой книги в мире нет, а у меня есть знания об этом. И я не представляю, кто кроме меня на этой планете мог бы написать такую книгу. Конечно, есть и другие дизайнеры транспортных схем моего уровня, но нужно ведь ещё всё понятно изложить и описать.

С другой стороны, на примере транспортных схем я объясняю вещи, которые можно применить к чему угодно. Тебе может быть всё равно, как выравнивать названия станций относительно пеньков, но ты увидишь, сколько нюансов нужно учитывать при расположении разных надписей. Это поможет в любой инфографике. Так что, моя аудитория — это все дизайнеры, а если верить Коле Товеровскому — то вообще все любознательные люди.

Как ты решился преподавать?

Мне всегда нравилось объяснять. Мой первый опыт был ещё в универе. У нас был какой-то предмет про веб-технологии, который вёл Павел Леонидович Цытович. Я с удовольствием посещал его лекции и всегда к нему относился с уважением. За год до этого он хорошо преподавал Win32 API, например.

Однажды мы перед парой встретились у лифта на первом этаже, и он говорит: «А чего вы идёте на лекцию про ЦСС, вы же всё и так знаете? Может, вы и расскажете?» В общем, пока ехали в лифте, мы с ним поменялись. Я пошёл и прочитал лекцию про ЦСС без подготовки. Павел Леонидович сидел в классе и только пару раз подсказал, про что ещё стоит рассказать.

Что для тебя преподавание?

Преподавание — это просто часть жизни. Мне нужно преподавать так же, как спать, есть, гулять и всё остальное. Для меня совершенно естественно рассказывать всем то, что я узнал. Если бы не было какой-то работы, не было бы примеров и материала — преподавание не имело бы смысла.

И наоборот: мне непонятно, как можно делать какую-то работу и не рассказывать о ней. У меня в голове не укладывается, как некоторые дизайнеры могут годами пилить какие-то продукты, и даже не написать о них в портфолио. Для меня настолько странно такое отсутствие рефлексии и осмысления своей деятельности. Кажется, так жить невозможно: ты же с ума сойдёшь от того, что это всё внутри тебя варится и никуда наружу не выходит.

На твой взгляд, хороший дизайнер — это какой?

Наверно, для каждого нанимателя это своё. Для меня это человек, который хорошо владеет инструментом. Он в состоянии слушать и делать то, о чём договорились. Это просто надёжный человек. У него нет дурацких отмазок вроде: «Я не успел, у меня сломалось, нужно было переустановить Фотошоп».

При этом легко представить себе дизайнера, который будет просто делать задачи по списку и сам ничего не порождать. Это тоже плохо. Хороший дизайнер проявляется там, где нет строгих требований и нужно придумать какое-то своё решение. Он в состоянии сам разобраться, зачем это всё делается.

Ещё хороший дизайнер не тупит. Он схватывает на лету и не переспрашивает по 15 раз. Сразу понимает что делаем, зачем, как именно и какие есть ограничения. Бывает, ты что-то объясняешь-объясняешь, а дизайнер уточняет и спрашивает: «Я правильно понял, что ты хочешь вот это?» Чувствуется неуверенность, он всё время боится без согласования шаг сделать.

В общении с дизайнерами есть ещё один источник раздражения: ты что-то говоришь, а от него нет никакого фидбека. Он просто молчит, и тебе приходится переспрашивать: «Ты понял вообще, ты слушаешь?» Чувак говорит: «Да-да-да». И вот это «Да-да-да» даёт ощущение, что он реально не врубается и боится сказать об этом. И это полное бессилие, ведь ты не можешь сказать дизайнеру «Да блин, ты же ни хрена не слушаешь!» Это вроде как необоснованное обвинение. Но опыт показывает, что скорее всего человек ничего хорошего не сделает.

Ты легко подмечаешь проблемы в интерфейсах. В чём секрет твоего фирменного взгляда?

А нет никакого секрета и нет фирменного взгляда, которым я мог бы взять и поделиться в одном предложении. Это просто опыт: много-много разных интерфейсов сделано. И теперь, когда мне приносят на консультацию какой-то интерфейс, над которым потели целый год, я за пять минут вижу, как его переделать. Просто потому, что я их уже видел хрен знает сколько.

А можно развить вкус и чутьё на хороший интерфейс?

Конечно, это можно развивать. Смотреть, как выглядит Эпл, Ноушен, Эйблтон, Пиксельматор, СаундКлауд, другие популярные приложения. Полезно смотреть какие-то интерфейсы в кино, искать приятные детали в разных устройствах и всё такое. Находить какие-то новые приёмы, которые порадуют людей.

Но это только половина истории. Причём, как мне кажется, не самая существенная. Всегда можно срисовать эстетику элементов управления, нарисовать интерфейс по гайдлайнам айфона или Виндовс 95, и при этом ничего не потерять. А главная вещь касается не чувства стиля и вкуса, а просто знания принципов и умения их применять.

Это всё то, о чём мы рассказываем в школе и на курсе. Правда, само по себе то, что ты это прослушал, не сделает тебя специалистом по этому вопросу. Тут нужен опыт.

Рассказывая о работе над интерфейсами, ты никогда не говоришь о тестированиях. Почему?

О тестированиях в последнее время слишком много говорят и даже считают их обязательным этапом разработки. Мне кажется, что это неправильная история. Такое чувство, будто дизайнеры и разработчики тыкают пальцем в небо: получилось — ок, не получилось — переделаем. Но это не так. Если ты нормальный дизайнер, ты на примере других продуктов знаешь, что работает, а что — нет. Клиент обращается к тебе как к эксперту и ждёт, что ты сразу выдашь работающее решение, а не будешь искать перебором. Конечно, ты можешь ошибиться, но это все-таки будет ошибкой, а не неотъемлемой частью разработки.

В других же областях тестированием никто особенно не заморачивается. Нет такого, что архитекторы строят кучу квартир, на три дня заселяют туда людей потестить, а потом разрушают и строят новые. Нет, люди много лет учатся, а потом знают, как нужно проектировать хорошие квартиры, дома и рестораны. При этом в большом проекте всё равно могут быть случайные ошибки: какие-то понадобится исправить после заселения дома, а с какими-то — смириться и дальше жить. Точно так же и со всеми дизайнерскими продуктами.

Получается, ты никогда не проверял решения на пользователях?

Тестирование на пользователях происходит неизбежно. Если продукт доживает до запуска, люди начинают им пользоваться. Так мы узнаём о том, насколько наши решения были удачными. Может оказаться, что какие-то сработали не так, как мы ожидали — значит в следующей итерации это меняется. Это постоянный процесс. А выделять заранее время, чтобы проверить свои решения — какое-то шарлатанство. Зачем же мы больше десяти лет этим занимались, если не можем придумать решение, в котором будем уверены?

При этом иногда мы можем заранее считать проект экспериментальным. Например, если делаем то, что до нас никто никогда не делал. Тогда сразу договариваемся с клиентом, что это эксперимент: мы предполагаем, что будет так, но точно не знаем, поэтому откроем доступ только для части аудитории и посмотрим за реакцией. В этом случае тестирование и доработка становятся частью проекта.

А были у тебя случаи, когда вроде бы всё сделали по правилам, а пользователи не поняли?

Если всё сделано канонически, то пользователи, конечно, поймут. Но не факт, что это будет хорошим решением. Иногда нарушить привычки и сделать по-другому будет более эффективно.

Ну и по поводу «пользователи не поняли» — это звучит как-то пассивно. Как будто ты сделал дизайн, запустил его, а дальше ждёшь — поймут пользователи или не поймут. Обучение пользователей — это часть дизайна продукта. Нужно делать какие-то подсказки и инструменты, которые сформируют у людей новые привычки.

У Артёма Горбунова была целая серия советов про дизайн работоспособных систем — аббревиатура FIRE. Последняя буква в этой аббревиатуре — E — расшифровывается как Education. Это очень важная часть, ведь если всё время опираться на всё стандартное и привычное, не будет никакого прогресса. Не будет ничего такого, чтобы людям захотелось поделиться, похвастаться и восхититься.

Расскажи на примере.

Первыми приходят в голову бюрошные книги. Мы их не просто выпускаем, типа «кто поймёт, тот поймёт», а рассказываем о нашем формате. Артём выступал с докладом, потом опубликовали манифест, где объяснили нашу подписочную модель и рассказали об интерфейсе. Время от времени снова что-то пишем, чтобы донести до людей мысль, как это устроено.

Про свои штуки я тоже рассказываю. Например, про Эгею: я всегда пишу в блоге посты, объясняющие мой ход мысли. Если ты сам всё расскажешь, больше шансов, что люди захотят этим пользоваться.

Как ты следишь за тем, что происходит в профессии?

Просто смотрю, как выглядят разные продукты. Если появляется что-то яркое, оно само меня находит — желающих показать мне клёвые штуки довольно много. А самое интересное из того, что не на поверхности, узнаётся в личном общении. Встречаешься с каким-нибудь крутым дизайнером из другой компании поболтать, а он рассказывает, как они что-нибудь там делали.

А какие рассылки и медиа читаешь?

Я не читаю медиа, признаю только рсс и подкасты. Постоянно слушаю ATP и «Ток-шоу» Джона Грубера — это позволяет быть в курсе событий в мире технологий. Понятно, что если все начнут обсуждать какое-то другое событие, а я не в теме — пойду прочту новость на «Медузе». В целом у меня нет привычки регулярно читать новости — они и так повсюду.

А так есть куча интересных подкастов про всё: языки, цифровые продукты, науку, философию, людей, секс и политику. Чтобы ничего не пропустить, следите за моей рубрикой «Что послушать».

Общалась и редактировала Анна Акулова. Рисовал Станислав Прозоров. Вычитала Анна Павлова

Тайм-коды:

• 0:47—1:23
  Вёрстка карточек;
• 1:31—3:03
  Разница между вёрсткой книги и карточек;
• 3:48—5:24
  Сценарии использования карточек;
• 5:41—6:29
  Новые проекты;
• 6:55—9:23
  Переиздание «Пиши, сокращай»;
• 9:30—16:58
  Работа над «Твоим первым треком»;
• 17:12—19:28
  О школе Маскелиаде;
• 19:35—21:00
  Почему студенты школы продают Ньюмарк;
• 21:27—23:45
  О количестве мест на второй ступени;
• 23:53—24:23
  Новый формат первой ступени Школы бюро;
• 24:52—25:55
  Суперспособность редакторов школы;
• 26:09—27:27
  Обновление лекций в школе;
• 27:41—28:26
  Видео в лекциях;
• 28:40—31:46
  О работе в офисе;
• 32:16—33:24
  Об устройстве на работу в бюро;
• 33:42—36:41
  Проблема советов на сайте бюро;
• 36:48—37:31
  Визуальное повествование;
• 37:40—38:18
  О старых проектах;
• 38:59—39:56
  Редполитики;
• 40:19—42:54
  Телефоны и фотоаппараты;
• 43:15—44:06
  Стикеры в Телеграме;
• 44:29—50:01
  Жизнь вне редактуры;
• 50:25—51:41
  Блиц.

Полезные ссылки:

• «Пиши, сокращай».
• «Новые правила деловой переписки».
• Карточки «Простые правила сильного текста».
• «Твой первый трек» с Антоном Маскелиаде.
• Школа Маскелиаде.
• Советы Максима.
• Критика фоток Самсунга.
• Новое мнение про редполитку.
• Старое мнение про редполитику.
• О стикерах.
• Интервью на «Лайфхакере».

Ты учился в Ростовском университете. Какая у тебя специальность в дипломе?

Я хвастаюсь, когда приходится к слову: у меня красный диплом, и я магистр по направлению «системный анализ и управление». Но это полуфейковая специальность. Меня в бюро научили не гнать на альма-матер, но сложно сдерживаться.

Я учился на факультете высоких технологий. Преподы из соседнего города сделали «стартап» в сфере государственного образования. Были плюсы: много свободного времени, нормальные ребята собрались. Но уровень знаний был очень низкий. Например, на занятиях по базам данных преподаватель не мог написать запрос на эс-кью-эль. Меня это бесило, но в России тогда ситуация во многих университетах была аналогичной, кроме, наверное, московских вузов типа МГУ и Физтеха.

После университета ты начал работать разработчиком. Какими проектами ты занимался?

Например, я сделал программу, которая помогала отбраковывать неработающие микрофоны. Микрофоны были частью системы для обнаружения протечек на АЭС.

Суть АЭС в том, что атомная энергия нагревает воду. Вода циркулирует по сложной системе трубок парогенератора с высоким давлением. Представь, что возникает протечка. В этом случае искать место аварии в реакторном отделении АЭС не очень хочется. Микрофоны устанавливались по периметру помещения и помогали определить примерную локализацию протечки. Если знать, где течёт, то ремонтники могут идти сразу в нужное место.

Расскажи о программе, которой ты гордишься.

Меня через знакомых нашли люди, которые дают кредиты дальнобойщикам на грузовики. Им была нужна программа, которая рассчитывает график выплат — простой кредитный калькулятор. Я на тот момент уже профессионально занимался программированием и брал заказы.

Сделал с нуля простую программу, в духе keep it simple and stupid, то есть чистый код, ничего лишнего. Решил задачу клиента, даже обновление заказывали. Это пример, как должны работать нормальные разработчики.

Ты продолжаешь кодить?

К сожалению, я совершенно разучился. Я до сих пор не всё понимаю в веб-разработке, знания базовых вещей недостаточно. Чтобы накодить, нужно начать проект, настроить окружение. Когда я писал на Делфи, я делал это за секунды. Сейчас старые знания не годятся, а новых у меня нет. Но если кто-то уже сделал программу, немного изменить какую-то функцию, наверное, смогу.

Если приходит мысль что-то написать самостоятельно, то я её отбрасываю, потому что получится полный позор, неэффективность и отстой. Сделать всё правильно, отладить код — большой пласт знаний, за который разработчику и платят. Поэтому я не продолжаю кодить.

На твоём старом сайте разработчика есть пример улучшения общественной среды. Ты придумал талоны на приём к врачу, когда их еще не было в поликлиниках. Как правильно предложить такое улучшение?

Я пришел с ребёнком в поликлинику, мне не понравилось, что мы долго ждём своей очереди. И я подумал: «Посоветую, как исправить ситуацию». Сделал тупое предложение, не подумал о том, как работает поликлиника и что важно заведующему.

Случай в поликлинике — попытка решить проблему, на которую я смотрел через дырочку
в 5 миллиметров. Я не знаю, как управляется поликлиника, кому отчитывается. Может, эти билетики — вред. А может, чем больше очереди, тем больше получает поликлиника.

Пример с поликлиникой можно применить и к рабочим ситуациям. Новые сотрудники часто заряжены энергией, но они не знают, как всё работает. Если такой человек предлагает улучшение, то оно обычно не подходит существующей системе. Такое предложение не принимают, потому что это херня. А новички обычно не могут этого понять и обижаются.

Настоящий дизайнер придумывает такую систему, которая работает. Она сочетается со всем, что вокруг

Может ли дизайнер разобраться в любой сложной системе?

Конечно может, но для этого нужна осознанность. Системы и бизнесы обычно сложные. Я люблю примеры, когда бизнес работает не так, как кажется. «Макдональдс» зарабатывает не на бургерах, а владеет недвижимостью, «Додо-пицца» — франшиза и ИТ, и только во вторую очередь пицца. Если ты шаришь, как работает бизнес, и можешь предложить
какое-то улучшение, это офигенно.

Как ты поменял работу и стал дизайнером интерфейсов?

Было время, когда слово «дизайнер» у меня вызывало смех, примерно так же, как в детстве слово «жопа». Слово казалось непривычным, в моём окружении его не использовали. Переход к дизайну случился постепенно.

Сначала изучал «Ководство», разбирался, как работает эта сфера. Тёма Лебедев в каком-то посте советовал книги Тафти в стиле «нужно оставить семью голодной, но прочитать эти книги». Я ровно так и сделал и из-за этого поссорился с женой. В сегодняшних ценах книги стоили тысяч 20 — покупка, соразмерная месячной зарплате начинающего дизайнера в регионах. Но содержание книг того стоило: идеи можно было сразу применить.

Первая работа по профилю была в Ростове — устроился дизайнером интерфейсов. Через полгода поучаствовал в конкурсе уважаемых советчиков, занял третье место. Все члены жюри, кроме Артёма, мои работы замочили. А ему понравилась идея. Я решился написать письмо в бюро, и меня пригласили стажёром.

Ты рассказывал в блоге, как прокачался в бюро. Особенно в заметке про поиск помощника. Как ты понял, что хочешь что-то поменять и не работать дизайнером?

Я плохой дизайнер. Меня всегда бесило делать дизайн для кого-то. Хороший дизайнер, наоборот, организует среду вокруг себя так, чтобы побольше дизайнить. Самые крутые организуют студии, чтобы было больше заказов. Моё же любимое занятие —
покупать дизайн.

Как совмещать работу по найму и собственные проекты?

Никто не запрещает открыть кофейню, если ты работаешь менеджером в компании. Если раньше начинаешь, то у тебя меньше проблем: детей нет, жены нет, ничего тебе не нужно. Можешь на условные 10 тысяч рублей целый месяц прожить. Если бы я начал лет в 15, мне бы сейчас было гораздо проще. Мой совет — становитесь предпринимателем как можно раньше.

Всё, что придумаешь — не сработает. Всегда есть надежда, что вот сейчас уволюсь, а за год-то уж точно что-нибудь придумаю. Не придумаешь. Понадобится не год, а пять лет, например. Лучше иметь какой-то доход, запас прочности.

У меня есть знакомый, который открыл пиццерию по франшизе. Я приехал к нему в гости, когда жил в Москве и работал в «Драйве». У меня была хорошая зарплата, всякие плюшки. А он на меня смотрит, грустный. Говорит, что «вот была бы десятка в месяц на поддержание штанов, тогда бы не пришлось у родителей занимать». Бизнес может быть убыточным очень долго. Но если ты его бросишь, вообще ничего не получится. Поэтому нужна прочность — и моральная, и финансовая.

Любой бизнес может быть убыточным очень долго, поэтому нужна прочность — и моральная, и финансовая

Я потом уже узнал, что мысли о старте своего проекта собраны в книге Кийосаки Before You Quit Your Job. Она в его стиле, с кучей воды, но там есть ключевые мысли про борьбу со страхом. Лучше её прочитать до начала своего дела, а не после, как я.

Ещё есть важная тема, которую мы в бюро давно заметили. Если ты сам что-то сделаешь, это очень хорошо повлияет на твоё развитие как человека и как сотрудника. Дизайнер, который сделал свой микросайтик, в 100 раз лучше, чем дизайнер, который сидит и рисует макеты для клиентских проектов. Можно сделать и облажаться, но вырасти. Многие менеджеры в больших компаниях — бывшие стартаперы, которые решили, что лучше пожить в более спокойной среде. Но они ценны именно тем, что знают, как всё работает.

Что нужно знать человеку, который хочет работать на себя?

Если долго работать обычным сотрудником, то портятся мозги. У меня есть такая метафора. Представь океан. Над океаном — ураган, волны. Внизу — спокойная вода. Так вот, все сотрудники живут под водой, и им доступны разные слои: у одного зарплата больше, у другого меньше. Единственное, что им важно — чтобы не выгнали из океана, и чтобы они переплывали на более денежный уровень. А почему у них всё спокойно? Потому что всё за них организовал предприниматель. Он — над водой, плывёт в лодке, его качает на волнах.

У любых компаний есть взлёты и падения, даже у самых мощных. Если случилась жопа, то чем больше компания, тем проблема ощутимей. Маленькие не знают, как денег заработать, а у больших хотят всё забрать. Предприниматели всё время живут во время шторма и борются с адскими проблемами, которые не снились рыбкам. Для рыбок организовали спокойную воду, они не видят, что происходит над водой.

Я смотрел на РБК интервью Максима Белоногова. Он владелец такси «Максим», а это четвёртое такси по выручке в России. Максим рассказывал, что никогда нигде не работал. Фишка в том, что если ты не на работе, у тебя всегда зарплата ноль, ты в постоянном режиме выживания. Если ты хорошо поработал, можешь получить большой кусок, но завтра этого куска может и не быть. Ещё и старый кусок могут отобрать. Ты можешь в долги влезть. Ты всё время живёшь в стрессе, и это нормально, потому что так работает мир.

Ты написал книгу. Кажется, в бюро каждый дизайнер управляет проектами, людьми, собой. Почему книгу написал именно ты?

Это моя тема. Вообще, я тот чувак в бюро, который про проекты. Когда Артём создал платформу и написал свою первую книгу, было понятно, что есть смысл нам всем это сделать: Максу про текст написать, Илье — про интерфейсы, а мне про проекты.

Что ты привнёс в управление проектами в бюро?

В бюро не очень много вещей, которые предложил один человек. Обычно что-то предлагается, а потом улучшается, дополняется. Например, 37signals написали про принцип fix time and budget, flex scope, а в бюро начали его применять к клиентским проектам. Позже мы с Артёмом решили принцип сокращать как «ФФФ».

Я, например, придумал в проектах делать «неделю после пуска». Это мега штука, которую я обожаю. Любая студия работает так: после запуска проекта нужно брать в работу следующий. Проекты накладываются друг на друга. Но обычно в первую неделю после пуска происходят всякие крупномасштабные неприятности: как минимум какая-то функция не заработает так, как задумано. Всё время получается треш. Ты вроде бы уже ушёл с проекта, а у тебя там проблемы. Нужно, чтобы команда после запуска неделю-две не расходилась никуда.

Я так делаю во всех проектах, даже внутри продуктовых компаний. У нас есть совет с типовым планом проекта: разработка, точка невозврата, тестирование, запуск, а после этого — доработка продукта.

Какие ошибки ты сейчас совершаешь в управлении проектами и людьми? Что делаешь, если ошибся?

Какие угодно. Самая частая ошибка — когда ты не делаешь то, что надо делать. Вообще, вся книга, которую я написал, построена на фейлах. И я продолжаю их совершать. Можно прочитать книгу и понять, что за ошибки я имею в виду. Я могу планировать впритык или забыть, что клиента или коллегу нужно обслуживать, как булочник. Могу сделать план неправильный, без гвоздей. И это нормально.

Наверное, в случае ошибки нужно менять реальность. Если у тебя что-то не получается, то прими такое решение, чтобы получилось. Это решение требует воли, изобретательности. Ты не сидишь и не ноешь, что всё пропало, а разруливаешь тему.

Со стороны ты выглядишь очень спокойным человеком. Есть ли такие вещи, которые тебя бесят?

Меня практически всё бесит. Всё, что угодно: грязь в городе, наглость. Например, я выхожу из подъезда, а девчонка собирается наклеить в моём подъезде объявление. Я её попросил так не делать и ждал, чтобы она ушла.

Я стараюсь переключиться и относиться ко всему, как к игре. Для этого помогают медитации. Если что-то случилось, то можно беситься и убить кого-то. И что хорошего? А можно относиться к ситуации, как к игре, и всё перевести в прикол, шутку или вызов. Хорошо бы чаще задавать себе вопрос: «Как я могу повлиять на то, что происходит?»

Хорошо бы чаще задавать себе вопрос: «Как я могу повлиять на то, что происходит?»

В чём твоя суперсила?

Моя суперсила в том, что я — антипример. Если есть какая-то ситуация, с которой я справился, то среднестатистический человек точно сможет. Я нифига не могу запомнить, есть проблемы с внимательностью. Контроль эмоций на двойку из десяти. Я с этим борюсь, придумываю ходы, чтобы это погасить.

Ты где-то год назад писал, что после увольнения уровень счастья поднялся до 80%. Как ты измеряешь? И почему уровень счастья при работе по найму был ниже?

У меня есть папка в «Заметках», называется «Маршрут». Я там каждую неделю стараюсь сделать микропост. Он состоит из фотки и резюме — итогов прошедшей недели и ключевых задач на следующую. Ещё есть уровень счастья, я измеряю его в процентах. Это просто субъективный показатель, я оцениваю, всё хорошо или не хорошо.

Когда я работал по найму, у меня не было даже теоретической возможности получить 100%. Это зависит от человека: кому-то ОК, когда работаешь спокойно и всё у тебя хорошо. А мне постоянно было не клёво. Я хочу своё сделать, а не могу. У людей куча своих мнений, и чтобы их переубедить, надо приложить титанические усилия. И тебе могут сказать: всё правильно, но нет, решение будет другим. Я ушёл с работы, и сейчас очень этому рад. Сейчас я знаю, что всё в моих руках.

Я так понял, что 80% счастья для тебя уже не так много. Часто ли бывает больше?

Несколько раз было 100%. У меня сейчас такая жизнь, что единственная проблема — финансовая. И если она решена, то у меня практически нет никаких беспокойств. Слава богу, все живы, здоровы, о чём переживать? Ничего не может случиться плохого, кроме того, что у меня не будет денег на ближайший месяц.

Ты писал в блоге, что эта твоя ключевая заметка называется «Как стать лучше». Для чего вообще становиться лучше?

Я думаю, что это точно не помешает всем. Я подсмотрел подход бесконечного роста в истории про владельца одного кафе. Он каждую неделю садился и выписывал, что можно улучшить в своём заведении. Я то же самое стал использовать для себя. Если я не буду этого делать, я вообще перестану хоть чем-то заниматься. Нужно такое давление на себя, иначе кажется, что всё есть, всё хорошо, можно ничего не делать.

Если откатиться на 10 лет назад, когда тебе было 25, какой бы ты совет дал самому себе?

Срочно придумывать и начать фигачить какие-то свои вещи. Фигачить — это вообще легко. Берёшь и придумываешь какой-то проект. Начинаешь его пилить с кем-то, уговариваешь разработчика на каких-то условиях, делаешь какие-то штуки. Даже если идея провалится, не страшно. Ты облажаешься, но поймёшь, что работает.

Ты приобретаешь крутой опыт, если сам начинаешь что-то делать. Лучше, конечно, сильно не проваливаться, чтобы не терять много времени. Но если ты что-то начинаешь хреначить, это всегда хорошо.

Ты приобретаешь крутой опыт, если сам начинаешь что-то делать

Есть интервью Олега Рогинского, основателя стартапа People. ai, в видеоблоге «Русские норм!». У него там прикольная метафора: «Строить компанию — это как играть в „Супермарио“: в первый раз вы умрёте в какой-то момент. В следующий раз вы знаете, где ловушка. Вы её перепрыгнете и пойдёте дальше».

Чем чаще ты начинаешь, тем дальше ты проходишь, не совершая ошибок. Поэтому лучше начать пораньше проходить эти уровни. И чем раньше ты начнёшь в эту игру играть, тем будет круче.