Как ты решила стать дизайнером?

После института я долго не могла найти работу — искала себя. Поэтому решила заниматься тем, что нравится. Где-то два года я сама училась дизайнить, это был самый тяжёлый период.

Я устроилась работать в школу электронной музыки при студии звукозаписи и стала делать для них листовки, рекламки. Сейчас я вижу, что это были страшные вещи, но на тот момент было норм. У меня начал появляться минимальный заработок.

С чего ты начинала учиться дизайну?

С Покраса Лампаса. У него была классная группа во «Вконтакте», где он выкладывал лекции и материалы с «Дизайн Просмотра», о котором тогда мало кто знал. Я постоянно смотрела много материалов, но системного подхода не было. Это плохо: информация может быть устаревшей или не так изложена.

Мне стыдно об этом говорить, но про висячие предлоги я узнала только в бюро. Про длинное тире — на подготовительных курсах. По этой причине завалила несколько собеседований. Мне говорят: «Покажи свою лучшую работу». А там — висячий предлог. Сейчас, если я вижу такие предлоги, у меня кровь из глаз течёт.

После работы в школе электронной музыки нужно было развиваться дальше. Но в Краснодаре, откуда я, нет хороших школ дизайна. Поэтому в 2015 я переехала в Москву и устроилась дизайнером-технологом на производство рекламных сувениров. Мечтала поступить в «Британку» и работать в Студии Лебедева.

Тебя взяли без образования?

Им понравилось моё резюме, которое я сверстала и распечатала на картонке. Я его принесла, все такие: «О, как круто, выходи!» Я работала за минимальный оклад, а работа была скучная, но очень ответственная. Из-за ошибки на одну десятую миллиметра могли весь тираж снять, и заказчик не стал бы за это платить.

Через несколько месяцев начались тендеры и я выиграла два: разработку наклеек и бейджей для «Билайн Университета» и отрисовку большого подарочного календаря для «Капароль».

Директор была счастлива — это же дополнительный доход. Зарплата у меня поднялась. Но из-за большой ответственности, сильного эмоционального напряжения и отсутствия развития я быстро выгорела.

Решила запустить свой проект с подарочными наборами. Открыла ИП, но оно не взлетело. Не помню, чтобы я что-то продала, но времени и сил потратила много. В общем, не стоит придумывать то, чего нет на рынке. Может оказаться так, что это никому не нужно.

Не стоит придумывать то, чего нет на рынке. Может оказаться так, что это никому не нужно

Ты работала в отелях. Расскажи, как ты туда попала и что ты там делала?

Это были отели «Азимут». Я работала штатным дизайнером в отделе маркетинга. Особого творческого размаха не было: работа из серии «что скажут, то и делай».

Я спрашивала у сетевого отдела маркетинга, почему делается некруто, если можно сделать хорошо. Но у них была странная позиция: «Мы же это в регионы отправляем, а там люди не понимают». Человек же в любом случае видит, красиво или нет.

Был только один приятный момент. Мы открывали отель на Смоленской и меня попросили сделать «богатые» приглашения для гостей из посольства и МИД. Не с русским барокко, а с хорошей типографикой, на дорогой бумаге. Это был единственный хороший экспириенс.

Как ты узнала про бюро?

Впервые услышала про бюро после переезда в Москву, в 2016-м. Я думала: «О, нет, туда, наверное, очень классных ребят берут, я не потяну. Нужно еще немножко поучиться самостоятельно, а потом попробовать». В итоге в 2018-м я подала заявку в Школу дизайнеров.

Я не представляла, что такое дизайн интерфейсов, а для поступления нужно было разработать интерфейс беговой дорожки. Я потратила на это около трёх недель: хотела максимальный балл за срок и надеялась попасть в десятку, чтобы учиться бесплатно. Заняла второе место — результат и правда получился достойным. Даже сейчас я бы ничего там не переделывала — разве что дорисовала пару окон.

И как тебе нагрузка на первой ступени?

Когда поступила в Школу бюро, я уже работала в другой сети отелей — «Рейкарц Отель Груп». Там за два месяца мне нужно было нарисовать детскую книгу. Я работала круглыми сутками: сидела с шефом, рисовала книжку, параллельно смотрела лекции и находила один день, чтобы отвечать на тесты.

Мне не нравились мои результаты: я была в рейтинге где-то на десятом месте. Меня это очень сильно коробило, я хотела в тройку, в пятёрку, но десятое — позорное место. Времени не хватало. По результатам первой ступени у меня было усвоено процентов 30−40 знаний. Поэтому я и вернулась обратно — чтобы по теории ещё раз прогнать.

Какие у тебя впечатления от второй ступени?

Мало обратной связи от преподавателей, а я не тот человек, который любит мучить людей вопросами. Пробовала обсудить с Михаилом Нозиком первое задание. Он мне дал обратную связь, но она оказалась противоречивой: на одной итерации он сказал сделать одно, на второй я это сделала, а он сказал, что всё не так. Я подумала: «Блин, что? Почему?» И постеснялась дальше спрашивать.

А на первом задании Максима Ильяхова у меня был нервный срыв. Нужно было написать статью про кофе, я не могла это сделать. Дико боялась получить от него какую-то критику. У меня были слёзы, истерика, я подходила к компьютеру — и ничего, ступор.

В итоге сорвала дедлайн и потеряла из-за этого два балла, опустилась в рейтинге. Подумала, что надо завязывать со школой, начала писать письмо, что у меня всё плохо и я не могу. Хотела утром отправить — но на следующий день проснулась со свежей головой, быстро написала статью. Ответ от Ильяхова был: «В целом, ок». Всё, что он сказал.

Почему ты не попала на третью ступень?

У нас было последнее задание по дипломному проекту. Нужно было написать про него анонс на фейсбуке и собрать лайки. Я оказалась единственным идиотом, который не знал, что есть переключатель «для друзей» и «доступно всем». У меня стояло по умолчанию «для друзей». Когда Артём Горбунов проверял, моя работа была закрыта. Дико обидно, когда валишься на такой ерунде.

А что у тебя был за проект?

Я хотела сделать интерактивную статью о пользе ГМО: концепция борьбы с мракобесием. И Артём такой: «О, классно, я люблю, когда у нас полезное публикуется. Про гомеопатию была статья». Я увидела её, вдохновилась. Думала: сделаю её понаучнее, я же биолог по образованию. Но руки так и не дошли.

Почему после первого года в бюро ты решила учиться в Высшей школе брендинга?

Я хотела поступать в Британку — наконец-то у меня были деньги, время, ресурсы и желание. Но решила посмотреть альтернативы. Я ходила на «Дизайн Просмотр», там выступал Андрей Кожанов, гендир и основатель ВШБ. Мне понравились его лекции, концепция архетипов. Это всё такое интересное — что-то на грани министерства магии.

Тем временем в Британке закрыли факультет, на который я хотела пойти, — дизайн медиа. Оставались ещё визуальные коммуникации, но была проблема с графиком занятий.

А как происходит обучение в ВШБ?

Сначала дизайнеры, стратеги и менеджеры учатся вместе. На второй год запланировано раздельное обучение, то есть я буду погружаться именно в дизайн, каллиграфию, шрифты, цвета. А третий год — магистратура. Ты пишешь научную работу — и в путь.

В ВШБ мы учимся по пятницам и субботам, а в Британке пришлось бы ходить на занятия три дня в неделю и делать постоянно домашки. В ВШБ почти нет домашек и график для меня удобнее, поэтому я её и выбрала.

Зато в ВШБ есть спринты на месяц, когда мы 24/7 работаем над реальным проектом. Пару раз в год дают поработать с реальными заказчиками. Нас делят на группы, в которых есть менеджеры, стратеги и дизайнеры. И работаем как маленькое рекламное агентство.

И над чем вы уже успели поработать в таком режиме?

Это был большой клиентский проект. Нам досталась ювелирная мастерская Братьев Касторских из Костромы — делали бренд для бокалов, которые стоят очень дорого. У них тогда были проблемы со сбытом.

Расскажи про проект. В чем была суть работы над ним?

Если вкратце — нужно было разработать бренд с нуля. Мы исследовали клиента, продукт и рынок ювелирных украшений и сувенирной продукции. Выявили проблемы и преимущества, выявили тренды. Провели глубинные интервью, составили портрет потребителя.

Ещё проанализировали конкурентов. На основе этих исследований разработали новую концепцию продукта, так как в старом формате продукт бы и дальше не продавался.

И только после этого началась работа над дизайном. Разработали логотип, айдентику, упаковку, сайт и написали рекомендации по коммуникациям.

Ты применяла методики переговоров Синельникова?

Да, но у нас сейчас более углублённое изучение. Он говорит классные вещи, и они помогают. С первого раза может не быть хорошего результата, не стоит этого пугаться.

Я узнала такой лайфхак: на интервью нужно ходить вдвоём. Ты не всегда можешь в одиночку считать всю реакцию человека. К примеру, когда делаешь интервью с каким-нибудь крупным боссом.

На интервью нужно ходить вдвоём

Видела у тебя в фейсбуке, что вы что-то выиграли, сделав проект по здоровью. Что это было?

Весной 2019-го я прошла отборочный тур на всероссийский хакатон «Цифровой прорыв». Первый этап — тестирование на подтверждение компетенций. То есть отбор идёт по тому, что ты знаешь и умеешь. Из двадцати направлений с моей деятельностью пересекалось только три — по ним я и тестировалась. Если проходишь тестирование, вызывают на региональный этап. В итоге у нас сформировалась команда. Мы друг друга не знали, но попали в сектор здравоохранения и сделали этот проект.

И в чём заключалась работа на хакатоне?

Нам нужно было сделать мобильное приложение для сбора медицинской информации из разных датчиков для интеграции с медицинской картой.

У нас было 36 часов на эту задачу. Весь первый день и ночь я рисовала и проектировала интерфейс для мобильного приложения. Ездила домой, спала три часа, чтобы разгрузить голову. Приезжаю — у нас падение боевого духа. Мы ничего не успеваем и показать нечего.

Надо презентацию составить. Менеджер продукта даёт какие-то данные, а я понимаю, что это нельзя в таком виде показывать. Я же прошла бюро, знаю, что нужно показать пользу. В итоге фронтендщик записал видео с переключением экранов в фигме, а я сделала презентацию.

Заходим сдавать. Мне кажется, всё очень плохо. Мы показываем прототип и включаем видос, где у нас переключаются экраны. Тишина. И тут из жюри: «Подождите, стоп, вы что, это всё сделали за 36 часов?» — «Ну мы не успели. Успели только один „Хуавей“ подключить к приложению через открытый ЭйПиАй. И вот он работает, собирает данные». — «Вы здесь делали задачу или с готовым решением пришли?» — «Здесь!»

Как оказалось, мы единственные, кто сделал что-то рабочее за все время хакатона. У остальных были просто красивые презентации.

Награждение, нас вызывают на сцену. Это непередаваемо, тысяча оргазмов. Мы получаем билет в Казань на всероссийский финал.

Что было на финале в Казани?

Там, конечно, уже было не так просто. У нас было 48 часов. Мы не видели полной задачи, да и тема попалась не самая удачная. Задача была от Счётной палаты по исследованию перинатальных центров. Мы такие: «О, Счётная палата, строительство перинатальных центров. Наверно, им надо считать стройматериалы».

Оказалось, надо было посчитать зависимость детской смертности. Для дизайнера там не было особо работы, потому что за время хакатона мы не успевали натянуть интерфейс на приложение. В итоге я занималась презентацией и консультировала фронтендщиков.

В общем, 36 часов прошли. Идёт контрольный чекпоинт — эксперты с нами общаются, смотрят, что мы сделали, и выставляют оценки. Они сказали: «Окей, хорошо» — но толком обратной связи не дали. Вдруг подходит мальчик из другой команды и говорит: «Вы что там такого сделали, у вас 18 баллов из 20!» Внезапно наша команда выходит на первое место — мы очень удивились.

На церемонии награждения мы уже были готовы бежать на сцену за огромным чеком — были уверены в своей победе. Но у команд из Ульяновска и Махачкалы тоже были сильные проекты — им бы было не зазорно проиграть. Но нас не называют — просто крах. В итоге выяснилось, что наша команда заняла третье место.

У нас были разные эксперты: из Счётной палаты и из Росстата. У них совершенно разное видение и разные запросы. Одна команда посчитала и предоставила данные в экселе. Этого оказалось достаточно, они попали в клиента.

За первое место был денежный приз 500 тысяч рублей. А нам дали возможность заполнить заявку на грант на 500 тысяч на два года — «Старт». И участие в преакселерации с нашей разработкой.

На какую разработку вам дали возможность участвовать в преакселерации?

Мы продолжали делать проект про систему управления массовым строительством «Стимул». Сейчас я с командой занимаюсь разработкой инструмента на нейронке, который будет проверять достоверность фотоотчётов.

По задумке, прораб каждый день в этом приложении фотографирует количество рабочих и техники на месте. Это важная информация, потому что в том сегменте, где будет использовано это приложение, нет возможности ставить камеры с распознаванием лиц. Стройки постоянно открываются и закрываются — видеонаблюдение станет лишними тратами. Поэтому им проще внедрить приложение.

Кроме этого, сейчас я занимаюсь проектом умных теплиц.

А это что за проект?

Это идея нашего разработчика. Он собрал контроллер — использовал у себя дома, на даче в теплице — и хотел проверить, можно ли его коммерциализировать.

Мы за две недели провели аналитику рынка, пощупали конкурентов, вывели бизнес-модель, которую будем продвигать. У нас была умная теплица, которая могла контролировать среду для растений и следить за их состоянием. Такая штука была бы крайне полезна малым и средним фермерам.

К примеру, продувает теплицу с какого-нибудь угла и есть риск потери части урожая. Это не особо заметно, потому что в обычных теплицах один градусник висит, а у нас было бы несколько датчиков. И теплица заранее бы сообщила специалисту о возможных рисках.

Но когда проверяли гипотезы, половина пошла ко дну. К примеру — что всем нужен контроллер для полива и климат-контроля для теплиц. Мы считали, что это будет очень полезная вещь, конкурентоспособная и нужная фермерам. Начали проводить глубинные интервью. Выяснили, что у городских фермеров уже стоит крутая и недорогая вещь с конкурентным преимуществом.

Что в итоге с умной теплицей?

Мы приехали в мастерскую управления «Сенеж». Там были ребята со всей России, много мастер-классов: как презентовать продукт, как тратить деньги. На демодне планировалась презентация перед инвесторами, и я думала: ты выходишь, рассказываешь, и в тебя начинают кидать деньги.

В итоге наша разработка была неинтересна инвесторам: там не было аграрного сектора вообще. Но мы выступили и получили очень много фидбека. Оказалось, что нам не хватило цифр: если бы у нас были продажи, нам стопудов дальше была бы дорога. Но мы были только на этапе тестирования.

Что тебе в целом дали хакатоны?

Всё. Я поняла что есть другой мир — современный, трендовый, который может менять будущее напрямую, а не держаться за бумажное прошлое. Кругозор расширила, смогла увидеть своё будущее более широко. Метафора как у альпиниста. Ты поднимаешься на гору и видишь ещё больше гор, идёшь дальше, а там — ещё больше.

Есть другой мир, который может менять будущее напрямую, а не держаться за бумажное прошлое

Какие рекомендации можешь дать по хакатонам?

Не бояться, а просто идти и делать. В хакатоне может принять участие каждый. Ты ничего не теряешь, разве что на выходных не поедешь отдыхать и не увидишься с друзьями. Взамен ты расширяешь кругозор и знакомишься с интересными людьми.

Хакатон можно выбрать вообще любой — плохой, хороший, ближайший, удобный по времени. Обычно за несколько недель до старта там бывает процесс регистрации, проверка на знания — ты должен как-то подкрепить квалификацию.

Я ещё советую отталкиваться от задачи. Если тебе какая-то проблема интересна и ты готов работать над этим, то — идти. Был какой-то тревел-хакатон: задача — сделать интерфейс покупки билетов на аэроэкспресс для юрлиц. А я ненавижу приложение «Аэроэкспресс». Это приложение делает всё, чтобы я покупала билет в кассе или ехала на такси. Совершенно неудобное. И тут вот оно — шанс пойти и сделать нормально, и я подала заявку. Я прошла, но работала над другим проектом.

Какие ближайшие планы?

Недавно мне в личку постучался специалист по нейронкам, предложил поучаствовать в каком-то закрытом хакерском хакатоне. У меня появилась шуточная приписка «дата-сайентист», хотя я абсолютно не отношусь к разработке. Зато появился в копилке специалист по нейронке.

Я хочу больше вникнуть в техническую часть, в дата-сайенс, посмотреть изнутри как работают нейронки. Хочу поднять уровень до диджитал-продюсера, чтобы руководить более грамотно и вникать во все тонкости разработки, делать крутой продукт, выводить на рынок.

Что ты посоветуешь всем поступающим в школу?

Посоветую просто поступать в школу, особенно если вы самоучка. Не сдаваться, даже если падаете в рейтинге. Идти до конца, потому что знания, которые вы получите, ценнее места. Я была зла на школу, меня исключили — я не прошла на третью ступень.

Но сейчас начала замечать, что мой уровень стал выше: я применяю в работе те правила, которые усвоила в школе.

Порекомендуешь что-то из книг?

«Воля и самоконтроль» Ирины Якутенко поможет понять, как работает наш мозг и гены, поможет скорректировать свои привычки и не поддаваться слабостям.

«Спроси маму» Роба Фицпатрика — маленькая книга о том, как проверять свои большие идеи на жизнеспособность.

«Кто мы такие?» Роберта Сапольского, а лучше — его цикл лекций «Биология поведения человека»

Ты прошла две ступени в Школе редакторов. Расскажи, почему решила опять учиться в школе?

Я чувствую некоторую незаконченность. Когда шла в школу, смотрела на все три ступени как на единый процесс. В прошлом году на третью ступень не хватило баллов.

Тогда я только стала мамой и некоторые домашки делала с ребёнком на руках. Одной рукой работала в фотошопе, второй — качала сына. Муж тогда особо не помогал, времени на учёбу не хватало. Я еле-еле дотянула до конца второй ступени. Не рассчитала силы, загнала себя. Начались мигрени, я лежала и не могла повернуться на бок, так сильно болела голова. Если бы по здоровью вытянула, то вполне могло получиться.

В этом году ребёнок подрос. Почему бы и не закончить начатое?

Почему сменила направление и поступила в Школу руководителей?

Всё довольно просто: мне хотелось привнести в учебный процесс что-то новое. Задания, которые были в Школе редакторов, делать по второму разу неинтересно. В Школе руководителей интересная программа, мне захотелось получить эти знания.

Ты родила в конце первой ступени Школы редакторов. Как ты решилась учиться, зная, что скоро родится малыш?

Это была первая беременность, и я не знала, что меня ждёт. Думала, что будет много времени на учёбу в декретном отпуске. Ещё на решение учиться в школе повлияли интервью Людмилы Сарычевой и Екатерины Мирошкиной. Подумала: «Ну вот, всё огонь! Ребёнок не помешает!» Не знаю, из чего отлиты эти дамы, но у меня это был путь самурая со сном по два часа.

В августе началась школа, в сентябре я ушла в декрет и была предоставлена сама себе. Думала, сделаю курсовую, потом рожу ребёнка, а когда малыш подрастёт — как раз начнётся вторая ступень. У меня будет совсем нормальный пупс, я смогу учиться и высыпаться.

Пока делала курсовую, ты успела родить ребёнка?

На курсовую дают две недели. Первую из них я плотно занималась, потому что понимала, что вот-вот должна родить. Так и вышло: на первой неделе в субботу родила, во вторник меня выписали и я поехала домой доделывать проект. Это было жёстко: сидеть было сложно, но я как-то приспособилась и всё-таки курсовую добила.

Почему тогда не пошла в академ?

Потому что думала, что вытяну. Муж предлагал что-то взрослое сделать: идти в академ или взять няню. Но я думала, что железная и всё смогу сама. Ошиблась.

Как сейчас справляешься?

Сейчас мы общаемся, а бэбис спит. Будет спать два — два с половиной часа. Я в это время могу работать или заниматься своими делами. Точно так же вечером: в десять он ложится, а я до одиннадцати делаю дела. Стараюсь уснуть до полуночи, потому что ночью сын раз или два проснётся поесть и собьёт мой сон. Если я хочу всё успевать — надо высыпаться!

Тебе разрешили учиться сразу же на второй ступени в Школе руководителей без прохождения первой. Так можно?

У руководителей были места: сейчас студентов четырнадцать, а должно быть тридцать. Поэтому, думаю, мне позволили перевестись.

В деканате пересчитали баллы из моих редакторских, полученных ещё в прошлом году, в руководительские. С десятого потока система оценок изменилась, так что я пришла на последнем месте с нулевыми баллами. Сейчас я переползла на двенадцатое место. Один студент отчислился, другого перегнала, но это может быть ненадолго. Надеюсь, что впереди светлое будущее.

Обратила внимание, что у тебя высокие баллы за задание по переговорам на второй ступени. Ты дополнительно готовилась?

Книжка Кемпа всегда стоит рядом, освежить знания ничего не стоило. Не забываем, в прошлом году это задание уже было. У меня есть небольшой бонус перед ребятами: некоторые домашки повторяются и я учитываю набитые шишки.

Плюс я много читаю. Как интроверту, мне сложно договариваться с людьми, так что я стараюсь этот пробел заполнить книгами.

Какие книги посоветуешь по переговорам?

Довольно много беру из «Люди, которые играют в игры» Эрика Берна. Часто использую приём из книги «Полководец» Владимира Тарасова: оставить человеку отходной путь. Тут секрет в том, чтобы показать оппоненту, куда он может не стыдно для себя отступить. Это полезно в любых переговорах. Человек хочет сохранить лицо и продолжать себе нравится после того, как сдаст позицию.

Рекомендую почитать «Психологическое айкидо» Михаила Литвака. У него много про травление лески, но у Литвака это «айкидо». Принцип тот же: мы не сражаемся с оппонентом в лоб, а как бы провожаем его удар.

У редакторов нет дисциплин «Аналитика и маркетинг» и «Дизайн продукта». Ты их сама изучала?

Дизайн продукта на второй ступени не понадобился, а по аналитике были некоторые знания. Когда-то давно я вела сайт, смотрела статистику на «Гугле» и в «Яндексе», чтобы не тратить деньги на рекламу впустую. Специальных знаний не получала, это было как-то между делом.

Чем отличается программа руководителей от программы редакторов?

Очень понравилось на потоке руководителей задание от Бирмана — сайт про валенки. Почему-то его нет у редакторов. Я поняла, что за год немного выросла и могу делать что-то нестыдное.

В остальном где-то половина — повторение. Для меня эти задания были как лакмусовая бумажка: смогу ли сделать то же самое лучше, как буду реагировать на оценки. В целом, Ильяхов как ставил трояки, так и ставит. Но в этом году мне от них не больно. Просто читаю комментарии и стараюсь сделать лучше. Кроме того, сейчас мне самой работы кажутся более удачными.

Какой проект ты готовила на диплом?

Я долго выбирала и остановилась на идее сделать сайт про полезное питание. В чём сейчас проблема? В интернете собраны все диеты, таблицы калорийности продуктов, советы диетологов. Всё это просто вываливается на человека. Без структурного изложения и обратной связи сложно быть уверенным, что правильно всё понял.

Хочу сделать сайт, который на пальцах разложит все принципы здорового питания. В конце каждой главы будет задание — составить рацион из привычных продуктов. Так человек, посидев на сайте, поймёт, с чего начать и что делать дальше. Это будут самые базовые знания. На их основе будет уже проще самостоятельно разобраться в вопросе или подключить диетолога для детальной проработки.

На второй ступени в Школе руководителей есть задание «Лидерство и делегирование», когда студент руководитель должен найти команду и представить с ней свой проект. Слышала от некоторых студентов, что это сомнительное задание: смысл напрягать ребят, если большинство на третью ступень не проходят. Согласна?

Да, я видела такое мнение на потоке. Из 90 проектов только 10 проходят на третью ступень. И если твой проект откровенно слабый, то зачем напрягать людей, которые и без этого загружены? Но мне задние понравилось. Мы отрабатываем навык работы с командой, проверяем себя как руководителя: смогу ли я зайти в общий чат и спросить «кто со мной будет работать?» Если не ответят — спросить ещё и ещё раз, написать в личку другим студентам. Это то, что нужно делать руководителю, — решать задачу любым способом.

Это учёба, здесь все задания нужны. Понятно, что они идут в стол. Но мы их делаем не для того, чтобы разместить в портфолио, а чтобы просто сделать. Получить навык, который перейдёт в опыт. И вот на этом опыте дальше зарабатывать. Поэтому в школе нет бесполезных заданий.

У тебя получилось выполнить задание?

Написать в общий чат для меня было сложно — как прыгнуть в ледяную воду. Но удача любит смелых: на мой зов сразу откликнулась главред КС Яна Акимова и подсказала дизайнера Романа Скворцова. В итоге задание получилось лёгким, хотя я представляла его одним из главных испытаний ступени.

Как тебе обратная связь на второй ступени?

В отличие от первой ступени, обратная связь на второй есть. Но по некоторым заданиям она сводится к одному слову: «норм», «зачёт». Особо не понятно, что с этим делать. Хочется расширенного комментария, как улучшить работу.

В основном преподаватели пишут объёмный общий комментарий и немного — каждому индивидуально. Действительно, ошибки похожие. Читая комментарии к чужим работам, можно найти похожие проблемы и в собственной.

Для меня именно работы ребят представляют большую ценность. Интересно смотреть, как ту же задачу и в те же сроки можно решить более успешно.

А ты не пробовала дополнительно спрашивать преподавателей?

Нет. Жизнь ничему меня не учит, поэтому кроме учёбы сейчас веду несколько проектов по редактуре и времени критически мало. Вопросы преподавателям надо формулировать, чтобы было удобно ответить. Потом напоминать, если ответа нет. Это хлопотно, хотя и полезно.

Сейчас есть понимание, что тебе ближе: редактировать или руководить?

Пока буду заниматься редактурой. Если дела пойдут в гору — то и руководить.

До декрета и до учёбы в школе ты работала на заводе, будешь возвращаться?

Надеюсь, что нет. За время, пока меня не было, на заводе многое изменилось. Часть людей, на которых можно было опереться, уволились. Да и пятидневка кажется чем-то искусственным. Мне очень нравится быть редактором на фрилансе. Я участвую в разных проектах, помогаю людям со всей России.

На заводе не всегда понимаешь практическую пользу от своей работы. Даже если она есть, то может быть очень отложенной. Например, ты конструктор и сделал чертежи. Через некоторое время по ним начинают делать железо. Ещё через некоторое время на это железо ставят компоненты, далее тестируют. Может пройти реально год или два от чертежа до реализации.

Любой большой завод — это бюрократическая машина со сложными процессами. Чтобы что-то сделать, нужно выполнить кучу ритуальных танцев. Вот это меня всегда удручало.

Если получится остаться дома и быть хорошим полезным редактором, то лучше сделать так.

На заводе ты руководила эйчар отделом. Скажи, ты проводила собеседования?

Да, я с этого начинала. Хотя руководитель не должен сам этого делать, я несколько месяцев лично вела подбор. У меня не было такого опыта и важно было понять, как всё работает. Только так я могла построить адекватные требования к подчинённым и вдумчиво регламентировать их работу. Поэтому первые месяцы делала всё сама: размещала вакансии, отбирала резюме, звонила, проводила интервью, записывала, делала выводы.

Я чувствовала себя на три ступеньки ниже любого руководителя из администрации. Они большие и умные, а я маленькая и глупая, без профильных опыта и образования. Просто выскочка. Из-за такого подхода я позволяла себя двигать, поучать, ставить бесполезные для завода задачи. Сейчас я оглядываюсь и понимаю, что сделала бы всё по-другому. Думаю, получилось бы более успешно. Подбор шёл бы бодрее, адаптация появилась, обратная связь заработала. Некоторые задачи стоило просто не брать, а иногда — упорно продвигать свои инициативы.

Ты поняла это после учёбы в школе или просто отошла и взглянула на свою работу со стороны?

У Товеровского было: «Если у тебя не хватает времени, то ты занимаешься не своей работой». Это очень глубокая и хорошая мысль. У меня всегда был дефицит времени, я всё пыталась тащить на себе. Мне было неловко и даже стыдно просить своих подчинённых что-то дополнительно сделать. Я видела, что они свою работу делают и молодцы. Но от такого подхода страдают все. Надо было грузить и требовать. Если рассуждать прагматично, моё время стоило дороже, и занимать его «дешёвыми» задачами — неразумно. Если бы я отдала часть работы, была бы полезнее для всего завода и решала задачи, важные для всех. Делегирование сложных задач — это тоже своего рода поощрение. Получается, я лишала ребят удовольствия думать «Наташа мне доверяет!»

Мысль о необходимости делегирования много где транслируется. Если у тебя мало времени — найди, как его освободить. Не всё ты должна делать сама, вообще нет. Всё, что можно отдать, — отдавай. Чем более ты будешь свободная и отдохнувшая — тем лучше сделаешь то, что кроме тебя никому не по силам. Поэтому всё на себе тащить — это недальновидно.

Если у тебя мало времени — найди, как его освободить. Не всё ты должна делать сама, вообще нет. Всё, что можно отдать, — отдавай

Можешь посоветовать, как подготовиться к собеседованию?

Совет, который встречала часто: перед тем, как пойти на собеседование в контору мечты, выбери компании, на которых будешь тренироваться проходить собеседования. Это помогает скинуть мандраж. Ситуация станет привычной, и ты не будешь забывать элементарные вещи.

У любого интервьюера есть прошивка на кодовые слова. Кадровики-подборщики не знают предмет так же хорошо, как кандидат и принимающая сторона. Их спасают шаблоны, по котором можно понять, подходит человек или нет. Например, кандидат должен сказать «знаю ЕСКД» — и тогда он хороший специалист. Подборщик может даже не знать, что это. Поэтому при подготовке к собеседованию важно внимательно читать вакансию и подготовить «ответ» по каждому пункту.

Часто смотрят больше не на знания, а на то, как человек себя позиционирует, готов ли он учиться, развиваться, адекватный ли в целом. Все понимают, что готового специалиста да ещё со средней зарплатой просто так на улице не найти. Берут тех, кто готов стать подходящим специалистом. Для этого нужно быть адекватным и доброжелательным, прежде всего. Появляется шанс пройти дальше и получить работу, даже если нет каких-то навыков.

В бюросфере у тебя написано «Каждый день сталкиваюсь с ГОСТам, ОСТами, ТУ, ЕСКД». Ты переводила нормативку на человеческий язык?

Да. ГОСТы написаны сухим языком. Чтобы понять суть, надо вдумчиво перечитать несколько раз. От знания нормативов напрямую зависит качество продукции, поэтому надо было что-то придумать — я сделала программу-опросник.

Программа помогает составлять технические требования для чертежей, задавая серию вопросов. Конструктор сидит и щёлкает мышкой и чрез три минуты получает готовые технические требования к чертежу. При этом он точно ничего не забыл и не допустил опечаток.

Если говорить про общезаводскую нормативку, то на её основе я выпустила «Справочник сотрудника».

А в чём полезное действие «Справочника»?

Я взяла огромную стопку нормативных актов, написанных канцелярским языком. Перевела на русский язык, подобрала картинки и выпустила брошюру. Разъяснила сотрудникам завода, что делать, если, например, выключился свет или прорвало батарею. Расписала, как получить субсидии или где узнать о зарплате. Одной брошюрой закрыла сразу массу вопросов.

В приветственном буклете сделала карту с расположением отделов и цехов. На заводе несколько зданий и время от времени кто-нибудь переезжал, поэтому быстро найти нужного человека было сложно. Также я добавила телефоны основных вспомогательных служб: айтишников, бухгалтерии, охраны.

Ты говорила, что параллельно с учёбой в Школе руководителей работаешь редактором. Что ты сейчас редактируешь?

С осени 2018 года редактирую книги по гидрологии. Одна уже вышла, три на проверке, ещё одну доделываю. Работаю с гидрологом Александром Кондратьевым. Он трудился сперва в НИИ за копейки, потом стал работать на себя. Сейчас у него фирма и довольно приятные гонорары. В первой книге «Сам себе гидролог» он описывает свой путь и помогает читателям его пройти. Подсказывает, какие навыки нужно получить и как себя позиционировать. Книга будет полезной не только для гидрологов, но и для всех. Меняешь слово «гидрология» на любое другое и получаешь рабочие рекомендации.

Конечно, с точки зрения редактуры сейчас у меня к этой книге есть вопросы. Значит, выросла.

Получается, ты редактор технических текстов?

Я редактирую технические тесты, но не хочу этим ограничиваться. Сейчас появляются приближенные к жизни задачи: рассказы об интеллектуальных продуктах, рассылки, обучающие тексты.

Где ты находишь клиентов?

Я добавилась на биржу Главреда. Это нужно сделать каждому, кто хочет получать заказы. Раз в две-три недели мне приходит новое предложение. Это стабильный поток клиентов, которые понимают что такое инфостить. Недавно через биржу на меня вышли два заказчика по моим любимым эйчар-задачам.

Как они на тебя вышли?

Видимо, работают фильтры. На бирже Главреда позиционирую себя как специалист по управлению персоналом. Я понимаю эту тему со всех сторон: с точки зрения и производства, и администрации.

Я добавилась на биржу Главреда. Это нужно сделать каждому, кто хочет получать заказы. Раз в две-три недели мне приходит новое предложение

А что за заказчики по эйчар-задачам?

Я работаю с «Хантфлоу». К сожалению, не могу рассказать, что конкретно делаю, так как подписала договор о неразглашении. Но передо мной там стоит очень интересная задача.

Ещё я помогаю одной организации делать рассылку по управлению персоналом. Готовлю статью раз в две недели. В первом письме описала изменения в трудовом законодательстве, сейчас готовлю статью про электронные трудовые книжки.

Поняла, что соскучилась по теме работы с персоналом.

Ты подписана на телеграм-каналы для редакторов? Можешь порекомендовать?

Подписана, но на них сейчас нет времени. Надо как-то заставить себя отдыхать. Читать интересное, смотреть приятное, спать много — вот это важно. Контента очень много, каждый сам может решить, как прокачаться. Но если не оставлять время на удовольствия, на саму жизнь — какой в этом смысл?

Ты учился на факультете радиофизики, но стал дизайнером. Как так вышло?

В 18 лет я не понимал, чем хочу заниматься. В школе у меня хорошо были дела с физикой, математикой и другими точными предметами. Поэтому родители посоветовали пойти в технический вуз и стать программистом.

Учился в филиале Белорусского государственного университета. За пять лет мы изучили пять языков программирования, математический анализ, квантовую физику и всякое такое. Рядом с нами был гуманитарный факультет, где учатся дизайнеры. И как-то потихоньку я начал общаться с ребятами, которые там учились. Интересовался, что у них там происходит, иногда прогуливал свои лекции и ходил к ним слушать про композицию и другие штуки.

Ещё в университете я работал программистом: писал код для диалоговых окон под Виндоус. И мне повезло, потому что я делал не какие-то низкоуровневые штуки, а именно оформление программ. На тот момент я уже начал читать блог Артемия Лебедева: как правильно делать интерфейсы, куда ставить кнопочки.

Меня это всё увлекло настолько, что я понял, что программировать мне неинтересно и скучно, а вот собирать всякие окна и рисовать интерфейс — круто. Я очень плавно переметнулся в дизайн, не покидая программирование.

Ты сейчас работаешь в «Авэ-бай». Над чем вы работаете?

Не могу рассказать подробно, это секрет. Если в общем, то мы работаем над продуктом, выпускаем новые инструменты.

В прошлом году сделали дочерний проект «Авэ-бай» — «Маскот». Это первая такая большая белорусская автомобильная премия.

У тебя должность ведущего дизайнера. Чем ты занимаешься в компании?

Тем же самым, чем и обычный дизайнер в продукте. Но при этом ещё работаю над мотивацией команды и слежу за развитием дизайна в компании. При этом я остаюсь боевым дизайнером — тоже делаю какие-то макеты, задачи решаю вместе с ребятами. 60% времени я занимаюсь дизайном, 40% — командой, а иногда наоборот.

Как мотивируешь команду?

Разговорами. Только разговорами. Стараюсь объяснять ребятам, куда мы идём, стараюсь решать их проблемы. Это очень сложно. Например, когда кто-то хандрит, я выясняю причину, а потом пробую превратить проблему в интересную задачу.

Ты работал не только в продукте, но и в агентстве. Чем принципиально отличается работа?

В агентстве мы делали 17 проектов одновременно и сопровождали их, а в продукте — один проект. Поэтому у меня есть возможность больше погрузиться и лучше понять домен, в котором работаю. А ещё поговорить с пользователями, погрузиться в их проблемы и предложить более качественное решение.

Ты ощущаешь себя комфортнее в работе над одним продуктом или над разными проектами?

Четыре года я отфигачил в агентстве, и много чего там попробовал. И эта мультипроектность была крутой: сегодня я делаю одно, завтра — другое, а послезавтра — третье. Это расширило кругозор и дало понимание, какие штуки разные бывают — бизнесы, инструменты и решения. Когда я начал работать с одним продуктом, у меня было понимание, как это работает, и я начал углубляться в детали.

Как дизайнеру-новичку выбрать направление, в котором работать? Идти сразу в студию или в продукт?

Думаю, нужно начинать со студии. Это уникальная возможность попробовать всё по чуть-чуть. А потом, когда наберёшься опыта или когда начинает пропадать интерес от мультизадачности, идти в продукт.

Но я знаю дизайнеров, которые офигеть, какие опытные, и им просто неинтересно работать над одним проектом, поэтому они работают в студии. И знаю ребят, которые со старта пошли работать в продукт: они довольны, счастливы и не хотят другого. Для каждого как-то индивидуально.

К нам пару лет назад приезжал Сергей Кулинкович, арт-директор Студии Лебедева, ему задавали похожий вопрос. Он круто ответил: «Когда дизайнер идёт работать в продукт, он уходит на пенсию. Ему уже всё надоедает и хочется спокойствия».

Ты писал в блоге про принципы дизайнера. Они основаны на твоём опыте?

На моём и не только. Какие-то я позаимствовал у коллег, какие-то сформулировал сам, благодаря опыту. Давай пройдёмся по принципам, я объясню, что имел в виду.

Давай. Первый принцип — дизайнер инициативный.

Этот принцип позаимствовал у ребят из дизайн-бюро «Интуиция». Простое правило, но, на мой взгляд, очень важное. Услышал его в лекции от Жени Арутюнова и подумал: «Господи, да!» Это одна из важных вещей.

Если дизайнер безынициативный — это мёртвый дизайнер

Второй принцип — дизайнер действует как предприниматель.

Это я понял, когда пришёл работать в продукт. Принцип о том, что нужно относиться к ресурсам компании и команде, как к деньгам. Не нужно думать: «Я дизайнер, поэтому пойду и сейчас зафигачу в этот макет всё, что умею. Только дайте мне время подготовиться». Нужно быстро решать задачи и тратить минимум ресурсов компании и команды, вытаскивая максимум пользы. Этому учат в Бюро Горбунова.

Важно знать, как работает тестировщик и разработчик, как мыслит менеджер, и сколько времени он потратит на какую-то задачу. Так ты понимаешь на что расходуются ресурсы команды и компании, и можешь это регулировать. Готовить, например, решения, которые не займут много времени у ребят, но сразу дадут какие-то плоды.

С другой стороны — это принцип про коммуникацию. Нужно постоянно общаться с командой, чтобы найти баланс между полезным действием и стоимостью его реализации.

Третий принцип — дизайнер выкидывает бумажки в урну.

Бумажки — это прототипы в переносном смысле. Суть принципа: делать итерации короткими, чтобы не так больно было с ними расставаться — выкидывать.

Это типичная проблема. Я ещё не встречал таких дизайнеров, которые бы через это не прошли. Об этом много рассказывал Людвиг Быстроновский. Я узнал себя и ещё десять дизайнеров, с которыми работал. Чем больше времени дизайнер тратит на макет, тем сильнее защищает его, даже понимая, что неправ.

Лучше делать короткие итерации в прототипах и показывать ребятам, чтобы было легко отказаться от решения, если свернул не туда. Плохая история, когда дизайнер понял, что делать, пошёл, сел в угол и пропал на неделю. Через неделю он что-то приносит, а это вообще не то — начинаются проблемы.

В какой-то момент я понял, что так не нужно делать, где-то подсознательно. А потом я услышал об этом у Людвига и понял такой: «Блин, да. Это важно».

Четвертый принцип — правильно понимать задачу.

Это след от школы остался. Когда дизайнер решает неизвестно что — это беда. Лучше потратить больше времени, но хорошо разобраться в задаче, чем решать непонятно что.

Пятый принцип — дизайнер ответственный.

Я сам был безответственным и часто сталкивался с этим со стороны других дизайнеров, поэтому добавил этот пункт. Он про командную работу: если ты что-то пообещал, то должен разбиться в лепёшку, но сделать. И если видишь, что не успеваешь, то предупреди как можно раньше.

Шестой принцип — дизайнер сохраняет ясную голову и контролирует гнев.

Это моя проблема. Я уже несколько лет работаю над ней, потому что достаточно эмоционально реагирую на спор и близко к сердцу воспринимаю проблемы компании. Много сил кидаю на то, чтобы контролировать свои эмоции, но это достаточно сложно.

В команде «Авэ-бай» мы пробовали всякое: например, кодовое слово, когда нужно всем разойтись и просто остыть. В итоге пришли к тому, что каждый контролирует себя сам, а это сложнее. Одно дело, когда тебе кто-то говорит, что нужно успокоиться, а другое — когда нужно самому ловить эмоцию. Это очень сложно, во всяком случае, для меня.

Это связано с общением в команде, или ты так реагируешь на критику?

В этом принципе я имею в виду коммуникации в целом. Критику я пережил уже давно. Отношусь к ней как к подарку. И критикуют не меня, а мою работу. Это понял на второй год работы дизайнером. Хотя, поначалу я точно так же реагировал на критику, но потом переосмыслил это.

Давай вернёмся к принципам. Седьмой — дизайнер оценивает айсберг полностью.

Это про оценку и коэффициенты. Принцип говорит только о том, что учитывать нужно не только то, что видишь, но и то, чего не видишь.

Часто дизайнеры сталкиваются с тем, что им нужно оценивать, сколько времени займёт работа. Коэффициент растёт с опытом: ты заранее видишь всё больше и больше видимой работы. Но даже самые крутые чуваки не видят её на 100 процентов, а всего на 70.

Не помню, кто говорил о том, как отличить на встрече новичка от опытного дизайнера, но суть такая. Если дизайнер говорит: «Да тут всё просто, сделаю за два часа», — это стопудово новичок. Если говорит: «Это возможно сделать, но мы потратим кучу времени», — скорее всего, это опытный дизайнер.

При оценке задачи учитывай то, что видишь, и то, чего не видишь

Восьмой принцип — дизайнер сначала ищет «идеальный мир».

Этот принцип я позаимствовал у Кости Горского. Когда дизайнер подходит к какой-то задаче, очень важно откинуть все ограничения: технические, продуктовые — и попробовать решить задачу в уме или на бумажке в идеальном мире. Как будто нет никаких ограничений. Это помогает наметить вектор будущей работы.

Важно не сразу лупить типичные решения, а попробовать что-нибудь вообще в вакууме. На это не нужно тратить много времени, это просто такие дизайн-сессии. Важно задаваться вопросом: «А как бы мы решили эту задачу, если бы у нас не было никаких технических ограничений?»

Последний принцип — дизайнер делает просто и прямо сейчас.

Он вытекает из предыдущего. Вот мы с командой поговорили, как эта штука должна решаться в идеале, окей. Важно не идти и сразу делать, как в бюро говорят, летающий асфальтоукладчик, а сделать максимально просто и прямо сейчас.

В Минске есть студия «Райт». У них как-то в вакансии было круто написано, что они ценят навык дизайнера решать задачи, не трогая компьютер. Когда дизайнер решает проблему и меняет систему без работы над макетами — это высокий уровень.

Но здесь ещё цепляется другая, параллельная тема. Костя Горский много рассказывал про это: если полное идеальное решение — это торт, то в первой версии нужно сделать кекс с вишенкой. Если делать какую-то крутую фичу, то важно сделать её с минимальной функциональностью, но при этом хорошо проработать и выпустить.

Какой из всех этих принципов дизайнера кажется тебе самым важным?

Зависит от контекста: где человек работает и над какой задачей. Больше всего люблю принцип про выкидывание бумажки в урну, потому что часто встречал эту проблему. Это первое, что стоит рассказывать ребятам, которые только пришли в профессию.

Давай поговорим о схеме минского метро. Расскажи, как появилась идея её сделать и как решился написать Бирману.

Я с детства люблю всякие карты, а с 7−8 лет любимой игрушкой был атлас. И я любил всё это рассматривать — во мне рос такой маленький Тафти. Я никогда не уделял очень много внимания этому. В какой-то момент я подумал, что пора бы как-то погрузиться в это поглубже, с точки зрения дизайнера.

Ещё до школы я написал Илье, чтобы он посоветовал, что почитать, поизучать и где поучиться делать классные карты. Он мне ответил, что круче пойти и начать что-то делать. И я подумал, почему бы просто в рамках обучения не переделать схему метро города, в котором живу.

Потом я попросил Илью дать мне обратную связь. И он мне предложил делать её вместе. И понеслась.

Вы делали схему 8 месяцев. Как всё это время шла коммуникация с Ильёй?

Первый месяц я делал схему один, а Илья давал мне вектор, куда двигаться. Я пробовал разные варианты, приходил и показывал ему. Илья мне говорил, что плохо и куда двигаться дальше.

Так получилось, что ещё один чувак из Минска написал Илье, что тоже хочет делать схему. Илья затеял соревнование и следил за тем, как наши схемы параллельно развиваются. Он нас заранее предупредил, и мы согласились. В какой-то момент Илья решил, чтобы мы вдвоём работали над моей версией схемы. Так мы познакомились с Костей Евстратенко.

Мы встретились, с ходу нашли общий язык, накидали миллион идей и круто начали проводить вечерами время за работой. Я с таким теплом вспоминаю время, когда мы приезжали вечером в кафе и фигачили схему по чуть-чуть. Иногда даже с алкоголем.

У Кости намного больше опыта в графических штуках, чем у меня: рисовалках, иллюстрациях и так далее. Мы чётко распределили обязанности: Костя отвечает за клёвые, красивые здания на карте, а я — за всё остальное. Каждый делал свою работу, потом мы объединяли то, что сделали, и показывали Илье.

8 месяцев звучит очень страшно, но на самом деле, это было не так уж и много. В день я тратил на схему не больше часа.

А что в итоге стало со схемой? Почему её не повесили?

У нас изначально не было цели повесить схему в метро. Целью было научиться рисовать схемы — мы её достигли.

Было бы круто, если бы всё само собой получилось, и её повесили. Но мы прекрасно понимали, что схема не очень хорошо решает задачу навигации именно во всём метро. Для узких мест, возможно, она бы хорошо сработала. Но это очень большая работа — подготовить разные виды схем под разное местоположение. У нас потом уже не было времени на это, поэтому мы даже не пытались ходить в администрацию метрополитена.

Мы сами не особо верили в то, что она круто решит задачу нахождения в вагоне. Зато мы сделали клёвый постер, который у меня дома висит.

После того, как вы сделали схему, о вас написала куча СМИ, даже есть бизнес-линч от Людвига Быстроновского. Что ты о его комментариях думаешь?

Это было достаточно давно, поэтому я не помню, что именно он писал. Помню комментарий, что наши станции выглядят как стрелки на карте, которая показывает фронтовые линии. Но это такое прикольное видение, с которым я не согласен. Мне кажется, что у Людвига есть профессиональное искажение, поэтому он это видит, или я чего-то не понимаю.

Ещё были комментарии про «уродскую иконку телефона» и «стрелочки, отрисованные как говно».

Иконка действительно уродская. Когда мы делали схему, нам так не казалось. Сейчас я смотрю на неё и в принципе согласен с Людвигом. Первое, что я бы переделал, — иконки. Про стрелочки — не знаю. Пока что я на них смотрю, и они не говно, нормальные вроде.

У Людвига намного больше опыта, и он видит то, чего не видим мы. Было бы круто побеседовать с ним, спросить, что он имеет в виду под этим. Это было бы крутым подарком, потому что я не вижу того, что он описывает.

В последнее время в Минск приезжает очень много дизайнеров: Игорь Штанг был, Сергей Стеблина. При каждом таком случае я прям вживую давал схему на ревью. Приносил с собой на лекцию или воркшоп распечатанный вариант и просил покритиковать. Вживую я не получал каких-то таких плохих комментариев. А Игорь, по-моему, даже попросил забрать схему себе.

В общем, я достаточно спокойно отнёсся к комментариям Людвига. Больше переживал за хренову тысячу комментариев на Онлайнере и в Твиттере на тему транслитерации. Когда начали присылать угрозы и требовать публичных извинений, это прям перебор был.

А что не так с транслитерацией?

Наш вариант почти полностью противоречил гостовскому. Но мы были не согласны с транслитерацией, которая принята на уровне государства, потому что она плохо работает для иностранцев.

Мы с Ильёй провели эксперимент: попросили прочитать станции родственников, друзей и приятелей, которые не говорят или плохо говорят на русском. И почти все они читались неправильно. Например, немцы или итальянцы вообще не знают, как читать «эс» с птичкой сверху, а она читается как «ш». Поэтому мы предложили альтернативную версию. И из-за этого отгребли очень много говнеца от людей, которые посчитали это геноцидом белорусского языка. На мой взгляд, это бред.

После этой схемы ты ведь ещё работал с Ильёй?

Да, над приложением для «Совести» — карты рассрочки. Это мой единственный коммерческий проект со стороны. Илья обратился ко мне и спросил, не хочу ли я поучаствовать. Я сказал: «Хочу». И мы сделали. Если бы не он в роли дизайнера и арт-директора в проекте, то я вряд ли подписался бы на это.

Это было уже во время второй ступени в школе. Было сложно?

Приходилось совмещать работу, школу и ещё работу. Тяжковато, но ничего. Я справился вроде как.

По сколько часов в сутки ты спал?

Часов по шесть-семь. Я старался меньше уделять внимание школе. Больше концентрировался на работе в тот момент. Если посмотреть по результатам трёх ступеней моей учёбы в школе, то видно, как на второй я нормально так провалился. Но делать всё и сразу было моим выбором.

То есть слова о том, что невозможно совмещать работу фуллтайм и учиться — бред?

Могу точно сказать, что это возможно. Но, конечно, ты намного быстрее растёшь, когда полностью посвящаешь себя школе. Но возможно и совмещать.

На второй ступени я выехал благодаря опыту. Я делал задания быстрее, чем ребята, которые только пришли в профессию. А на третьей — конечно, команда многое значит. Они тебя настолько заряжают и мотивируют, что ты вместо того, чтобы пойти кофе выпить, идёшь и что-то делаешь.

Почему ты вообще решил поступать в школу? Ты ведь был дизайнером с серьёзным бэкграундом.

Я очень давно читаю «Советы» бюро. У меня сложилось ощущение, что школа — чек-бокс моего жизненного пути дизайнера. Мне было не столько интересно, сколько стало вызовом себе. Я решил, что должен просто сделать.

Что в итоге школа тебе дала? Где ты прокачался больше?

Я хотел прокачаться, конечно же, в дизайне. Именно в эстетике. Но получилось так, что я попал в команду к Максу Ильяхову и сначала дико расстроился. Хотел попасть к Мише Нозику или Артёму Горбунову. Максим сам признаёт, что он не силён в эстетике, и за этим не нужно к нему идти.

У меня было достаточно плохое отношение к Максиму из-за предыдущих двух ступеней: его предмет давался достаточно тяжело, и по нему у меня были самые низкие оценки. Я считал Максима каким-то таким грубым, злым преподавателем, который не щадит ничего и ничто. Вспомнил сразу все двойки, которые получил, и подумал: «О, чёрт! Он ещё и арт-директором у меня будет».

Но по итогу Максим оказался заинтересованным и добрым. Он даже был не то, чтобы арт-директором, он был членом команды. Таким прям ещё одним бойцом. Это было круто.

Не могу сказать, что я сильно прокачался в дизайне. Но зато прокачался в коммуникации и создании таких маленьких проектов с нуля. Я вообще очень благодарен школе за комьюнити: за знакомство с преподавателями и студентами, которые со мной учились.

У вас был очень прикольный ролик в стихах с анонсом дипломного проекта. Как появилась идея и кто их писал?

Это придумал руководитель из команды — Саша Файзулин. Саша в прошлом музыкант: писал музыку и песни, поэтому для него это не было проблемой.

С этим проектом вообще всё случайно получилось. Саша живёт на Мальте и ходит в зал, для которого мы делали сайт. Но сам он из Минска, и мы оказались знакомы через минских дизайнеров.

Он учился в Школе руководителей, увидел, что я из Минска и написал: «Привет, Вань. Мы с тобой заочно знакомы. Давай вместе делать проект». Я подумал: «Ой, класс. Давай».

У нас были большие проблемы с поиском редактора, потому что нам нужен был англопишущий человек. Но потом в один момент к нам пришли сразу две редакторки — Наташа Никонова и Алина Мишуренко. Они обе были такие классные и такие разные, поэтому мы попросили, чтобы у нас остались обе. Они отвечали за разные функции: Наташа следила за сроками, Алина отвечала за коммуникацию с Максимом, и они вдвоём отвечали за текст.

Как вы выстраивали работу внутри команды? Были конфликты или что-то такое?

Была достаточно тёплая атмосфера. У нас даже была идея после того, как мы сдали диплом, этой же командой сделать ещё какой-нибудь проект. Так здорово получилось, что мы как-то сошлись мнениями.

Я доверял девчонкам по тексту, и если они говорили: «Надо так», то значит надо так. Они точно так же под меня часто подстраивались. На сайте непростая вёрстка, и мне часто нужно было искусственно наращивать или сокращать информацию. Они без проблем это делали: переписывали, сокращали неважное и искали новые факты, чтобы добавить текст.

По поводу дизайна: конечно, девчонки и Саша участвовали в этом очень активно. Я показывал им, что сделал, они критиковали. Мы обсуждали, а потом я приносил другие версии. Нельзя сказать, что я один зафигачил весь сайт и не слушал ребят. Я даже на защите говорил, что дизайнер в этом проекте не только я, а мы все вместе.

Сложно было работать с Максимом?

Всё было круто. Максим оказался просто душкой. Мы чётко договорились о встречах два раза в неделю — он заранее знал, в какое время мы встречаемся. Если мы не успевали, то заранее предупреждали, что встречи не будет и покажем результат на следующей.

Встречи были достаточно большие — час-два. Мы установили правило, что встречу ведёт один человек. То есть вели разные люди, но не больше одного за раз, чтобы всё это не превращалось в балаган.

Максим не относился к нашей работе с пренебрежением: «Здесь говно — переделайте». Он пытался сразу предлагать варианты, и именно поэтому я считаю его даже не арт-директором, а полноценным членом команды. Он генерил много классных штук.

А что сейчас с сайтом, он работает?

Да, бизнес работает и развивается. И наш сайт тоже — приносит ребятам деньги.

Я слышала много мнений о том, что третья ступень не всем нужна. Как ты думаешь?

Я считаю, что это самая важная ступень, потому что это практика. Зафигачить живой проект — это самое ценное. Поэтому вторая и третья ступени важны.

Первая — это матчасть. На мой взгляд, она самая неважная — многому из первой ступени ты учишься по ходу второй и третьей. Её, конечно, нельзя исключить, но матчасть в одно ухо влетает, в другое вылетает. И как раз-таки все эти знания укрепляются в бою.

Зафигачить живой проект — это самое ценное

Ваш проект занял первое место. Тебя звали после защиты куда-то работать?

Да, меня позвали работать в бюро, но что-то не срослось. Мы пару раз побеседовали с Мишей Нозиком. Договорились побеседовать ещё раз попозже, но этого просто не случилось. Возможно, с моей стороны не было большого интереса, или я по какой-то причине не подошёл. На тот момент я уже работал в продукте, который мне интересен, и не нуждался в работе. Но я не сильно жалею об этом: как получилось, так получилось.

Были ещё какие-то предложения работы от компаний из России, но мне это было неинтересно, потому что я не хочу уезжать из Беларуси в Россию.

Почему не стал удалённо работать?

Я знаю и уверен, что это намного сложнее. Пока мне не подвернулся дико интересный проект, чтобы я согласился на удалёнку и сделал её такой же эффективной, как в офисе.

Я никогда в жизни не был фрилансером. Считанные проекты, которые я делал по стороннему заказу. Например, очень давно делал логотип Чингизу — это крутой боец тайского бокса, мой приятель. Он выступает в Монако, Америке и других странах. И везде на этих крутых аренах крутится логотип, который я нарисовал. Я вообще далёк от дизайна логотипов, но этот мне нравится. И Чингиз счастлив и до сих пор использует логотип. Но я его сделал только потому, что лично знаком с бойцом и хотел ему помочь.

Работаешь сейчас над какие-то личными проектами? Расскажи о том, как делал радиоэмоции в «Парке».

Это была такая фо фан штука. Я давно хотел сделать такую фичу себе на сайт. На старте идея показалось крутой, и мы сделали её в «Парке». Радиоэмоции сейчас работают у меня на сайте. За всё время только один или два человека пришли и попросили у меня исходники, чтобы залить к себе.

Из личных проектов я не занимаюсь почти ничем, потому что у меня почти всё время занимает работа. Единственное, чем я занимаюсь сейчас, поддерживаю и планирую делать — это советчик «Вош-ми», который я сделал с ребятами. Он советует, стоит мыть машину сегодня или нет. На основании АПИ и «Яндекс-Погоды» он в Телеграме каждый день пишет совет: мыть машину или нет. Всё это автоматизированно работает, мы ничего не делаем руками.

Сейчас проводим исследования, насколько это важно и интересно людям. И если интересно, будем запускать в других городах, и может быть, сделаем даже мобильное приложение. Но это пока только идеи.

Как живётся после Школы дизайнеров? Применяешь какие-то инструменты, которым учат в школе?

Единственное, что помню после школы, это опустошение: «Блин, а я и не знал, что когда-нибудь это закончится. Хочу ещё». Было ощущение, что я на отпуск приехал и не знал, чем забить всё время.

А принципы и инструменты я и до школы применял. Поэтому для меня сильно больших открытий никаких не было. Но огромную прокачку я почувствовал благодаря Мише Нозику и его предмету.

Какими правилами Кэмпа пользуешься?

У меня не очень много переговоров, на которых хотелось бы использовать это всё. Например, в разговорах с руководителями направлений в команде или кем-то ещё, то да, использую. Но они, как правило, хорошо знают, кто такой Джим Кэмп. Секут приёмы и начинают вести себя так же, поэтому порой это смешно.

В переговорах нужно очень много практики. Что-то у меня отложилось в голове, и я применяю, а что-то — нет. Ради этого сделал плакат и повесил его на работе.

Что делать дизайнеру после школы? Куда идти, что смотреть и читать?

Каждому своё, но я предпочитаю идти туда, куда интересно. Дизайнер может уйти в какие-то смежные профессии, чтобы научиться чему-то еще и применять это в будущем.

После таких больших курсов с матчастью как в Школе бюро, нужно искать какие-то параллельные ниши и качаться там. Или выбирать какую-то одну в дизайне и прокачиваться в ней: эстетике, иконках, тексте. Кому что интересно. Кто-то идёт и программирует потом. Здесь нет какой-то золотой середины и точного правила, как это дальше происходит.

Какие книги на тебя повлияли в профессиональном плане? Вот ты прочитал, и всё — мир перевернулся.

Алан Купер «Психбольница в руках пациентов». Я читал её раза три с перерывом по два года. Сколько раз читал, столько раз она и переворачивала моё отношение к проектированию. Это первая книга по дизайну, которую я вообще прочитал. Тогда я отнёсся к ней: «Ааа, классная книжка про дизайн». Второй раз прочитал года через два и тоже примерно был такой же эффект. Последний раз недавно перечитал и почувствовал всё, о чем он пишет. Это для меня важная книга, которую буду перечитывать каждые два-три года точно.

Есть ещё крутая книга — «Дизайн — это работа». Но я прочитал её достаточно поздно, и такой: «Блин, камон, почему мне никто не дал эту книгу раньше?» В ней описаны все проблемы, которые я уже прошёл и сделал для себя похожие выводы. Это отстой.

Что лучше почитать новичкам, чтобы не делать типичных ошибок?

Читать это нужно как-то всё осознанно. Нельзя сказать: «Ой, ты новичок, поэтому почитай пять книг, и можешь идти в профессию». Это бред. Книги потом почитаешь, сначала нужно практику пофигачить. А вот после, чтобы полировать детали, можно и книги почитать.

Лучше найти человека, который умеет, сесть рядом с ним и что-то делать. Это будет намного эффективнее, чем читать книжки

Для меня Купер стал таким идолом в плане дизайна. Две книжки его: «Психбольница» и «Об интерфейсе». Не буду говорить про банальщину, типа «100 главных принципов дизайна», или о важности книг Тафти для информационного дизайна. Это нужно любить, и тогда будешь читать это взахлёб. Кстати, книги бюро очень крутые, чтобы познакомиться с направлением. Уже после, чтобы разобраться в деталях, читать что-то узконаправленное.

Я разные книги читаю, смотря для чего. Например, если ты чувствуешь какой-то эмоциональный упадок, надоела работа и мотивация на нуле — открой книгу с биографией Стива Джобса. После неё хочется встать и идти хреначить.

Что посоветуешь ребятам, которые сейчас учатся в Школе дизайнеров?

Не бросать и идти до конца. Это самое важное.

По дороге очень много соблазнов сдаться и сказать: «Да ну к чёрту это всё! Бесполезное говно». На самом деле, нет. Поэтому мой совет простой: просто не сдаваться и фигачить. Я не знаю ни одного выпускника школы, который пожалел о том, что он это сделал.

Ты окончила МГИМО, факультет международной журналистики. Почему ты выбрала именно её?

У меня была не совсем журналистика. Это был факультет журналистики, отделение связей с общественностью.

В основном, мне нравилось писать и работать со словом, нравились иностранные языки. Я понятия не имела, что мне делать, поэтому выбрала такое широкое направление. В плане широты я не ошиблась. Мы изучали предметы изо всех областей: мировые экономические отношения, международные отношения, литературу, у меня было три иностранных языка.

Это было такое образование, во время которого я хотела выяснить, чем же я хочу заниматься. К концу четвёртого курса я уже лучше поняла, чего я хочу и куда хочу двигаться.

Я вообще не уверена, что в 18 лет можно принять взвешенное решение, куда ты хочешь поступать и кем будешь после этого. Я тогда примерно знала, к чему у меня лежит душа, но не была уверена на 100 процентов. Бывают, конечно, взрослые, сформировавшиеся личности в таком возрасте — очень им завидую. Но я была как слепой котёнок.

Я слышал, что в российских журфаках до сих пор рассказывают про «древнейшую профессию». Вам давали какие-то знания о современных медиа?

Новые медиа мы практически не изучали. На самом факультете международной журналистики все четыре года, прям до госов, люди учат историю международной журналистики: какие были дореволюционные издания, какие издания были в Советском Союзе, в каком году они были основаны.

В МГИМО есть современные предметы типа коммуникации в диджитал. По факту они имеют мало отношения к тому, что ты потом реально будешь делать. Никто не стремится тебя научить тому, что такое «медиа нового поколения», как работать в интернете, какие проблемы решают медиаменеджеры.

Преподаватели МГИМО — хорошие, образованные люди. Но чаще всего места, где они работали или работают параллельно с преподаванием, не имеют никакого отношения к тому, куда пойдёт большинство выпускников.

По моему направлению — по рекламе и связям с общественностью — у нас были преподаватели-практики. Это люди, которые работают в агентствах, занимаются маркетинговыми коммуникациями. Они ориентированы на практику, на сегодняшний день.

Лично меня напрягало то, что они рассказывали о своей работе. У меня после этих занятий осталось впечатление, что, когда ты работаешь с аудиторией, когда ты хочешь ей что-то продать, ты воспринимаешь её, как дойную корову. И ты просто ходишь вокруг, заглядываешь ей в глаза, и говоришь: «Ну давай, давай сюда деньги». Мне было это неприятно.

Я не думаю, что это делается сознательно: они просто стараются оптимизировать свои усилия по повышению продаж. Продажи повышаются, когда находишь точку, на которую будешь давить с такой-то интенсивностью, через такие-то каналы. Они к этому относятся, как к задаче, которую нужно решить. Но для меня в 19 лет это выглядело не очень.

Сначала я не хотела заниматься коммерческими текстами. Сейчас преодолела этот взгляд на вещи. Теперь я понимаю, как можно принести пользу человеку, а не воспринимать его, как корову. Я пишу тексты от лица компании и чувствую себя не паразитом, а человеком, который приносит пользу. И это очень приятно.

Из журфака ты вообще что-то вынесла в итоге?

Я бы уложила это в одно слово: кругозор.

У нас было много проблем в программе. На третьем-четвёртом курсе я ругалась на универ, не переставая. Сейчас я понимаю, что было много и полезного. Программа такая, что ты мог ухватить всё что угодно из большого количества гуманитарных сфер знаний. Конечно, бывало так, что просто мазнул пальцами по учебнику — а уже сдал этот предмет и забыл о нём.

Ещё языки: у меня был английский, французский, испанский. И я себя сейчас очень комфортно чувствую именно благодаря языкам! Я бы не сказала, что это был лучший уровень преподавания в моей жизни. Но у нас было много часов отдано под языки, и это было полезно.

Ты работала в МИДе и писала тексты для выступлений. Как это происходило?

В МИДе я проходила преддипломную практику. Я долго думала, идти ли мне в МИД. Потом поняла, что больше никогда жизнь меня в МИД не заведёт, и подала документы туда, а не в «Кока-колу», как мои одногруппники.

МИД — интересное место, потому что это, во-первых, — госслужба, а во-вторых — очень гордая внутри себя система. В МГИМО это тоже ощущается. У всех чувство, что они занимаются чем-то важным. Меня всегда это привлекало в работе, но там я не слишком прониклась этим настроением.

В чем важность? Как люди ощущали её на себе?

В департаменте коммуникаций МИДа облекают в слова то, что мидовцы думают про конфликты и события в мире. Как они сформулируют, так и будет звучать официальная позиция страны. Это большая ответственность.

Как раз во время моей стажировки у России забрали дипсобственность в Америке, потом была Мьянма — гонения на мусульман-рохинджа в 2017 году. Нашим начальникам приходилось много высказываться на эти темы.

А как вообще происходила работа? То есть, к тебе приходят спикеры, дают текст и ты его редачишь?

Бывало по-разному. Есть несколько форматов, когда журналист запрашивает комментарий, МИД его готовит, а потом согласовывает с ответственным замминистра.

Бывают ситуации, когда департамент информации и печати предполагает, что их о чём-то спросят. Они готовят для Марии Захаровой коммент. Потом он внутри редачится, согласовывается, и она его зачитывает как официальную позицию.

Однажды я написала как раз такой официальный комментарий. Я сидела в зале, где проходят брифинги, — и тут Мария Захарова читает мой текст. У меня была паника. Понятно, что текст после меня редактировали. Но она произносит слова, а я помню, как они выглядят в документе ворда, когда я их писала. Думаю: «Господи, а если я где-то ляпнула какую-то глупость и никто не заметил». Я тогда почувствовала, что такое ответственность за то, что ты пишешь. Сейчас я бы спокойнее отнеслась к этой ответственности, но тогда очень переживала.

Ты писала для «Коммерсанта» и «Спутника». В чём там заключалась твоя работа?

Писать! В «Спутник» я попала, потому что хотела писать на английском. В России мало редакций, где производство полностью на иностранном языке. Я писала статьи под руководством шеф-редактора — сначала одного, потом другого. В «Коммерсанте» я тоже писала статьи. В основном, это была международная повестка.

В МГИМО мне случайно привили любовь к международным отношениям. Хотя я мало помню людей с моего факультета, кроме меня, кто увлёкся бы этим после наших пар. Но со мной это произошло — и я приходила в места, где, как мне казалось, международной журналистикой занимаются в классическом формате.

Ты сказала, что после ваших пар никому не понравится следить за ситуацией в мире. Почему ты так думаешь?

Причина не в том, что плохо учат. Учат совершенно обычно: это такой же предмет, как и литература. Но на связях с общественностью, в основном, учатся люди, которые хотят в пресс-службу «Газпрома» или в рекламное агентство «BBDO», а не на госслужбу. Вообще, даже те, кто идет на факультет международных отношений, где куют дипломатов, часто предполагают себя в какой-то другой сфере. Поэтому людей, которые сильно увлекаются тем, кто и что сказал на каком саммите, сложно встретить.

А тебе чем нравятся международные отношения?

По сути, это как сериал. И, если к нему относиться без застилающего глаза предубеждения в пользу или против какой-либо страны, то это просто очень увлекательный предмет. Люди любят смотреть «Формулу-1», а мне нравится читать, что сказал Трамп на прошлой неделе, и кто как на это отреагировал.

Международные отношения похожи на сериал

Как ты искала информацию, когда работала в «Спутнике» и «Коммерсанте»?

Я была стажёром-внештатником, поэтому производила контент не на основании разговоров с экспертами, а брала информацию с ленты информагентства. Так делает большинство журналистов.

Я смотрела, какая есть информация. Подбирала бэкграунд, думала, что именно напомнить про палестино-израильский конфликт после очередной бомбёжки. Шерстила высказывания политиков, чтобы добавить контекст.

Я бы не сказала, что занималась настоящей журналистской работой: не бегала с блокнотом за важными людьми, не рылась в архивах, как показывают в фильмах. Это был начальный уровень: посмотреть, как устроена редакция, какие люди там работают.

Тру-журналистикой ты не занималась, но у тебя есть какие-то лайфхаки, как правильно искать информацию?

Мне кажется, базовые принципы фактчекинга везде одинаковые. Я всегда смотрю на источник. Есть приёмы, чтобы понять, что перед тобой лажа.

Ищите первоисточник, первое упоминание: откуда взялась та или иная фраза или цифра. Если книга ссылается на высказывание исследователя-политолога, то я ищу, когда и где это было опубликовано впервые, и перепроверяю.

Главный принцип — докопать до момента, когда веришь, что из этого источника информация донеслась в первый раз.

Почему ты не стала дальше заниматься журналистикой, международными отношениями?

Я поняла, что в России сейчас нет ни одного издания, где я хотела бы работать. О котором я бы безусловно думала, что должна набираться знаний и опыта, чтобы попасть туда. У меня в голове не было такого образа отдела «Мировая политика», куда я хотела бы прийти и остаться. Это первая причина.

А вторая — когда постоянно пишешь на одну тему, ты следишь за событиями, которые развиваются годами. Они вихляют туда-сюда — и ты за ними. Меня этот формат довольно быстро перестал привлекать.
Когда ты приходишь на работу, ты должен видеть людей, которые тебе нравятся. Ты ведь проводишь с ними кучу времени. И я искала такой коллектив. Этот поиск для меня не прекратился, когда я попала в МИД, «Спутник», «Коммерсант» или ещё куда-то.

Сейчас ты работаешь в «Осоме». Что это?

«Осом» — это сервис для предпринимателей в Сингапуре, который помогает с документооборотом и отчетностью. Аналог российской «Кнопки» или «Точки», но без банка. Клиенты отдают нам отчетность на аутсорс, общаются с бухгалтером и корпоративным секретарем в защищенном чате и подписывают документы пальцем на экране телефона.

Чем ты занимаешься в «Осоме»?

Я редактор. Пишу и редактирую всё, что плохо лежит. Это статьи в блог, статьи для интернет-изданий типа «Виси-ру», рассылки, тексты для лендингов. У нас сейчас довольно маленький отдел маркетинга, в нем есть я и ещё два копирайтера. Мы делаем всё, что нужно компании, чтобы общаться с внешней и внутренней аудиторией.

В «Осоме» ты начала работать ещё на второй ступени Школы редакторов, когда Куличевский опубликовал вакансию копирайтера. Расскажи эту историю.

Я вернулась из Китая и начала искать постоянную работу. Зарегистрировалась на Бирже Главреда. Мне на почту написал основатель «Осом» Виктор Лысенко: «Здравствуйте! Я серийный предприниматель, меня заинтересовало ваше резюме». Это было слишком хорошо, чтобы быть правдой, так что я решила, что это развод. Но на собеседование всё-таки пошла, и мы хорошо поговорили.

Через месяц захожу в соседний кабинет, вижу человека со знакомым лицом. Я тогда не узнала Куличевского. Долго не понимала, что он преподаватель в нашей школе и что это он посоветовал Виктору посмотреть Биржу Главреда. Мне казалось, что я попала в «Осом» совершенно случайно. С Лёшей Куличевским — именно как с Лёшей — я познакомилась сильно позже.

Ты упомянула Китай. Ты часто путешествуешь?

Я тогда не совсем путешествовала — я жила в Китае четыре месяца. Мой муж учился там в университете, а я поехала вместе с ним. Я как раз окончила МГИМО и смогла устроить себе такой отдых.

Какие у тебя впечатления от Китая?

Интересно посмотреть, как живут люди, у которых совсем по-другому работает голова. По сравнению с китайцами, русские люди — это дичайшие индивидуалисты. Китайцы такими категориями не мыслят. Они умеют собираться в группы и делать что-то совместно, это ощущается в масштабах страны.

Постоянно чувствуешь присутствие сильного государства. Отлично отстроенные дороги, больницы, огромные новые университеты и люди, которые друг за друга держатся, — всё сливается в одну картину. Это впечатляет.

При этом у китайцев нет чувства личного пространства. Например, когда в больнице приходишь к врачу, вместе с тобой заходит в кабинет вся очередь. Врач тебя осматривает, а китайцы над тобой трясут рентгенами, справками, пытаются поговорить с врачом. И врач им всем отвечает. К такому коллективному действу я была не готова.

Я тогда впервые надолго поехала в Азию, и меня всё напрягало. Теперь скучаю: поглядываю, как в Китае дела. Муж работает с китайским языком, я чувствую эту страну недалеко от себя.

По сравнению с китайцами, русские люди — дичайшие индивидуалисты

Что тебя напрягало в жизни в Китае?

Разные внешние проявления. Условно, если в России в ресторане найдёшь волос в тарелке, придёт менеджер, извинится, ты бесплатно поужинаешь. А в Китае человек либо посмеётся, либо с удивлённым видом достанет волос из тарелки и скажет: «А ты что, сам не догадался этого сделать? Берёшь и достаёшь!»

Там много вещей, которые не совпадают с тем, как нас воспитывают. Например, у нас нельзя сморкаться в микрофон во время выступления, а в Китае можно. Можно плевать на улицах в тех количествах, в которых тебе хочется. У нас бы подумали: «Какой невоспитанный человек». Но когда проживёшь какое-то время в Китае, понимаешь, что это просто ещё один сложившийся уклад, параллельный тому, к которому ты привык. Как только я это осознала, мне стало проще.

Ты по чему-нибудь скучаешь?

Сложный вопрос. В Китае много такого, чего нет в нашей повседневной жизни. Там ты выходишь на улицу и видишь абсолютно другую картину. Другие люди, другая атмосфера, другая еда, другой ритм жизни.

В Москве я не чувствую, что все живут напряжённо и куда-то бегут. Я тут выросла, и мне кажется, что мы вполне нормально, расслабленно живём. А в Китае я чувствовала эту энергию вокруг себя. Китайцы себя не жалеют: много работают, много взваливают на себя, и, когда оказываешься в этой атмосфере, хочется что-то делать.

Слышал, что китаец не будет устраиваться на работу, если он знает, что ему не дадут сверхурочно работать.

Китайцы очень работоспособные. Думаю, если бы я родилась в Китае, мне было бы тяжело. Китайцев много, у них высокая конкуренция из-за количества людей, они напряжённо учатся, работают. Это норма жизни. Дух конкуренции между людьми остро ощущается. По крайней мере, если сравнивать с жизнью в России.

Если бы у тебя была возможность переехать в Китай, ты бы ей воспользовалась?

Я очень люблю работу, которая у меня есть в Москве. Это было бы главное, о чём я бы думала, решая, уезжать или не уезжать.

В «Осоме» много людей, которые работают удалённо. Половина сидит в России, половина — в Сингапуре. Все привыкли к удалённой работе. Но для меня важно приходить в офис и видеть там приятных мне людей, с которыми мы делаем одно дело. Это очень заряжает на работу.

Я могла бы уехать ненадолго. У нас есть такая практика, когда разработчики или дизайнеры просто на некоторое время едут куда-то заграницу и работают оттуда. Но на несколько лет я бы сейчас точно не переехала, потому что чувствовала бы, что я очень замедляю себя таким образом. Я могу сейчас расти и развиваться, кем-то становиться. Если бы я уехала, это было бы гораздо сложнее.

Ты поступила в Школу редакторов, когда жила в Китае?

Не совсем. Занятия начались в конце августа, а в начале сентября я уехала в Китай. Первую ступень я проучилась там.

Почему ты решила делать всё и сразу: и переехать в Китай, и учиться в Школе редакторов?

Я только закончила универ. У меня не было работы, где бы я проработала достаточно долго, чтобы перейти на удалёнку. Виза у меня была такая, что мне нельзя было работать в Китае. Ну и, скорее всего, я бы там смогла только английский преподавать.

А я хотела с пользой потратить эти четыре месяца. Лучше сориентироваться в профессии, которую хочу иметь. Школа дала достаточную структуру, чтобы я чувствовала, что учусь в каком-то ритме. При этом — полный онлайн. Не нужно было быть постоянно на связи с Москвой, потому что разница во времени в пять часов не очень удобна. Школа помогла мне понять, к чему нужно стремиться и на что будет похожа работа, которую я хочу иметь.

Что ты имеешь в виду?

Я уже говорила: в университете у меня было много общих знаний. Я не получила набор навыков, в котором была бы уверена. Не было такого, что я под руками чувствовала какое-то дело. У меня были смутные образы в голове. После школы я поняла, что я что-то знаю, что-то умею. Могу участвовать в создании информационного продукта.

У меня на работе много задач, которые приходят от дизайнеров. В том числе, когда нужно написать текст для интерфейса. И я понимаю, что костяк того, что я умею сейчас, был заложен в меня за те четыре месяца, что я провела в Китае.

Как ты совмещала знакомство с новой страной и учёбу в школе? Она ведь жёсткая.

Учёба жёсткая, когда есть работа фуллтайм. На второй ступени я устроилась в «Осом» и только тогда почувствовала, что школа — это жесть.

На первой ступени я могла много заниматься учёбой. Для меня это был комфортный ритм. Я очень рада, что подарила себе эти четыре месяца, когда я могла спокойно вникать, читать лекции, делать тесты. У меня не было вот этого ощущения жонглирования параллельными сферами своей жизни.

В поездках учиться было тоже легко: я выделяла время и садилась заниматься. У меня не было такого, что я чем-то сильно жертвовала или очень на себя давила, чтобы закончить первую ступень.

Школа помогла мне понять, на что будет похожа работа, которую я хочу иметь

Ты закончила две ступени. Почему не пошла на третью?

Я очень устала от второй ступени. Работа была новой, а я совмещала с ней учёбу.

Я долго думала, сомневалась. Но хотелось больше делать на работе, расти, выполнять как можно лучше свои задачи. Я поняла, что, если бы пыталась в таком же жестком ритме усидеть на двух стульях ещё несколько месяцев, я бы не получила с такой скоростью и в таком объёме опыт, который я получила внутри компании. И просто на тот момент у меня было столько неполученных знаний, что я чувствовала, что учусь, просто работая. Я поняла, что пойти на третью ступень для меня не так важно, как я думала, когда только поступала в школу.

Какая из ступеней тебе принесла больше пользы?

Сложно выбрать. На второй ступени у меня было меньше времени на задания. Я получала удовольствие от того, что научилась делать только самое важное, чтобы выполнить работу. С другой стороны, на первой ступени у меня было больше времени, чтобы проникнуться учёбой, разобраться.

В целом, я больше люблю практику, чем теорию. Поэтому всё-таки вторая. Но ступени разные, разные задачи, сложно сравнивать.

Было ли предметы, которых тебе не хватило — как у дизайнеров была визуализация данных, у руководителей дизайн продуктов и аналитика?

Самая главная дыра, которую я чувствовала, — это аналитика. Ведь редактор — это капитан корабля. Капитан не может вести вслепую — он должен что-то знать. И у нас не было минимума, который позволяет тебе уверенно себя чувствовать и хотя бы правильный вопрос в гугл вбить. Я разбиралась во всём сама, стихийно.

Что ты посоветуешь будущим студентам школы?

По-моему, где-то на сайте школы написано, что Школа редакторов даст тебе ровно столько, сколько ты в неё вложишь времени. И я на себе это ощутила: у меня было много времени на школу, я чувствую в себе отклик.

Учёба в школе — совсем другой ритм жизни. Знания поступают очень активно. Если взять на себя слишком много в этот момент, ты можешь упустить важное. Советую подготовиться и выделить в своей жизни большой слот под учёбу, потому что иначе можно пожалеть.

Советую выделить большой слот времени под учёбу

Что можешь посоветовать из университетских книг?

Хороший вопрос, но сложный. Из того, что мне больше всего понравилось в универе, — это Сэмюэл Хантингтон «Столкновение цивилизаций и преобразование мирового порядка». Это книга, которая пытается объяснить всё, что происходит в геополитике. Ты читаешь, и у тебя, с одной стороны, недоумение. А с другой — есть стремление положить событие на структуру и смотреть на него именно так. Книгу, конечно, много критиковали, но я получила от неё огромное удовольствие.

Ещё я очень благодарна универу за то, что я познакомилась с Роланом Бартом. «Мифологии» — это книга, которую я постоянно непроизвольно использую, чтобы описать вещи, с которыми я сталкиваюсь в текстах и в человеческих отношениях.

С чего начался твой путь в профессии?

В конце школы я начал думать, куда хочу пойти учиться. Мне нравилось создавать, любил строить всякое из лего. Моя знакомая училась в Уральской художественно-архитектурной академии. Она сказала, что у них открылся новый факультет градостроительства и градостроительного управления. Я подумал: деньги я люблю, строить мне тоже нравится, почему бы себя не попробовать. Вот и поступил туда.

После первого или второго курса пытался устроиться на работу, даже бесплатно или хотя бы за пару тысяч в месяц. И никто не брал. Я понял, что мне не хватает прикладных знаний, и пошел учиться на бухгалтера. После курсов попал в строительную компанию, где занимался первичными документами. Параллельно увлекся сайтами и пришел к мысли, что хочу делать сайты и подобные цифровые продукты. После окончания института по специальности не работал.

А вообще мой стаж работы в вебе начинается с 2009 года, когда мой преподаватель по информатике открыл свою дизайн-студию и набрал себе студентов с разных кафедр. Мы выпустили несколько сайтов, отработали около полугода — иссякли заказы, не стало денег.

В феврале 2010 года устроился в агентство «СайтАктив». После были «Тенго Эдвертайзинг Групп», порталы «Близко-ру» и «66-ру». Потом два года стартапил, год фрилансил и в итоге оказался в «Дельтаплане». Вот уже третий год, как я в нём.

В Бюросфере написано, что ты веб-продюсер. Что это значит?

Меня так «обозвали» в «Дельтаплане». Когда я пришёл устраиваться, там толком не знали, что я буду делать, но хотели со мной работать. Сказали: «Давай ты будешь веб-продюсером?» Я спросил, что это значит. «Да фиг его знает, давай ты просто будешь отвечать за сайты наших клиентов». Так и закрепилось.

Сейчас у меня должность руководителя проектов. Сначала я вел проекты от начала до конца, занимался продвижением и обработкой трафика, строил воронку продаж, составлял дорожную карту клиента. А теперь создаю внутренний продукт, который мы тестируем внутри агентства и хотим выйти с ним дальше на рынок.

Когда ты впервые попробовал создать свой бизнес?

Еще в школе. Я прочитал Кийосаки и думал, что нужно мутить свой бизнес. Ходил и думал, какую идею сделать. Потом отец подсказал, что необязательно придумывать что-то новое, нужно просто найти то, за что люди готовы платить.

Я вспомнил, что у нас в школе были жаркие споры о футболе: кто у кого выиграет и всякое такое. Так я открыл букмекерскую контору. Прочитал про ставки, взял коэффициенты из интернетов, нарисовал билеты в ворде, на следующий день начал принимать ставки. Очень спешил, потому что скоро должен был быть отборочный матч на Чемпионат Мира 2004 между Россией и Уэльсом.

Большинство болело за нашу сборную, но ставило на Уэльс. В итоге наши выиграли, и я неплохо заработал. Потом были еще два или три матча. А дальше классная руководительница мне прозрачно намекнула, что я занимаюсь азартными играми, которым не место в школе. И я прекратил.

А в более сознательном возрасте?

Когда я работал в «66-ру», бывший коллега из «Близко-ру» предложил запустить свой стартап. Я тогда случайно попал в группу, которая отвечала за наружную рекламу портала. Поспрашивал ребят — они рассказали, что за запросами обращаются ко всем поставщикам и рекламным агентствам, а потом вручную наносят точки с адресами в «Яндекс-картах». Я предложил сделать веб-интерфейс с привязкой к карте. Мы начали делать какие-то прототипы и попытались отнести это в рекламное агентство. Мы предлагали сервис бесплатно: попробуйте, дайте обратную связь, скажите, что хорошо и что плохо. Но мои навыки переговоров были ниже плинтуса, поэтому я не смог объяснить, зачем нужна эта система. К тому же, я общался с менеджерами, а не директорами. В итоге нам пришлось бросить — инвестор решил, что стартап не окупит себя в ближайший год.

У тебя ещё был проект по страйкболу. Расскажи о нём.

Сначала у меня был интернет-магазин страйкбольного оборудования. Я хотел сделать из него что-то крутое: как минимум — федеральную сеть, а как максимум — межгалактическую торговую компанию.
Страйкбол — это игра с копиями реального оружия. Участники стреляют друг в друга пластиковыми шариками. Фиксации попадания там нет, вся игра построена на честности. А врут все. Я задался этим вопросом и наткнулся на корейских ребят, которые придумали такое оборудование: на игрока надевают жилет, шлем и дают автомат с блютус-модулем. Все попадания фиксируются и автомат перестает стрелять — получается такой «Контр-страйк» в реальной жизни.

В стартапе с наружной рекламой с нами был один инвестор. Как-то он спросил меня: «Костя, а что ты хочешь-то по жизни?» Я рассказал об этом оборудовании. Летом 2014 года мы поехали в Корею и договорились с производителем.

В Корее интересный подход к страйкболу. Там запрещено иметь оружие, похожее на настоящее, поэтому страйкболисты играют подпольно. Производители оборудования заключили контракт с государством, построили двухуровневые полигоны — космос по сравнению с нашими. Но работают они в будни с 9 до 5, как государственная контора. Поэтому туда никто и не ходит, разве что на каникулы привозят детей организованно. Даже при контракте с государством и спонсорстве Самсунга не удавалось привлечь нужное количество клиентов. Стоило задуматься: «Братан, куда ты лезешь?» Но я решил, что Восток — дело тонкое.

Вернулись в Екатеринбург, нашли площадку и бригаду строителей, которые доведут её до ума. И вдруг случается катастрофа: доллар резко дорожает. Вместо 20−25 костюмов мы смогли позволить себе только 13.

Я надеялся, что страйкболисты загорятся, но столкнулся с непониманием: люди не знали, как работает оборудование и считали его фигнёй. Кто-то приходил из интереса, но в итоге тема не взлетела. Бизнес не шёл: за неделю мы с товарищем зарабатывали по пять тысяч на двоих — хватало только поесть-попить. Попробовали в Москве — всяко клиентов будет больше, чем в Екатеринбурге. Но там дело тоже не пошло. Мы даже пытались провести соревнование — не идут люди.

Какие ещё были проблемы?

Когда деньги кончились, мои партнёры бросили меня одного. У меня оставался последний оплаченный месяц аренды — она выходила около 300 тысяч в месяц. Я узнал, что конкуренты арендуют свои площади в 10 раз дешевле. Пришёл к арендодателю и сказал, что закрываюсь. Он вдруг предлагает платить не 200−300 тысяч, а 80. Я думаю: «Хм, цена больше, чем в два раза упала. Попробуем продавить дальше». Сторговались на 30 тысяч. А ведь могли бы посидеть, помониторить и сразу на такую цену договориться.

В Екатеринбурге мы проводили корпоративы. Люди приходили один раз и потом знакомым не рекомендовали. Я всё думал, почему у конкурентов бизнес растёт, а у нас нет. И понял: коллективы в основном женские, а страйкбол — болезненная игра. Платишь деньги, а получаешь боль — глупо надеяться, что клиент придет еще раз. А конкуренты корпоративы водили на лазертаг, там боли нет.

Почему в итоге закрылся?

Я задумался: какое полезное действие у моего оборудования и у страйкболиста в целом? Оказывается, полезное действие у страйкболистов — не стрелять, не решать тактические задачи, не готовиться к Третьей мировой войне, а ходить и выпендриваться шмотками. Это стало для меня открытием. Они на себя и оружие готовы тратить большие деньги: автомат, костюм, прибор ночного видения. В страйкболе есть «Большие игры» — несколько тысяч человек приезжают в лес, чтобы вместе поиграть. Но на самом деле серьезно к этому относятся только пара десятков фанатов. Остальные не выполняют задачи: «Мне форму жалко, я её там испачкаю». Когда я это понял, разочаровался в страйкболе как в явлении. Магазин дополнил пневматикой, потому что ей интересуются более адекватные ребята. В общем, стартаперство у меня закончилось.

Чему ты в итоге научился?

Я научился тестировать идею. Тогда я считал, что для успешного бизнеса нужен готовый качественный продукт.

Я думал: вот доделаю систему для наружной рекламы, как поражу всех на этом рынке. Мне казалось, что нужно ещё полгода-год разработки. Сейчас я понял, что на тот момент нужно было «продавать подписку на эксельку». Мы написали несколько парсеров, которые складывали данные в одну таблицу. Её и надо было продавать. Проверить, будут люди покупать или нет.

Так было и со страйкбольным клубом. Думал, привезу крутое оборудование, о котором все мечтают — всем же хочется помериться, кто тут крутой Рэмбо. А оказалось, что это никого не волнует. Надо было сделать вид, что оборудование уже есть, строится площадка и вот-вот стартуем. Создать сраный лендинг, повесить форму регистрации и пустить трафик. По количеству зарегистрировавшихся или оплативших взнос было бы понятно, что не стоит заниматься этим вопросом.

Сначала надо протестировать идею, а потом уже рисовать прототипы и кодить

А какой опыт дала история с инвесторами?

Я научился думать своей головой. Я немного фаталист и раньше любил впадать в крайности. Был осторожным, а потом решил, что у меня ничего не взлетает из-за осторожности. Я полностью отключил предыдущую парадигму и решил действовать по другому. Я доверился инвесторам, потому что они крутили очень большими деньгами и указывали на мои ошибки, как мне тогда казалось. Но они финансисты, и их опыт в управлении деньгами мог быть полезным. В остальном они были примерно на моём уровне, а в чём-то даже похуже. Если люди вкладывают куда-то свои деньги, это не значит, что они за них будут переживать. Я думал, что даже 100 рублей — это деньги, которые надо отбить. А они решали другие задачи. В общем, не доверяй кому попало, думай своей головой и не стесняйся высказать своё мнение.

Судя по твоей странице во ВКонтакте, ты любишь игры?

Скажем так — это интересная любовь. Я люблю игры, но последнее время они вызывают больше вопросов, нежели желания поиграть.

Есть такой термин — «пропасть неверия». Когда ты взаимодействуешь с каким-то произведением, оно помещает тебя в мир, где есть свои правила и жанры. И ты можешь в это верить или не верить. Если не веришь, то каким бы качественным не был тот же фильм, ты уже не сможешь с ним ассоциироваться. Ты находишься в пресловутой пропасти, и любое разумное зерно в этом произведении тебе кажется полной хернёй. И вот игры я боюсь открывать, потому что в каждой находишь вещи, в которые не веришь. Становится неинтересно. Но есть и интересные игры. Прошел God of War — отличная игра, прекрасный дизайн, прекрасная история. В играх я начал ценить историю.

Я все думаю, что как-то уйду в игры или какие-то игровые механики. Мне кажется, они намного дальше ушли в нарратив, чем веб-проекты. Вебу давно пора учиться у игр: как они строятся, как создаются, какие эмоции вызывают.

До диплома ты делал какие-нибудь свои игры?

Нет, игры не делал. Как раз хотел попробовать в рамках школы. У меня было две идеи для игр. Одна из них — Don’t be negative, которую мы и сделали. Опять же, это даже не моя идея. Я мало что могу придумать, а вот скомбинировать и систематизировать могу. А еще лучше — своровать и переделать.

О механике игры я узнал из ролика на ютубе. Там Холли Кригер из Кембриджского университета показывала, как играть. Она играла на бумаге, а я решил сделать в вебе. У меня основной вопрос, когда вижу какую-нибудь дичь: «А почему бы не сделать это интерактивным?»

Каково было работать с Синельниковым?

Синельников мега-крутой, начнём с этого. Он очень сильно может в смыслы и переговоры.

Я изначально шел с мыслью, что игру не надо делать для всех. Я думал: раз у математиков это видео набрало просмотров будь здоров — значит, будем делать для математиков. Синельников объяснил: «Вот будет играть в твою игру секретарша, тебе от этого станет хуже?» — «Нет» — «Что объединяет математика и секретаршу? Наверное то, что они любят считать головоломки?» И я подумал: опаньки! Вроде на поверхности идея, но я как-то до неё своим мозгом не дошёл, а Синельников мне это подсказал.

Он помог в создании игры, в подходе к смыслам. Даже не столько к дизайну, сколько к смыслу дизайна. Для чего мы это делаем, зачем мы это делаем, почему мы это делаем. И это было круто. Я кайфанул от совместной работы.

Вообще, на третью ступень я хотел к Синельникову или к Горбунову. Это два таких чувака, которым на всё насрать — главное сделать качественный продукт.

Расскажи, как шла работа над дипломом?

Тяжело. Примерно в начале диплома у меня заболел ребёнок, мы с ним легли на неделю в больницу. Потом у меня был бешеный завал по работе. Ещё Лена Ширяева, наш дизайнер, призналась: «Ребята, я в игры не играла, не знаю, что это такое». Потратили очень много времени на поиск людей, которые помогут.

Диплом спасло то, что мы запараллелили разработку игры. От Эппла отказались сразу — там модерация может достигать двух недель. При условии, что проект длится всего 8 недель, тратить 30% времени на модерацию, чтобы потом проект вернули — нет, такого мы не хотели. А на Андроиде на модерацию нужно всего два часа. Раньше я на Андроиде ничего не делал, но мы выбрали эту платформу. Параллельно пилили веб-версию. В ней я был уверен, еще и Синельников посоветовал сфокусироваться на вебе, потому что на защите ни у кого Андроида не будет.

Мы как-то выкатились. Самые классные идеи пошли в последние две-три недели. Мы придумали, какой у нас будет визуальный стиль, как будет называться игра и всё такое — но времени было мало. Кстати, стиль так и не успели прикрутить. Наверное, справедливо, что мы заняли последнее место — мы могли лучше.

Но если говорить о моём видении, я бы выпустил игру даже с техническим дизайном, где были отвратительные отступы и серый цвет. Нужно посмотреть: люди вообще в неё играют? Переживал, что всё очень красиво, но кроме меня никому не нужно. И если с точки зрения дизайна к ней не подкопаться, то с точки зрения смысла — хрень. Я больше сторонник того, чтобы выпустить побыстрее, и посмотреть, что будет.

А зачем ты пришёл учиться в бюро?

Мне кажется, я упёрся во внутренний потолок. Вроде бы знаю, что делаю плохо, а сделать хорошо не умею. Подумал, что вокруг меня не хватает людей, которые могли подсказать, помочь сделать.

Я увидел во Вконтакте у товарища-программиста видеопрезентацию книги Ильяхова «Пиши, сокращай». Посмотрел ролик — меня впечатлило. Полез в блог Ильяхова, потом узнал о школе, начал смотреть дипломные работы, читать «Кто студент».

Хотелось пойти к редакторам: там и о дизайне, и о вёрстке, и о продукте, и о смысле, и «текст — это не всегда зашибись, не всегда король, у него есть задача и задачу надо решать».

Почему тогда поступил в Школу руководителей?

Я анализировал: на редактуру поступает в среднем около 100 человек, а на следующую ступень отсекается 30. Подумал: «А хватит ли тебе, Константин Эдуардович, сил пройти на вторую ступень в тридцатке, а потом из этой тридцатки попасть в десятку? Наверное, нет». А что ещё есть? Для того, чтобы попасть к дизайнерам, нужно очень многое уметь даже для начальных этапов. И вдруг я вижу, что есть школа руководителей, в которой учат и дизайну, и редактуре. Число поступающих там меньше — значит, и с конкурсом будет попроще. Поступил, и не пожалел.

У нас было две дисциплины, которые прямо не в бровь, а в глаз: «Дизайн продуктов» у Горбунова и «Аналитика» у Куличевского. Я разбираюсь в аналитике, а то, что он преподаёт — это совсем круто. Он выстроил мои разрозненные знания в систему и показал чёткий путь, по которому надо двигаться.

Что тебе дала третья ступень?

Горбунов писал в каком-то своем посте: «Две вещи, которым вы должны научиться — согласование замечаний и несдвигаемые дедлайны». Слова вроде бы понятные, но пока ты сам их не проживёшь, они кажутся просто словами. А сейчас я понимаю мощность этих инструментов — это прямо лайфхак, жизненная отмычка.

Очень влияет статус человека, который с тобой говорит. Две ступени научили нас, что преподаватель — это такая непререкаемая сущность. И первый месяц мы делали то, что говорил арт-директор. Потом меня это немножко задолбало — мы всё что-то делаем-делаем, а с места не сдвинулись. Я начал задавать вопросы: «Илья, а почему? А зачем? А как так? А что это даст? А что не даст? Что мы от этого выиграем? В чём проиграем?» — и половина задач сразу отрезалась. А ты думаешь: «Оказывается, можно вопросы задавать! Не всё обязательно надо делать!»

Что я понял в итоге? Согласование замечаний — это офигенная тема, прямо огонь. Второе — это понимание, нужно докапываться до сути, копаться, пока не станет понятно. Надо до такого уровня: когда показываешь абсолютно далекому от нашего ремесла человеку файл со своим проектом и согласованные замечания, говоришь ему: «Сделаешь?», а он ответит: «Пф! Всё понятно, сделаю!» Если замечание «Нужно сделать более воздушно» — что это значит? Может, кто-нибудь это поймёт и сделает, а мне нужно «А где? А как? А что вы вкладываете? А вот это вот что?» Я, может, сильно бесил Синельникова этими вопросами, но мне это было нужно, чтобы спать спокойно и быть уверенным, что дизайнер Лена, например, сделает именно так, как договаривались, и ей не надо тратить время, чтобы интерпретировать замечания.

Обсуждали с женой, когда я подводил итоги после защиты. Говорю: «Знаешь, школа нужна тем, кто действительно хочет». Бессмысленно какому-нибудь директору взять и привести туда всю компанию, типа «вот теперь мы все идём в школу Горбунова, проходим три ступени, и будет всем счастье». Человеку для этого внутри нужен посыл: «Я хочу расти».
И самый главный парадокс в том, что об этом всём говорили в интервью все выпускники. Но повторюсь: пока сам не проживешь, для тебя это просто слова

Школа нужна тем, кто хочет расти. Если человеку и так нормально — он не выживет ни в школе, ни в профессиональном плане

О школе большинство узнают из блога Максима Ильяхова. Как думаешь, почему так получается?

Я тоже задавался этим вопросом. Кажется, будто у Ильяхова цель — собрать команду для решения любой редакторской задачи. И он всеми способами ищет, агрегирует, обучает и подхватывает хороших специалистов. А ещё между делом рассказывает «Вот у нас был журнал, там Лена так сделала. А Вася классный проект запустил, молодец». И ты такой «Я тоже хочу быть таким же молодцом, как Вася». И идешь учиться.

Так же и Горбунов решает вполне прагматическую задачу: ищет сотрудников в бюро для новых проектов. Например, складывается ощущение, что он активно развивает своё издательство.

Получается, воронка школы — это Горбунов и Ильяхов. Мне кажется, они больше всех понимают ее ценность. Остальные директора — мегакрутые профессионалы, всегда готовы помочь и подсказать. Но я не ничего не слышу про их проекты вне школы. А если они и есть, кажется, что они сами справляются и никто им в помощь не нужен. Хотя может я зря так думаю, и это меня ограничивает.

Как ты совмещал учёбу и семью? Насколько это вообще тяжело?

Мы когда планировали второго ребёнка, смеялись: у меня на 2018−2019 годы проект «Школа», а у жены — «Второй ребёнок». Я знал, что с двумя детьми я точно не вывезу учебу у Горбунова. С первым ещё более-менее: в шесть утра я вставал и приходил на работу, до девяти решал тесты, потом работал, а вечером почитывал какую-то литературу после того, как ребёнок ляжет спать. Слава богу, успел отучиться с одним. Жене говорил: «Не смей рожать, пока я диплом не получу!» Боялся, будет мучить совесть, что толком ей не помогаю.

Я читал интервью с Людой, и думал: «Люда, ты космос! Ты рысь! Как ты можешь: только родила — и сидеть редачить?» Вообще, наверное они с мужем удачно распределили всё. У нас с женой так с двумя детьми пока не получается.

Можешь дать какие-нибудь советы для следующих потоков?

Совет будет из разряда «Капитан Очевидность»: ребят, не бойтесь ошибаться. Ошибаться — это прикольно. Только не гнобите тех, кто допускает ошибки, и сами из-за допущенных ошибок не убивайтесь. Разбирайте с уважением свои ошибки и ошибки своих коллег, просите помощи у студентов. В любом случае, твой сосед по парте будет в чём-то разбираться лучше тебя, а ты — лучше в чём-то другом. Делитесь информацией, общайтесь. Это я как интроверт советую.

Учёба в Школах бюро — это не университет, где после экзамена можно перекреститься и всё забыть. Здесь важна каждая ступень. Старайтесь получить от них максимум, чтобы потом не задавать глупых вопросов каждые пять минут. Ведь если ты ничего не понял и тебе всё нужно объяснять — ну извини, тебя полгода учили. Если ты до сих пор не знаешь, как это применять, то кто виноват? Никто, кроме тебя.

У тебя первое образование — медицинское. Почему пошла именно в медицину?

Когда мне было 14−15 лет, ко мне пришёл папа и сказал: «А давай ты станешь врачом». И я такая: «А давай!». Я не видела какого-то чёткого будущего, а это предложение показалось мне увлекательным. Так я и пошла в медицину.

И в итоге оказалось, что душа у тебя к этому не лежит?

Да, но мне было тяжело бросить. Я проучилась 8 лет. Но в какой-то момент я задумалась о том, что будет, когда мне будет, например, 40. Оглянусь назад и буду спрашивать себя: была ли я счастлива, всё ли сейчас хорошо? Нет, вряд ли. Так я поняла, что надо делать ноги.

Как ты решила пойти учиться в Британку?

Это был 2013 год. Тогда я поступила в интернатуру и параллельно устроилась на работу в рекламное агентство. Через год мне сказали, что команду реформируют и сокращают. Мне посоветовали ходить по собеседованиям, искать себе новое место. К тому моменту я поняла, что мне хочется в дизайн. После нескольких собеседований стало понятно, что без опыта в дизайне устроиться будет сложно. Я, правда, до конца не понимала, кем хочется быть: дизайнером или иллюстратором. Не помню, как это точно было, но у меня уже сформировалось понимание, что нужно идти в Британку, Британка — это классно.

Я от многих это слышу. Спрашиваю: «Почему Британка — это клёво?» А мне отвечают: «Ты что, дурак? Это же Британка». Но я не понимаю, почему она классная, почему туда стоит идти.

Сейчас Британка уже не кажется мне классной. Но на тот момент она открыла для меня двери в дизайн. Изначально там была уникальная программа: было ощущение, что никто, кроме Британки, не рассказывал про дизайн на таком уровне. Плюс, они собрали сильный преподавательский состав. В 2013 году там преподавали Леонид Славин, Дмитрий Черногаев, Никита Обухов, Олег Пащенко, Виктор Меламед — это были сильные мастера в своей области.

Помимо этого было много открытых лекций. Причём спикеры были не только из России: приезжали крутые дизайнеры и иллюстраторы из Америки, Европы. Ты мог бесплатно прийти и послушать чувака, который делал брендинг для «Би-Пи».

Сейчас мне кажется, что Британка уже не так интересна. Теперь она не уникальна, потому что развивается множество других образовательных площадок. Альтернатива есть — и не одна. Сейчас надо тщательнее подходить к выбору места обучения, тогда это было проще.

Помимо этого, в Британке изменился преподавательский состав, достаточно много людей ушло. Я до сих пор подписана на их рассылку, смотрю, что они предлагают. Сейчас я вижу очень мало знакомых людей, и меня это не цепляет. Но, возможно, мне это просто уже не нужно, поэтому я так оцениваю.

У кого ты училась?

Я выбирала между двумя восьмидневными интенсивами. Интенсив по иллюстрации вел Олег Пащенко. Я давно читала Олега в ЖЖ, следила за его творчеством, мне очень нравилось. И как личность Олег меня тоже привлекал, было интересно у него поучиться. С другой стороны, я видела курс Леонида Славина по визуальным коммуникациям. Я понимала, что его интенсив даст более общее представление, и для меня это будет полезнее. В общем, так оно и получилось.

Сама по себе программа «восьмидневный интенсив» — это очень серьёзная встряска. Она переворачивает тебе голову, ты начинаешь совершенно по-другому смотреть на вещи. С одной стороны, восемь дней — это всего лишь неделя. С другой — я вышла за все рамки, к которым привыкла. Это стало для меня мощной отправной точкой.

В Британке я училась дважды: второй раз — на том же визкоме, но уже у Дмитрия Черногаева в 2017 году. Конечно, эффект был послабее — прошло четыре года, я уже прокачалась в боях. Но тогда я поняла те вещи, к которым была не готова в 2013.

Тебе было тяжело учиться?

Учёба в Британке даётся тяжело, когда у тебя закостенелые мозги. Там дизайн достаточно высокого уровня, а я пришла туда абсолютно зелёная, не понимающая, что происходит — половину вещей я не понимала, какие-то вещи меня раздражали, Леонид показывал нам какие-то работы и говорил: смотрите, как классно! А я думала: «Что?!».

Для меня был маркером польский плакат. Мне казалось, что это одна из самых чудовищных вещей на свете: какая-то мазня, которую, по идее, может сделать ребёнок или сумасшедший. Что в этом такого — я не понимала. Через какое-то время я купила книжку по польскому плакату, и меня начала вдохновлять эта история. Нашла для себя много завораживающего.

Ты говоришь, что, когда пришла в Британку, у тебя были закостенелые мозги. Что ты имеешь в виду?

Ты всё время смотришь на мир под определённым углом: воспринимаешь тот слой информации, который тебе доступен и понятен. Мне на тот момент было мало что понятно. Например, швейцарский типографический плакат — я тогда смотрела на него, и думала: ну окей. Какие-то более сложные истории, типа глитча, мне были непонятны.

Я, наверное, смогу привести простую аналогию: я в своё время училась в художке и всегда так или иначе интересовалась искусством. В какой-то момент я поняла, что ненавижу классицизм. Если взять среднестатистического человека, привести его в музей, и показать какой-нибудь пейзаж или классический портрет, максимально гиперреалистичный, он восхитится и скажет: «Вот классно, вот это искусство». А если показать что-то более абстрактное, со специфическим взглядом на жизнь, то человеку это будет непонятно: «Это же ерунда какая-то, это мазня!».

Когда пропускаешь через себя большое количество понятных вещей, становится скучно. Мне уже дико неинтересно смотреть на всякие портретики, пейзажики — гораздо интереснее что-то неправильное, уникальное, какой-то странный, другой взгляд. Нравится это изучать. А тогда я была к этому не готова. Какие-то простые вещи мне были понятны, а, опять же, польский плакат — я смотрела и думала: ну это херня.

А что за польские плакаты?

Есть такое художественное направление в двадцатом веке. Они очень экспрессивные и довольно своеобразные. Там абсолютно потрясающая история с точки зрения метафор, композиции, цвета, баланса, контрастов — всего. На них сложно смотреть неподготовленным взглядом, это выход за рамки обычного представления о прекрасном. Если интересно, есть книжка издательства «Альма Матер»: Сергей Серов, Кшиштоф Дыдо «Польская школа плаката».

Что ты нашла в польском плакате для себя?

Силу. На многие вещи у меня есть чутьё, внутреннее ощущение. Вот смотришь: кайф или не кайф. Последнее время всё, что очень прилизанное, очень ровненькое, очень идеальное — это не кайф. А то, в чём есть глубина — кайф.

Например, научиться рисовать по фотографиям портреты людей достаточно просто. Максимум усидчивости и повторений, и начнёт неплохо получаться уже через месяц. А как-то переосмыслить и заложить в это какую-то идею — гораздо сложнее. Либо есть люди, которые изначально мыслят иначе, не знаю.

Я в этом плане немного туповата: я больше рисую так, как я вижу. Но меня очень восхищают люди, которые могут иначе. Мы с друзьями иногда ходили рисовать на скетчинг. Они не иллюстраторы и не занимаются этим постоянно — просто люди, которые впервые в жизни берут в руки ручку, карандаш или маркер. Мне было безумно интересно то, что у них получается. Это гораздо сильнее, чем какие-то мои выверенные формы и аккуратизм. То же самое с иллюстрацией.

Судя по тексту в Бюросфере, у тебя дикая любовь к дизайну. Откуда она взялась?

Году в 2006 я подписалась на ЖЖ Тёмы Лебедева. Прошла через стадию отрицания: подписалась и отписалась, потому что было непонятно, слишком всё прямолинейно воспринимала. Тёма занимается просветительской деятельностью, делает очень много для того, чтобы люди смотрели на мир вокруг и меняли его. Его подход к жизни мне был чем-то близок, поэтому ноги, скорее всего, растут оттуда.

Возможно, ещё имеет значение то, что эту профессию я выбрала осознанно. Я думаю, что в 16 лет выбрать для себя то, чем ты будешь заниматься всю жизнь, практически невозможно. У меня сформировалось большое чувство ценности к тому, что я сейчас делаю. Я достаточно дорого за это заплатила: восемь лет в определённой сфере и в какой-то момент ты говоришь: всё, стоп. Классно, что это было, но нужно двигаться дальше, и осознанно выбираешь другой путь.

Я не очень понимаю, как можно работать там, где тебе не интересно. Мы проводим настолько много времени на работе, и если ты этой работой не горишь, то получается, что проводишь большую часть своей жизни впустую. Мне было бы так сложно. С другой стороны, у меня есть друзья, которые более рационально к этому относятся: для них работа — это способ зарабатывать деньги. Они специалисты в своём деле, чётко понимают, что и как они делают, получают за это деньги. Их настоящая жизнь лежит за пределами работы. У меня, наверное, наоборот.

Если ты не горишь своей работой, то ты проводишь большую часть своей жизни впустую

Ты давно занимаешься полиграфией. Расскажи, почему выбрала её?

Полиграфия — это классная штука, которую ты можешь подержать в руках. Для меня это имеет большое значение — пощупать результат. Такая возможность приносит безумное удовлетворение и ты понимаешь, что всё не зря. Я, как человек, который захватил «доинтернетную» эпоху, кайфую от таких ощущений. Поэтому я очень люблю бумажные книги и почти не читаю с экрана.

Есть какие-то принципиальные отличия между дизайном в полиграфии и в вебе?

Нужно учитывать контекст использования — но это справедливо и для диджитала, и для полиграфии. В остальном особенных различий нет: просто мыслишь другими масштабами. В вебе мыслишь экранами, а в полиграфии — физическими носителями.

На кого стоит смотреть, если хочешь заниматься полиграфией?

Я смотрю просто по сторонам. Я — тот сумасшедший человек, который, когда приходит в кафе, начинает рассматривать меню. Мне интересно, как оно напечатано, как свёрстано, какой эффект производит. Любую вещь, которую я беру, я смотрю и изучаю.

Если говорить именно про издательское дело, мне чаще тяжело: если я знаю, что книга классная, а она отвратительно сделана — мне больно. Что-то менее современное, что переиздавалось несколько раз, я стараюсь найти в том издании, которое будет приятно держать в руках. Бывает, что изначально у иностранных авторов интересная сетка, замороченная типографика. Но в тот момент, когда верстальщики в издательстве взяли макет, заменили латиницу на кириллицу, поменяли текст — у них всё поехало и стало плохо.

С точки зрения полиграфических продуктов мне нравятся книжки, которые издает студия Лебедева. Мне нравится UP print — это типография, где делают, в том числе, сложные авторские книги. Мне очень нравится формат, в котором сделали свою книжку Тимоти Гудман и Джессика Уолш 40 Days of Dating. Они запустили эксперимент, транслировали его на веб-сайт, а потом все это перенесли в книгу.

Как ты относишься к формату издательства бюро? Вот ребята пришли, принесли такой полиграфический стиль.

Это очень круто. Подписана почти на все книги и кайфую от них. Мне нравится их читать, нравится с ними играться. Одна из самых крутых, на мой взгляд — «Управление проектами, людьми и собой». Помимо того, что ты прокачиваешься и узнаёшь что-то новое, книжка становится своеобразным развлечением.

Ещё очень классная — «Типографика и вёрстка». Для меня это была бомба. Мне максимально наглядно показывают и иллюстрируют, что происходит. Формат «было-стало» от абзаца к абзацу работает лучше двух примеров рядом. Ты видишь динамику, и, конечно, бумага такого передать не может. С точки зрения восприятия материала — это очень сильно. Возможно, для бюро будет круто перенести свои книги в бумажный формат с дополненной реальностью, где ты через приложение можешь смотреть примеры так же, как в электронном формате.

А ты сама делала какие-нибудь AR-проекты?

Нет. Я очень мало занималась какими-то джиджитал-проектами, не делала приложений. А здесь всё завязано именно на этом.

Как в целом относишься к таким штукам?

Это очень здорово. Жду, когда это направление начнёт развиваться в полной мере. В этом году купила икеевский календарь «Адвент». Это коробка в формате А3 с окошками разного размера. Внутри были гномики, олени, мышата в свитерах — очень мило, трогательно и по-домашнему. Но когда скачиваешь специальное приложение и открываешь окошко календаря — он оживает. Начинает всё двигаться и играть музыка. В каких-то окошках тебе показывают рецепт рождественского рулета или рассказывается факт из истории Швеции. Идея классная, но она отвратительно реализована. Чудовищное приложение, графика выглядит не очень впечатляюще.

Расскажи о своих самых крутых проектах.

Мы делали ежеквартальный журнал для Московского Индустриального Банка. Изначально это была газета формата А3 с инфографикой. Её делали разные дизайнеры и иллюстраторы, в разных стилистиках. В 2015 или 2016 году сделали редизайн. «Индустриальный экспресс» стал лайфстайловым изданием про деньги и банковские продукты. Я подхватила его со второго выпуска, и занималась им около двух лет. Это был журнал не из рода рекламной раздатки, которую человек открыл и уснул на второй странице, а потом выбросил. Это был журнал, который был интересен: его читали, он выполнял свою функцию и улучшал показатели банка.

Еще «МИнБанку» мы несколько лет делали годовой отчёт. Это банк с достаточно консервативным руководством, и, если взять предыдущие годовые отчёты, они были достаточно похожими друг на друга. В какой-то момент мы сделали несколько концептов, и один из них был принят на ура. По сравнению с предыдущими, он был смелее. В 2018 году мы пошли дальше. Победила концепция с современной типографикой, с крутыми атмосферными фотками.

Раньше там была стандартная история с какими-то людьми, с какими-то зданиями, какими-то объектами, которые имеют отношения к банку. Здесь мы выбрали в качестве концепции красоту и мощь России: мы набрали потрясающих фотографий мест из разных уголков страны, именно природы. И люди, которые его открывали, удивлялись: «Серьёзно? Это Россия? У нас так классно?». Были смелые решения и по вёрстке. Конечно, часть каких-то выносок, фактоидов в финале порезали, к сожалению. Но это всё равно был огромный шаг вперёд, и это было очень круто. Этот проект я очень люблю.

Журнал взял золото за лучшую инфографику и лучшее корпоративное медиа, а годовой отчёт прошёл в шорт-лист «Серебряных нитей». Хоть я и скептически отношусь к российским фестивалям и наградам, было приятно.

Почему ты так относишься к наградам?

Мне сложно говорить, у меня в этом практически нет опыта. Мы как-то обсуждали это с ребятами на Дизайн-выходных, и моё мнение сформировано, условно, по принципу «кто-то что-то сказал». Считаю, что я не вправе авторитетно рассуждать об этом. С одной стороны, я понимаю, что это классно работает для клиентов, когда студия на виду, это пиар. Возможно, для команды это очень неплохой мотиватор: когда твою работу оценивают независимые эксперты, и ты побеждаешь — это очень классно. Наверное, с такой точки зрения это очень важно. Является ли это показателем того, что ты крутой — я не знаю.

Мне кажется, в целом, дизайн сложно оценивать. Критерий оценки — это вечный спор: нужно сделать так, как студия считает правильно, или как считает правильным клиент? У тебя одна точка, зрения, у клиента — другая, кто прав? На фестивалях у жюри не всегда есть время и ресурсы, чтобы погрузиться в контекст и выбрать что-то из огромнейшей массы работ.

Говорят, что по большей части решают деньги и подготовка. Ты, условно, готовишь бюджет для фестиваля, идёшь туда, проваливаешься — зато изучаешь подход конкретной судейской коллегии к оценке работ. Понимаешь, как это устроено, какие работы выигрывают, и дальше пилишь проект под нужный формат. Порой какие-то фестивальные работы не особо работают в жизни: наверное, потому что ставится другая задача перед командой. Задача выиграть фестиваль, а не создать работающий продукт. Такой дизайн для дизайнеров.

Но, безусловно, есть награждаемые студии и работы, которыми я восхищаюсь. Просто сам факт награды не является неоспоримым авторитетом для меня.

В Бюросфере ты называешь себя трудоголиком. Что ты в это вкладываешь?

У меня есть моё место, где я стараюсь приносить пользу. Если я вижу, что нужно приложить больше усилий — я их прикладываю. При этом я не всегда могу рассчитать свои силы и могу упахаться.

Как думаешь, трудоголизм может быть вреден?

В моей жизни произошли изменения, которые подтолкнули к тому, чтобы пересмотреть этот вопрос. Сейчас я с этим согласна — трудоголизм вреден в первую очередь тем, что ты не помогаешь себе. В какой-то момент от постоянных нагрузок твой КПД падает, и ты тратишь больше ресурсов, чтобы сделать какую-то вещь. Если бы ты отдохнул, то сделал бы её лучше и быстрее.

Трудоголизм — это порочный круг, потому что ты либо вовлекаешь в него окружающих, либо, наверное, заставляешь их чувствовать дискомфорт. Кто-то сидит в офисе с утра до ночи без перерыва на обед, а другой человек чувствует себя не очень, потому что пришёл, в какие-то разумные сроки сделал свои дела и ушёл. Получается, вроде как, он и не очень постарался. Когда ты постоянно погружён в эту трясину, начинаешь не очень адекватно относиться к таким людям. Я бы выбрала, условно, не пойти с друзьями в кино, а доделать горящие задачи. Другой человек выбирает отдых, а ты думаешь: «О-о, ну как же так!». Но это неправильно.

Одна из самых ценных вещей, которую я вынесла для себя из Школы бюро — сначала помоги себе

Самокритика — это хорошо или плохо, как считаешь?

Я считаю, что во всём должен быть баланс. Когда ты критикуешь себя настолько, что не можешь сделать шаг вперёд, и у тебя возникает паралич перфекциониста — это плохо. Когда ты не критикуешь себя совсем, то не растёшь, стагнируешь, превращаешься в чайный гриб — это тоже плохо. Я стараюсь найти золотую середину. Даже не столько саму золотую середину, а колебание где-то посередине, без нездоровых критических точек. Получается с переменным успехом:)

Как ты доросла до арт-директора?

Сначала я была офис-менеджером. Потом помогала ребятам вести какие-то проекты — брала часть задач на себя. Какие-то проекты даже пыталась иллюстрировать, а потом ушла. Через два года вернулась на позицию менеджера. С учётом того, что у меня уже был опыт и понимание в дизайне, я лезла в проекты арт-директорить. Мне было не всё равно, как это будет реализовано. Первое время мне били по рукам, говорили: «Ты менеджер, не лезь! Вот дизайнер, дизайнер знает лучше». А я видела какие-то моменты, в которых рождались идеи, и думала, что ими стоит поделиться. Иногда я видела, что дизайнер делает шляпу, и старалась улучшить. Где-то через год у нас из студии ушла арт-директор, и меня назначили на её место за мой активизм.

Горбунов говорил на конференции «Яндекса», что в студии Лебедева он стал арт-директором за два года. Нужного опыта не было, поэтому проекты выходили не очень. У тебя не было ощущения, что добилась своего слишком быстро?

У меня были видимые и осязаемые подтверждения того, что я делаю проекты хорошо. У меня получалось и отлаживать процессы, и выращивать дизайнеров, и прокачивать уровень работ. Если посмотреть на портфолио студии, можно увидеть сильный рост в период с 2015 по 2017 год. Поэтому плохим арт-директором я себя никогда не ощущала.

В целом, мне очень повезло с руководством: у меня был очень крутой начальник. Он грамотно где-то осаживал, где-то направлял, где-то помогал. Мой рост в компании — его огромная заслуга. Решение поступать в Школу исходило как раз от него. Он сказал: «Ребятки, мы идём учиться в Школу бюро. Вот у вас подготовительный этап, дерзайте». И я подумала: «Классно, классно, учиться! Это я люблю». Даже прошла бесплатно, это было приятно.

Слышал мнение, что когда начальник ставит перед фактом, что ты идёшь учиться — это работает не так мощно, как если бы ты пришёл сам.

И да, и нет. Из всей нашей компании на вторую ступень пошли два человека, на третью — один. Здесь вопрос в сформированной для человека ценности. Когда за тебя платят, когда всё приносят на блюдечке — это хуже работает. Мне об этом сложно рассуждать, потому что мне никто ничего на блюдечке не приносил. Я всегда хваталась за малейшую возможность где-то что-то увидеть, послушать, научиться. Для меня вопрос поступления был возможностью — это не было наказанием.

Но в том, что ты говоришь, я вижу долю истины. Мне сложно об этом ещё рассуждать потому, что, либо я человек другого склада, либо просто у меня другое отношение к этой сфере. Она меня заряжает настолько, что я могу не есть и не спать, а сидеть, заниматься штуками и кайфовать от этого. Одинаково — читать книжку по дизайну или смотреть какое-то кино. Моя жизнь настолько тесно переплетена с дизайном, что вопрос о том, чтобы узнать об этом ещё что-то, в чём-то дополнительно поучаствовать — это клёво. Для меня это такое же удовольствие от жизни.

Я понимала: вот есть я, никто мне не поможет, и всё, что я найду, прогрызу и достану будет моим

Что дала тебе школа как арт-директору?

Новые знания. На самом деле сложно отделить — больше школа дала мне как человеку.

Хорошо, что дала тебе школа как человеку?

Что нужно вовремя останавливаться. Что нужно помогать сначала себе — это важно. Иногда надо переставать учиться. А ещё нужно больше делать руками. Когда я приходила на первую ступень и на Живые советы к Артёму, мне понравилось, что он своих бюрошников кидает в озеро преподавательской деятельности. Он стимулирует их выйти из раковины и начать действовать. Это сложнее всего — посмотреть на себя в зеркало и сказать себе: «Я уже в достаточной степени специалист, теперь я начну делиться своей мудростью с людьми». В нашей сфере мы довольно много сидим в каком-то своём замкнутом пространстве. А здесь люди начинают учить, начинают писать книжки — и делают это здорово. Я смотрела на то, как школа устроена. Мне было интересно, как построен процесс обучения, я ощущала на себе его плюсы или минусы. Здесь очень много крутых и вдохновляющих штук.

Мне очень нравится, как ведёт свою деятельность Максим Ильяхов. Он крутой специалист, и очень-очень много всего делает. Много маленьких и работающих проектов, которые он сразу выпускает в свет. Такой образ мышления мне кажется очень интересным и правильным.

У тебя были сложности со вступительным заданием?

Как раз сегодня вспоминала: прошёл год, как я сдавала тестовое на первой ступени. Я месяц за него не могла сесть. Казалось бы, я прошла подготовительные курсы, всё было понятно, у меня был высокий дополнительный балл. Я понимала: то, что сейчас я сделаю руками, будут оценивать в бюро! А я же наверняка сделаю какую-то шляпу, и это будет так ужасно! Это был настолько сложный момент, что я просадила месяц на то, чтобы собраться с силами и сделать. Сейчас это смешно: вспоминаю это и думаю: «Боже мой, какое дело-то — сесть и нарисовать».

То есть школа помогла изменить подход к работе?

Да, школа заставляет работать: ты берёшь и делаешь. Мне понравилась эта история про важность «сделать». Неважно, считаешь ли ты этот результат идеальным, можно ли его доработать, есть ли у тебя на это время, есть ли у тебя на это силы — у тебя есть несдвигаемый дедлайн. Это меня очень ломало, но это было круто. Важно себя пересилить и показать, что ты реально можешь. И школа заставляет это сделать: через всё поверить в свои силы.

У твоей команды на третьей ступени, наверное, самый дикий дикий диплом. Почему именно ножи?

Тут всё довольно прозаично: нужен был классный работающий продукт. Им оказались ножи. Ножи работают!

Я с первой ступени начала задумываться, что же принести на диплом. Мне было очень сложно — можно здесь вернуться к теме закостенелости мозгов, но уже с точки зрения создания продуктов. К моменту начала моего обучения в бюро они были на какой-то начальной стадии. Я каждый день ходила из угла в угол в попытках придумать, что же делать, что же будет работать. Мы обсуждали это с Женей Трибунской, главным метателем и идеологом. Она сказала: «Если хочешь, у меня есть продукт и задачи, которые нужно решить». И, собственно, на второй ступени я попыталась — очень криво — этот продукт продать. Результат был неоднозначным: проект был крут и понятен людям с точки зрения работоспособной системы, но тех, кто мог бы это примерить на себя и кайфовать от метания ножей, практически не было.

Когда опубликовали списки третьей ступени, и нас с ребятами — я не знаю, осознанно, или нет — собрали со спортивными темами. У Жени был проект для «Алтимат фрисби» с турнирной таблицей, Настя принесла продуктовый проект для триатлона, а я с ножами.

Как вы выбрали, какой проект делать?

Наша первая неделя была чудовищной. Выбор проекта был кровавым побоищем. Но мне очень повезло с командой: ребята очень сильные как личности, очень активные и неравнодушные. Женя пришёл ко мне в команду ещё на второй ступени, ему проект был интересен изначально. А Насте было гораздо сложнее, потому что она достаточно далека от ножей и их метания. Мы старались вести диалог максимально взрослый, что ли. В какой-то момент решили: стоп, нужно выдохнуть и придумать какую-то ещё тему. Но в итоге ничего более цельного и работоспособного мы придумать не смогли, поэтому взялись за ножи. И, мне кажется, получилось очень круто.

Какие проблемы возникали, кроме выбора темы?

Для меня стало сложным определение ролей в проекте. Бюрошная система третьей ступени отличалась от того, к чему я привыкла в своей работе, и в каких-то вещах даже противоречила. Помимо всего прочего, все безумно устали. Выгорание было чудовищное.

Было сложно спланировать какие-то вещи: в таком масштабе, формате и с таким количеством видов работ мы с таким сталкивались впервые. Было много тёмных участков, где я не до конца понимала масштаб работы, и сможем ли мы это реализовать. Женя занимался вёрсткой и программированием, а программирование для меня — тёмный лес. Я не понимала, успеет он все сделать. Но Женя — крутой специалист, и он с честью и достоинством всё это вывез, реализовал. И Настя тоже. Они крутые командные игроки, очень сильные специалисты, несмотря на то, что опыта где-то не было вообще.

Ещё одна сложность связана со спецификой обучения в школе. Мне раньше казалось, что есть лидеры, а есть те люди, которым комфортно быть на вторых ролях. Здесь я увидела, что сильный лидер начинает оглядываться на кого-то ещё. У нас был арт-директор Миша Нозик. Я помню, что предлагаю какое-то решение или закидываю идею — сразу возникает обсуждение не о том, как это будет работать или насколько это будет хорошо. Все обсуждают, понравится ли это Мише и сможем ли мы это защитить. Казалось бы, человек должен думать о решении задачи, а по сути он перекладывает финальное слово на арт-директора. И это не потому, что кто-то хочет скинуть ответственность, а просто ощущение, что эта модель как-то перекручивает сознание людей, я не знаю.

Это заставило меня задуматься о моей роли в команде. Мне всегда хотелось, чтобы в ней все были заряженными, активными ребятами, которые вместе идут к общей цели. А не так, что есть один ведущий, а у остальных — лапки.

Насколько сложно было сработаться с Мишей как с арт-директором, когда ты сама вела проекты?

Когда мы начали вести проект на третьей ступени, я уже привыкла к мысли, что мой опыт ведения проектов вообще ничего не значит. У меня нет никакого раздражения или злости, но эта отеческая снисходительность со стороны бюрошников: «Ну, вот это да, но в реальной жизни по-другому» — это забавно, потому что ты, вроде как, решал какие-то задачи в жизни. С другой стороны, я приняла тот факт, что пришла учиться. Я пришла сюда, потому что у этих людей есть авторитет, и нет смысла устраивать противоборство между тем, что я считаю правильным, и принципами ведения проектов в бюро.

Как тебе формат третьей ступени? Раньше было так: один человек берёт проект, и один с каким-то конкретным арт-директором его делает. Сейчас — команды. Как ты думаешь, какой формат лучше?

Думаю, что у обоих подходов свои плюсы и минусы. Какие-то сложности появляются, когда людей становится трое. В противовес этому, если человек один — он больше на себя берёт работы и ему нужно больше вкладываться. Маловероятно, что один человек сможет закрыть все этапы производства — придется искать помощников и исполнителей. С другой стороны, три человека впервые видят друг друга на проекте, впервые видят сам проект и арт-директора — это очень сложно. Поэтому, с точки зрения «что тяжелее» — не знаю. Я на себе опробовала только один вариант.

В целом какие ощущения от третьей ступени?

Мне нравится третья ступень как идея, но мне кажется, что она может быть круче и проще. На третьей ступени собрали слишком много неизвестных. Мне кажется, одна из самых сложных вещей на третьей ступени — это проект. У нас в компании было железное правило: мы никогда не сочетаем в одном проекте новых подрядчиков и новых клиентов. Это два кота в мешке — очень высокие риски провала. Здесь у тебя новая команда, новый проект, новые правила игры — это максимальный хаос. А ты ещё и продукт должен придумать! У меня перегревалась голова на этот счёт.

Да, ты можешь почитать отзывы и понять, что к третьей ступени тебе нужен будет проект. На второй ступени ты пытаешься писать анонсы, собирать команду — и вроде это тебя тоже готовит к третьей ступени. Но мне кажется, этого недостаточно. И, если бы было чуть понятнее именно с проектом, была бы вообще пушка.

Как ты относишься к феминизму?

Я прошла через много стадий отношения к феминизму. На данный момент моё отношение к нему больше негативное. Вопрос не в том, что те вещи, за которые феминизм борется, я считаю глупыми — это не так. С патриархальных времён остались несправедливые, диковатые для современного мира вещи. Но способы, которыми феминизм сейчас проявляет себя, у меня вызывают негативные чувства. То, что происходит сегодня — во многом истерия и позёрство. То есть, задача — привлечь как можно больше внимания, а не решить проблемы. Вместо этого обсуждается какая-то чушь и несуществующие вещи, которым большинство людей не сможет посочувствовать. Реальные проблемы настолько остаются за кадром, что мне от этого грустно.

То есть, ты считаешь, что феминизм не способен на что-то серьезное?

Нет, есть толковые вещи. Например, акция против декриминализации домашнего насилия. Вот это, наверное, впервые важная, серьёзная штука. Если бы вся их активность была такой честной, было бы классно. Люди бы делились своими реальными историями, помогали тем, кому это необходимо, вовлекали в какую-то благотворительную помощь — вот это классно. Если бы весь феминизм был таким, я была бы «за».

Где-то пришлось столкнуться с феминизмом лично?

Была дискуссия в группе «Дизайн-выходные» по поводу женского фестиваля. «Бэнг! Бэнг!» организовали свою конференцию, где выступали только женщины. Предыстория такая: Наталья Климчук посмотрела на состав спикеров «Дизайн-просмотра», где был перевес мужчин-спикеров, и увидела в этом дискриминацию женщин. Она дала большое интервью РБК Пинк, где рассказала о том, как «женщин-дизайнерок» притесняют. Мне это показалось довольно спорным, я не очень поняла аргументацию. Было интересно подискутировать на этот счёт — но конструктивного диалога, к сожалению, не получилось. Зато сообщество на деле продемонстрировало свою «нетоксичность» — несмотря на то, что аргументы и призывы были достаточно резкими, эмоциональными и цепляющими, срача не было, искренне и по-доброму пытались разобраться. Очередной плюсик и сердечко в сторону «Дизайн-выходных».

А про феминитивы что думаешь?

Когда люди предлагают заменить «дизайнера» на «дизайнерку» и ждут, что это решит наши многовековые проблемы, — это чушь. Мне кажется, это очень жестокое отношение к русскому языку. Есть так много суффиксов, образующих женский род. Почему бы не посидеть чуть дольше полутора минут, чтобы придумать красивые, звучные, близкие твоему родному языку феминитивы, которые заботливо в него впишутся? Почему нужно брать и лепить один и тот же суффикс для всего? Режиссёрка, дизайнерка, блогерка — это больно. Я вижу в этом издевательство над родным языком. Мне очень режет уши. Для меня это халтура, как и рекламная кампания «Рибока».

Почему реклама «Рибока» плоха?

Они заменили смысл изначальной кампании «Be more human» — «Будь человечнее» на вызывающий и агрессивный «Ни в какие рамки». Мне очень нравится оригинальная кампания и по смыслу, и визуально. Речь идёт об адаптации. По сути, у них уже были все слагаемые — просто нужно заменить английское на русское и сделать так же хорошо. Сделали более дерзко, более резонансно. Возможно, они просто заменили задачу и выполнили ее на «ура»: если бы выпустили плакаты в той же стилистике, что и оригинал, они бы получили меньший резонанс. Ужасная реализация сыграла им на руку, потому что дала хайпа.

С точки зрения визуализации я не понимаю, почему они не взяли оригинальную сетку и композицию макета. На мой взгляд, они использовали непрофессиональный и небрежный леттеринг. Сама композиция — тоже спорная. Фотосессия — позы, выражения лиц героинь мне кажутся неудачными. В целом, когда я смотрю композиционно на этот плакат — он мне субъективно кажется очень плохим.

У нас в конце принято советовать книги. Что посоветуешь почитать?

Раньше я всем советовала почитать Джима Кэмпа, но для читателей «Кто студента» это не будет новым. У меня появился новый фаворит — Марк Гоулстон. У нас чудовищно кликбейтно перевели его книги: «Как разговаривать с мудаками» и «Я слышу вас насквозь».

Для иллюстраторов, особенно начинающих, я бы рекомендовала Феликса Шайнбергера. Для тех людей, которым хочется начать рисовать, но нет мотивации — это хороший стимул. Ещё я очень люблю книжку Майкла Джанда «Сожги своё портфолио». Мне кажется, она по принципам довольно близко перекликается с принципами бюро.

По типографике — Эрик Шпикерман «О шрифте», она очень крутая. Чисто с эстетической точки зрения — Джессика Уолш и Тимоти Гудман «40 Days of Dating». Еще была коллаборация у Тимоти Гудмана с маркерами «Шарпи» — «Шарпи-бук». Эти книги можно заказать через интернет, у них нет русских версий.

Ещё я очень люблю книжки Яны Франк. Давно не перечитывала, но в своё время, лет пять назад, они меня очень радовали, мотивировали и вдохновляли. У неё есть серия по дизайну и иллюстрации, и какие-то более психотерапевтические проекты. Есть книга «Муза, где твои крылья» — классная.

Почему тебе стоит верить?

Я дизайнер. Окончила Школу дизайнеров и сделала 23 обложки для журнала «Кто студент».

Как вырезать людей из фотографий?

Порядок всегда такой: убираем фон фотографии и дорисовываем края области, если нужно. Я знаю три способа, как это сделать.

Быстрое выделение. Подойдёт для фотографий, где у модели ровные волосы и фон контрастный. Чаще всего я использую этот инструмент.

Сначала выделите модель быстрым выделением. Рекомендую не вырезать модель на новый слой, а использовать слой-маску. Так вы сможете быстро восстановить случайно удалённые части портрета с помощью белой кисти.

Теперь идём в настройки слой-маски. Там есть фильтры и кисти: они помогут подогнать волосы к фону и убрать неровности. Какого-то универсального рецепта для ползунков и кистей нет — всё подгоняется индивидуально, но это не сложно. Чтобы разобраться во всём, советую попробовать инструменты самостоятельно.

Выделение при помощи каналов подойдёт, если у модели очень сложные волосы: кудрявые или развеваются на ветру. Но такой способ сработает, если у фотографии однородный и контрастный фон.

Откройте фотографию и зайдите во вкладку «каналы». Выберите самый контрастный канал и сделайте его копию. Откройте уровни и измените изображение так, чтобы волосы и фигура человека были максимально чёрными. Внимательно следите за краями, они должны быть плавными и мягкими, иначе результат получится грубым и некрасивым.

На фотографии модель должна стать полностью чёрной, поэтому одной коррекции уровней будет мало. Возьмите чёрную кисть и закрасьте все белые пробелы. Но будьте аккуратны — не закрашивайте фон, иначе ровно выделить фигуру не получится.

Когда у вас есть готовая копия канала с чётко прокрашенной в чёрный цвет моделью, выделите его и включите все основные каналы. Сделайте слой-маску и перетащите модель на нужный фон.

Замена фона при помощи режимов наложения. Способ работает только с контрастным фоном: брюнетка на светлом фоне или блондинка на тёмном. Фон вокруг волос не удаляется полностью, а накладывается на новый цвет.

Этот способ помог мне сделать обложку для интервью с Еленой Евстратовой. У неё сложные волосы, обычным выделением их не получится аккуратно вырезать. А вот наложение очень помогло.

Откройте картинку и сделайте слой-маску. На слой-маске закрасьте чёрной кистью всё, кроме краёв волос. Затем добавьте слой с уровнями, возьмите пипеткой фон в настройках уровней и сделайте из этого слоя клип-маску.

Теперь на слое с волосами и уровнями выбирайте режимы наложения так, чтобы оттенок фона с волосами был похож на нужный. Подобрать его точно с первого раза, скорее всего, у вас не получится. Чтобы исправить небольшие различия в оттенках, идём в слой с уровнями и двигаем ползунки так, чтобы фон с волосами модели сливался с основным.

Теперь любым способом выделяем фигуру, стираем у неё края волос — и готово.

Достоинство способа — даже мелкие волоски остаются на фотографии, эффект получается реалистичным. Недостаток — работает, только если модель сфотографировали на контрастном фоне.

Спасибо за наводку Андрею Пулину из Школы дизайнеров (:

А если у человека сложные волосы?

На этот случай есть выделение через каналы и замена фона в режиме наложения. Но бывает так, что эти способы не работают, поэтому я сама их дорисовываю их кистью в фотошопе.

Кисти помогли мне сделать обложку для интервью с Алисой Ястремской-Семёновой. Мне пришлось вырезать руку, чтобы фотография хорошо встала в тизере и на сайте. Волосы сохранить не удалось, поэтому дорисовывала их сама.

Дорисовать волосы можно с помощью обычных кистей в фотошопе. Чтобы упростить задачу, сделайте копию оригинального изображения и установите его прозрачность примерно на 50%. Так вы точно будете понимать, где нужно дорисовывать волосы.

Теперь выберите нужную кисть, сделайте её яркость поменьше, возьмите пипеткой цвет оригинальных волос и начинайте дорисовывать. Не забывайте регулировать размер кисти, чтобы пряди получились одной толщины.

Чтобы дорисовывать волосы было удобнее, рекомендую скачать готовые кисти и установить их.

А как быть, если фон неоднородный и неконтрастный?

На сложном фоне человека лучше выделить с помощью Pen Tool или Lasso. Но вам в любом случае придётся дорисовывать волосы. Если просто выделить модель, в волосах останутся кусочки фона.

Как вырезать предмет из фотографии?

Так же, как и людей. Разницы абсолютно никакой нет.

Я чаще всего вырезаю с помощью каналов: редактирую копию контрастного канала, делаю слой-маску и правлю микроскопические косяки. Так работать с предметами проще всего.

Если предмет совсем простой, то достаточно автоматического выделения — возьмите «быстрое выделение» и нажмите на кнопку «выделить объект».

Если не получилось выделить предмет чётко, подровняйте вручную через слой-маску. Если нужно вырезать геометрическую фигуру, то подойдёт Marquee tool и Polygonal Lasso.

Что делать с фотками, сделанными на айфон?

Сейчас на айфоны можно сделать очень хорошие фотографии, в том числе селфи. Так что способы остаются те же.

А я ещё знаю про нейросети, которые сами умеют вырезать людей и предметы с фоток.

Да, такие есть. Мы в «Кто студенте» в мае начали пользоваться «Ремув-бг» — иногда она вырезает людей довольно точно. Но со сложной моделью робот не справится, поэтому иногда приходится доделывать работу самой. Например, для интервью с Сергеем Чикиным я за нейросетью доделывала часть уха и дорисовывала бороду.

На чём посоветуешь тренироваться?

На чём угодно — на своих фотографиях или на фотографиях друзей. Можно ещё пойти делать обложки для «Кто студента» (:

Ещё можно поискать фотографии на бесплатных фотостоках: Ансплеш, Пиксельс, Бёрст.

Или скачивайте фотографии из моей подборки для тренировки.