Михаил Нозик Начало карьеры

Ты учился в Московском художественно-промышленном институте на направлении «Дизайн среды». Почему именно этот вуз и почему дизайн?

Я рисовал, будучи ещё совсем маленьким. В дошкольном возрасте меня таскали по всяким кружкам, а когда наступила школа, меня отдали в художественную школу.

Художка закончилась где-то в 9-м классе, и к тому времени как раз поднялся вопрос, чем я хочу заниматься по жизни. Там был момент небольшого сомнения: а хочу ли я быть художником. Я решил, что художественное образование — это моё. У меня в художественной школе была учительница, которая заканчивала МАРХИ. И я считал, что это очень крутой институт: бросил все силы, чтобы поступить туда. Я проучился у них год на подготовительных курсах — это как 12-й класс.

Я дважды поступал в МАРХИ. В первый раз прошёл на платное, но у меня был ещё год в запасе, и мы решили попробовать ещё раз, чтобы попасть на бесплатное. В следующий раз получилось гораздо хуже. Плюс появилось некоторое разочарование в МАРХИ, потому что там сидели в основном старпёры.

Как-то раз бабушка, с чьей подачи в своё время меня водили по преподавателям и художественным кружкам, вышла на Пушкинской и уткнулась в рекламный банер Московского художественно-промышленного института. А он говорил: «Учим дизайнеров прямо здесь — в арке за углом». Она туда зашла, посмотрела, и закинула идею: смотрите какой институт. Мне понравилось, и я туда со свистом, просто показав работы, поступил. Так как до этого я хотел поступать в архитектурный, то логично было идти на дизайн среды.

Кем представлял себя в будущем?

Когда поступал в МАРХИ, думал, что буду архитектором. На первом курсе в МХПИ, наверное, тоже были какие-то отголоски архитектуры.

Я очень сильно расслабился на первом курсе. В школе тебя дрючат, а в институте ты сам должен всех доставать. Из-за этого был такой момент расслабона.

Первые влюблённости и всё такое — на первом курсе я из крепкого хорошиста начал скатываться в троечники

Но на втором курсе мне повезло попасть к очень крутому преподавателю. В институте был главный предмет — проектирование. Каждый семестр мы делали курсовой проект по этому предмету. Мой преподаватель Станислав Аркадьевич Шаппо привил мне большую любовь к профессии и показал, что такое вообще дизайн. Начиная со второго курса я хреначил с упоением. Старался, чтобы каждый мой проект был круче предыдущего.

Помню самый первый курсовой проект на тему «Малые архитектурные формы». Я делал автобусную остановку, и это был просто дизайн-дизайныч. Я особо не задумывался, какие задачи хочу решить.

Второй проект — витрина магазина. Там я уже стал задумываться, какие задачи витрина может решать. Но тогда я допёр только до того, что надо как-то передать настроение, привлечь. Я сделал довольно декоративную витрину.

Это был магазин настольных игр «Зелёная дверь». Тема по рассказу Герберта Уэллса, где главному герою всё время виделась зелёная дверь, за которой он в детстве обнаружил какой-то райский мир. Он потом часто встречал эту дверь в важные моменты жизни, но боялся зайти. Я себе представил, что настольные игры — это метафора вот этого мира, а магазин — это вход туда. Это всё равно была декоративщина: зелёный мрамор, всякая фигня, витражи.

Потом следующий проект: я сделал интерьер книжного магазина. И вот тогда меня пропёрло, потому что препод заставил задуматься: книжный магазин — какой он должен быть? Чем он может быть полезен, кроме просто полок с книгами?

В этом проекте мы развернулись: у меня был не просто магазин, а целый клуб. Там были разные зоны: читальные, кафе, точки привлечения внимания. Помню, я потом ещё был в Латвии и увидел там целую сеть книжных магазинов, которые одновременно и коворкинги, и кафе. Я тогда придумал что-то такое, но это был просто бумажный проект. Тогда я понял, что дизайн — это решение каких-то задач.

Параллельно с этим появилось разочарование от того, что всё, что я делаю, остаётся на бумаге. Я делал красивые презентации, планшеты с проектом, рендеры, но всё это не реализовывалось. Я всё больше понимал, что хочу делать проекты, которые могут быть реально полезными.

На старших курсах в мою жизнь приехала Картония. Это был 2009 год — тогда ещё «Красный Октябрь» разломали и хотели на его месте делать всякие лофты. Картонию туда позвали сделать какую-то акцию, чтобы привлечь народ. Строили картонный город с детскими площадками, домами, памятниками.

В конце семестра студенты должны проходить летнюю практику. Стандартный вариант — пойти красить трансформаторные будки, но мой преподаватель предложил вместо этого поучаствовать в Картонии. Он обо всём договорился с ректоратом, и мы с одногруппниками пошли на Картонию строить детскую площадку.

Взяли за основу проект кого-то из нас и сделали картонную детскую площадку с деревянным каркасом. Это был замок высотой 4−5 метров. Мы его строили, красили, а на второй день случился дождь с ураганом. Всю эту Картонию на хрен смыло. Но зато мы эту штуку построили.

На тот момент это была самая высоченная штука, которая на картоне когда-либо появлялась. Все говорили: «Вау». Для меня же был очень большой кайф, потому что реально какую-то штуку реализовали, а не просто на бумаге нарисовали. Потом ещё был архитектурный конкурс Картонии: мы там сделали огромную картонную голову.

После этого мы с Картонией ездили по разным городам. В Перми был фестиваль «Белые ночи». Мы с одногруппником построили лабиринт — это была, условно, огромная коробка 5 на 6 метров, высотой 2 метра. Абсолютно тёмная, и внутри лабиринт: ты должен был зайти и найти выход.

Фишка в том, что мы эту штуку представили как аттракцион и брали за вход деньги. Деньги были очень смешные — 20 рублей, но это оказалось охрененно популярной вещью. Мы реально наварили несколько десятков тысяч рублей за неделю.

А самый крутяк был в Перми, когда мы второй раз поехали на «Белые ночи». Там построили дикий лабиринт с кучей фишек. Внутри у него была подсветка, а на втором этаже была смотровая площадка.

Мы собрали больше ста тысяч рублей за три недели

Кстати, в какой-то момент к нам в лабиринт зашёл Марат Гельман. Это был 2012 год, он тогда курировал все культурные мероприятия в Перми. Он вышел из лабиринта и сказал: «О, как в детстве!». Я не мог представить, где он в детстве бегал по лабиринтам, но было видно, что ему понравилось.

Примерно в это же время я закончил институт. Я думал, куда двигаться дальше. Мне были интересны интерьеры, была интересна Картония. Кстати, примерно тогда же Картония открыла постоянную мастерскую в Москве, и я у них работал. Параллельно вместе с уже бывшими сокурсниками делал интерьерные проекты как фрилансер.

За год работы дизайнером интерьеров на фрилансе я слегка разочаровался в профессии. Во-первых, я почувствовал, что скатываюсь в какое-то украшательство. Типа клиент говорит: «Вот квартиру надо сделать». И начинается вкусовщина какая-то. Я не чувствовал себя полезным, я чувствовал, что это могут делать миллионы других людей.

Во-вторых, я осознал для себя, что дизайн сделать — это одно, а довести до реальности — совершенно другое. И там начинается: подрядчик хочет откаты, поставщик хочет откаты, ещё кто-то чего-то хочет. Всё казалось настолько порочным, что я не мог себя как-то с этим совместить.

Например, самая показательная история была такой. Мы делали проект — интерьера таунхауса для семьи. Клиенты были очень приятные, дизайн потихоньку уходил в дело, начали ставить стены, прокладывать свет. А потом выяснилось, что при продаже таунхауса им не сообщили, что рядом с ними будет стоять какая-то газовая колонка, которая будет бешено тарахтеть всё время. Ещё выяснилось, что подрядчик, который делал все работы по интерьеру, реально их нагревал, завышал цены. В итоге с нами расплатились по проведённой работе, но проект свернули.

В твоём портфолио вижу ещё проекты для выставок. Это ты делал, пока учился?

МХПИ постоянно участвовал в выставках, например в выставке «Образование и карьера». В какой-то момент, после самой первой Картонии на «Красном Октябре», ректор нас позвал и предложил запилить стенд института. Нам это показалось интересным и мы вписались. Впоследствии до самого окончания института мы много всего сделали: ещё другие стенды для «Образования и карьеры», декорации для модных показов в «Гостином дворе». Был один даже в Кремле.

Один раз съездили в Питер. Ректор решил поучаствовать в выставке «Время кукол» со своей коллекцией. Это коллекционные шарнирные куклы: стоят от десяти тысяч рублей, в среднем — по сорок тысяч. Мы сделали стенд — башню по мотивам «Алисы в Стране чудес». Мы придумали её в Москве и сделали сборно-разборную конструкцию. Упаковали её в картонный чемодан и поехали с ним в Питер.

Какой была твоя роль в этих проектах?

Сначала мы просто разделяли какие-то зоны ответственности и фигачили. Со временем там сложилось, что я выступал основным связующим звеном между ректором и командой. Я понимал примерно, что нужно сделать, согласовывал с ректором эскиз.

Например, мы для очередного модного показа сделали огромный локомотив — такую футуристическо-советскую бандуру. Нужно было найти способ, как эта зараза поедет. Я организовал поиск мощных грузовых колёс. Нашёл подходящую фирму, убедился, что они нам подходят, согласовал с ректором стоимость.

Что было после того, как ты закончил с интерьерными проектами?

Я стал больше времени уделять Картонии и одновременно с этим обратил внимание на веб-дизайн. У меня папа — программист. Он время от времени обращался ко мне с вопросами по сайтам: «Как бы ты тут сделал? А тут?» Мне стало интересно. Я через маму своей будущей жены заполучил пару заказов по веб-дизайну и довёл до запуска.

Мне показалось, что делать сайты — это интересно. Законы те же самые: есть задачи, надо искать способы их решения. Всё то же, что и в интерьере, просто инструменты другие.

Я нашёл у тебя в портфолио сайт Tolkien.su. Что это за проект?

Это, наверное, главная причина, почему я заинтересовался веб-дизайном и, вообще, вылез в интернет. В районе 11-го класса я влюбился в одноклассницу, которая оказалась толкинисткой. Я Толкина читал, мне он нравился, но не так, чтобы заворачиваться в занавеску с пластиковым мечом. Я решил выяснить, что же за сайт она всё время упоминает.

Это был где-то 2004 год. Я пришёл к папе и спросил: «А как мне в интернет попасть?» У папы на компьютере был интернет — я залез и зарегистрировался на форуме Tolkien.ru. К 2007 году там произошла одна история, в результате чего половина форумчан свалила на новый сайт — Tolkien.su. Я тоже ушёл туда.

У нового сайта совершенно не было дизайна, поэтому объявили всенародный конкурс. Я стал фигачить вариант за вариантом. Там на форуме ещё участвовала Оля Алексашенко — на тот момент девушка Вадима Макеева. Вадим — евангелист, в фронтендерской среде очень известный чувак. Оля сама была крутой верстальщицей. Я к ней приходил за советами и перерисовывал дизайн так, чтобы его было не слишком сложно сверстать. В итоге я нарисовал дизайн, который всем понравился, и его реализовали.

Что было дальше?

Каким-то путями я нашёл бюро, начал читать Советы, блог Ильи Бирмана. Потом узнал про курс Ильи — это был сентябрьский курс в 2012 году. Я скопил денег и записался. А тут ещё одновременно открылась вакансия любопытного дизайнера. Я всегда себя считал любопытным. Подумал: «Всё, этот человек я».

Параллельно с курсом сделал тестовое задание. Это был интерфейс управления марсоходом «Кьюриосити» — он как раз тогда отправился в путь на Марс. Спустя какое-то время Илья ответил: «Не хотите ли обсудить?» Я ещё тогда сделал задание в двух частях: само задание и отдельную картинку — типа ведро, как я это делал. Кажется, именно это ведро Илью и впечатлило.

Что ты тогда читал по дизайну, на чём учился?

Ководство, Советы, интерфейсный курс Бирмана. Тафти и Раскина какого-нибудь я тогда ещё не читал. В основном я ориентировался на собственный здравый смысл и примеры чужих работ.

Что происходило после того, как вы договорились с Бирманом?

Сначала он просто позвал обсудить вступительное задание. На встрече он разнёс всё. Очень вежливо, как это делает Илья, но тем не менее он замочил всё. Я тогда думал: «Как я мог сделать такое говнище?»

Спустя время Илья мне написал: «Есть один бюрошный проект. Не хочешь ли поучаствовать?». Мы договорились и начали делать. Это были шкурки сайтов «Актиона». Илья вёл и арт-директил проект, а дизайнили я и Игорь Штанг. Он тогда ещё работал в бюро.

Что изменилось в твоей голове, когда ты начал работать с крутыми чуваками?

Первое время я спал в обнимку с ноутбуком. Ощущение, что есть сроки, давило и вдохновляло одновременно.

Помню, самое большое впечатление на меня произвела первая встреча с Артёмом Горбуновым. Бирман во время этого проекта, кажется, в отпуск ушёл, и его подменял Коля Товеровский. В роли арт-директора на этой неделе выступил Артём, и Коля повёл меня на встречу с ним. Даже страшно об этом вспоминать.

Встреча была по Скайпу. Коля начал показывать дизайн, и тут Артём стал критиковать. Матом. Непрерывным.

Я думал, что всё, конец: Артём — это какой-то адский зверь, и к нему лучше не подходить

После этого я два месяца боялся к Артёму подойти. Когда у него были первые Живые советы, я на них пошёл, но сидел в уголке — типа я вообще не свой. Я уже официально работал в бюро, но реально тихо жался где-то в уголке. Это, наверное, было самое сильное потрясение.

Как решили эту проблему с Артёмом?

Дальше были новые проекты и с Бирманом, и с Товеровским. Было больше встреч. Я понял, что Артём не злой — просто у него такая манера критики: она направлена не на меня, а на работу. Соответственно вопрос был в том, привыкну я к обилию мата или нет. Привык.

В какой момент тебя пригласили на работу в бюро?

Во время первого проекта с Бирманом. Сначала я участвовал из «дизайн-буфета». А в середине проекта мы с Артёмом созвонились, он меня поспрашивал. Договорились о зарплате и вперёд.

Как тебя учили?

Моим шефом был Бирман. Мы с ним составляли план развития на три месяца: книги, какие-то дела. Дела были разные: вести переговоры в жопных ситуациях или выполнить какой-то конкретный проект. Книги я читал добросовестно. По результатам мы встречались, и я рассказывал, какую книгу прочитал, что из неё вынес. Илья высказывал какие-то свои идеи.

Мы встречались каждую неделю. Я рассказывал всё, что у меня накопилось: вопросы, проблемы. Мы раскладывали это по полочкам. Иногда беседа длилась 15 минут, иногда — 2 часа.

Большой школой было несколько проектов с Колей Товеровским. Знаешь, Илью Бирмана можно представить как человека, который тебя пледом укроет: с ним очень комфортно работать, всё по-доброму. А Коля тоже по-своему добрый, но его можно представить как суровую училку, которая тебя загоняет в авральный режим, чтобы добиться результата. Это была очень большая нервотрёпка. Но зато очень действенная и поучительная.

Тогда же у меня случилось очень большое заблуждение. Мы делали с Колей какой-то проект для «Актиона». И вот в проекте что-то начинает идти не так, приходится флексить. Я смотрю, как Коля со всеми договаривается, и наивно про себя думаю: «Всё правильно, но когда я буду вести проекты, то я буду планировать так, чтобы всё шло как по маслу и ничего флексить не приходилось. Не хочу я так унижаться перед клиентом».

Спустя несколько лет я понял, что, как ты ни планируй, обязательно что-то пойдёт не так. Придётся где-то договариваться и менять договорённости.

Что тебе не нравилось в бюро?

Чего-то такого не было. Разве что мата иногда много.

Ты не смотрел куда-то в сторону?

Нет, меня всё устраивало и продолжает устраивать. Тогда мне очень нравилось, что проекты реализовываются. Я понимал, что постоянно чему-то новому учусь. Плюс сам этот режим, что работаешь где хочешь и когда хочешь.

А в сторону от веб-дизайна?

У меня иногда возникало такое чувство: «Что же я по специальности не работаю? Наверное, зафигачить интерьер какого-нибудь торгового центра — это гораздо круче, основательнее». Но это чувство быстро уходило, потому что я понимал, что мы сделали целый интерфейс — сервис по отправке бухгалтерской отчётности. Миллионы бухгалтеров в России могут этой штукой пользоваться. Торговый центр с этим и близко не стоит.

Я понимал, что мир движется во всякие виртуальные штуки и нечего мне стесняться, что я не строю квартиры или города. Хотя надо сказать, что у меня до сих пор сохранилось желание спроектировать микрорайон: от архитектуры малых форм до того, как выглядят цветочные горшки, какую форму носят дворники.

Ты пытался шагнуть в эту сторону?

Нет, пока что есть более близкие горизонты, которые я осваиваю.

Студия Лебедева вышла за рамки веб-дизайна и продуктов, с которыми человек взаимодействует через гаджеты. Ты пытался протолкнуть в бюро проекты из промышленного дизайна или дизайна среды?

Я, конечно, иногда облизываюсь, если Студия выпускает мощный интерьерный или экстерьерный проект — какой-нибудь спортивный комплекс. Понятное дело, что это прикольная штука даже не с точки зрения масштабности, а с точки зрения того, что это просто интересно сделать.

Но и в бюро такое может быть. У нас были околоинтерьерные проекты: «Мэри Трюфель», например. Мы не только придумали логотип или сайт, но и первый салон был оформлен при нашем непосредственном участии. Там даже наш иллюстратор, Антон Горбунов, витрины разрисовал.

У нас иногда случаются и навигационные проекты. Интерьерных проектов в чистом виде, наверное, не было, но иногда приходят какие-то запросы. Там по каким-то причинам не срастается.