В Школе Бюро Горбунова не учат рассказывать большие истории: мы сосредоточены на инфостиле, коммерческих текстах, и на первое место ставим пользу заказчику. Нам стало интересно заглянуть в другой мир — мир социальной журналистики, где польза измеряется не конверсией и не продажами, — и поразмышлять о том, какой ещё бывает работа с материалом.

Мы попросили трёх человек, имеющих профессиональный опыт работы и с текстом, и с фотографией, рассказать, как они создают историю, опираясь на две главных составляющих: текст и картинку. А ещё поговорили с каждой героиней о личном пути, о выборе, о том, что важнее — текст или фотография. Их практика может оказаться полезной в работе с любым текстом.

Виктория Дини

Фотограф, журналистка, писательница, практикует фототерапию
Сайт Виктории

Методы работы с историей

Первое и главное — я не придумываю героя, я следую ему. Я стараюсь уловить его или её суть, сущность, услышать и увидеть именно те черты, которые выражают человека. Речевые особенности — это важно, мимика важна, жесты важны, то, где герой или героиня живёт, то, как выглядит их дом, то, как они двигаются. Салфетка на телевизоре, старая вазочка, картинка на стене…

Однажды я делала репортаж о героине, и на её правой руке ногти были покрыты лаком, а на левой — нет. Я спросила, почему так, и получила в ответ историю о её дне и о том, сколько у неё было времени на этот самостоятельный маникюр. Всё это детали, которые легко выкинуть, счесть неважными — но если их выкинуть, мы не проникнем в саму историю. Так что первое и главное — слушать, впитывать, обращать внимание на всё. Принцип «инфотекста» пригоден не для всех историй и может убирать воздух, которым герой дышит.

Второе — сохранять сложный баланс взгляда снаружи и взгляда изнутри. Чтобы воспринимать реальность реальностью, а не искать иллюстрацию к тому образу, который ты себе заранее придумал.

Взгляд снаружи подмечает детали, которые раскрывают героя лучше всего. При этом для самого человека детали могут быть совершенно обыденными.

Взгляд изнутри означает достаточную информированность: знать, куда именно смотреть. То есть наметить себе точки вопросов — но ни в коей мере не придумывать ответы и не подтягивать под них факты и картинки. Иначе привезёшь иллюстрации, выдумку, а не живую и дышащую историю.

Третье — в день съёмки или интервью с героем не смотреть соцсети и чужие картинки и истории. И вообще держать информационную диету. Я стараюсь работать с этой тишиной и пустотой внутри. Это как специально оставленная ёмкость для того, чтобы воспринимать.

Подмечать и фиксировать — это навык. Он, как любой навык, формируется регулярными упражнениями, и его надо держать в тонусе. Как говорила преподавательница фотофакультета Татьяна Плотникова, надо снимать регулярно, пусть и глазами, а не камерой. Иначе на съёмке от визуального голода примешься снимать все подряд, показавшееся красивым, и упустишь нить истории.

Четвёртое — не переедать в своей же сфере. Я подпитываюсь от смежных областей. Я вообще не очень много читаю репортажей и смотрю фотографов. От них быстро наступает чувство, что всё уже сказано. Меня вдохновляют нарративы в чуть иной форме — поэтической, кинематографической. Вот тогда удается поймать волну, дающую энергию и подпитку для своей собственной работы.

Пятое — я не очень люблю догматизм, но все-таки каждая история работает по-своему. Поэтому оставлю здесь этот пункт. Для воздуха.

Виктория — о контакте с героем, двух языках повествования и способах создания истории

Расскажи о себе, о том, какое место в твоей жизни занимают фотография и текст.

Я журналистка с 1999 года. Я снимала и писала, сколько себя помню. Мои первые съёмки были в шесть лет. Тексты — тогда же. Поэтому для меня эти потоки всегда шли параллельно. А зарабатывала я долгое время именно журналистикой.

В 2013 я осознала, что безумно устала от текстов. В журнале «Лиза Girl» я вела отдел психологии и должна была писать для всех — чтобы максимально большая аудитория могла это применить. Я всё больше чувствовала усталость от работы, которая направлена на всех и ни на кого конкретного. И она потеряла для меня смысл.

Когда журнал закрылся в кризис, я переориентировалась на соцработу. Впервые это было не про фотографию или текст, а нечто иное. Я хотела общаться с аудиторией напрямую. Работа с живыми людьми давала мне яркое понимание того, что можно сделать в непосредственном контакте.

Я плотнее обратилась к фотографии. Хотя это ни на секунду не про фотографию как таковую. Это про контакт. Контакт с человеком можно выстроить любыми путями.

Оглядываясь назад, я понимаю, что все мои съёмки были по сути фототерапевтичны. Раньше у меня не было базового понимания, что я делаю и зачем, я часто бывала затоплена картинками — снимала все подряд, не понимая, что хочу снимать только одно.

Я стала осознанно учиться фототерапии, была помощницей психолога и фототерапевта Ксении Шашуновой. Два лета ездила с ней волонтёром в летние лагеря благотворительного фонда для кризисных семей «Тёплый дом». Недавно я закончила курс по фототерапии в Институте практической психологии «Иматон».

Журналистские материалы и колонки я перестала писать, потому что у меня больше нет такого запроса. Я всё ещё пишу для «Таких дел», но только фандрайзинг. Фандрайзинг — это тексты, которые собирают деньги на конкретную помощь. Не для отдельных людей — для фондов. Но всегда — через историю героев, через рассказ про конкретного человека.

Мои герои — это люди не в самой выигрышной жизненной позиции, у них сложности с самооценкой. Мой рассказ важен не только потому, что его опубликуют, и это поможет собрать деньги. Самая главная и ближайшая моя цель — это контакт с этим человеком. Часто мои герои потом пишут мне, что перечитывали текст и плакали.

И то же я делаю в своей фототерапевтической практике. Это не про то, что мы сейчас снимем классную историю, и у нас будет куча восторженных комментариев под постом. Нет. Может быть, эта красота будет открыта только самому участнику съёмки. Какие-то маленькие фрагменты, щербинки, которые мы откроем в его мире, потому что они важны. Внешним людям это неочевидно. А человеку это важно.

Фотография версус текст — как ты их определяешь?

Тезис фотография версус текст для меня расшифровывается по-своему. Фотография очень насыщенная, плотная и про контакт с жизнью. А текст более вариативен. Словесную историю можно рассказать миллионом способов. А фотография более однозначна.

Я очень люблю выражения в английском языке: make photo (создавать фотографию) и take photo (брать, т. е. снимать фотографию). Вот я — take, я беру. Я не make. Хотя я создаю пространство для этого, чтобы фотография произошла и случилась с человеком, чтобы этот процесс запустился. Но само фото я только take. И вот эта взятость даёт мне прочность, чёткость и однозначность. И мне это очень нравится в работе.

Я пишу текст раскадровками, зарисовками с реальности. И это тоже визуальная история. Маленькое кино, которое разворачивается в голове у зрителя.

Получается, одна цель, но разными средствами?

Да, именно. И текст, и фотография — это язык, способ сообщить о чём-то. На любом языке можно научиться разговаривать, но говорить всё равно будешь только о том, что тебе важно.

И текст, и фотография — это язык. На любом языке можно научиться разговаривать, но говорить все равно будешь о том, что тебе важно

Скажи, что тебе важнее — фотография или текст?

Для меня это не выбор или-или, это два потока, в которых я существую, и через которые общаюсь с миром. И так будет всю мою жизнь.

Когда я училась фотографии, я осознанно стала писать меньше. Когда люди переезжают в другую страну, они обрубают контакты на родном языке, чтобы перестроить мозг и начать говорить по-другому. И мне было важно перестроить мою жажду высказывания, загнать её в рамки, чтобы у меня не осталось выбора, кроме как начать говорить на визуальном языке.

Это два потока, которые идут для тебя параллельно и независимо, или они все-таки пересекаются? Ты пробовала их соединять?

Я могу, люблю и умею соединять письмо фотографическое и поэтическое.

Но ни в коем случае не соединяю письмо журналистское и фотографическое. Я так делала, и это было ужасно. Вот это точно или-или. Я работаю или как журналистка, или как фотографирующая персона. Любой из этих потоков требует полного погружения.

У меня было такое — да ладно, всё равно же еду, заодно сниму. Я уверена, что так нельзя. Если мы говорим о журналистике, которая чуть больше, чем новостная. Когда фотография должна нести сообщение и образ, а не просто документировать то, что видишь.

Если я приезжаю на место делать историю или репортаж, то я начинаю впитывать происходящее на одном из языков — не на двух сразу. Я не снимаю всё подряд, я выбираю. Я ощущаю историю, то, как она формулируется и как выражается визуально. Либо я понимаю, как историю выстроить в тексте, и заостряю внимание на этом: делаю заметки, задаю вопросы. Я не могу погружаться в оба этих потока одновременно.

Ты говоришь, что заостряешь внимание на отдельных деталях, ищешь «точки входа». Получается, твоя работа — это отбор, а не хроника?

Совершенно верно! Моя задача — это создание целостного визуального высказывания. Нет задачи описать всё, что было. Я беру только те эпизоды, которые работают на раскрытие истории.

Я считала, что раз я позиционирую себя как документальный фотограф, то я должна заснять абсолютно всё. Сейчас я делаю только то, что нужно для конкретного сообщения.

Я всегда предварительно встречаюсь с героиней — я снимаю только женщин. Мы чётко оговариваем, что хотим показать. Это про состояние: в какое состояние героиня хочет погрузиться с моей помощью. Благодаря запросу мне понятно и во время съёмки, и во время отбора, что именно мы ищем.

Раньше на какой-нибудь семейной съёмке я делала огромное количество снимков и тонула в этом. Потому что не было критериев отбора. Вроде все снимки классные — но это ещё не отбор. Сейчас в клиентской фотографии я чётко понимаю, чем я занимаюсь в каждую минуту времени.

Это кадры из книги «Письма моей матери».

Моя мама умерла, когда мне было шестнадцать.

В год работы над книгой мне было тридцать один, а ей — пятнадцать лет со дня смерти.

Мы не ладили. У меня почти ничего от неё нет. Пара писем. Несколько фотографий. Сумочка. Красный блокнот. Два кольца, одно обручальное. Разрез глаз, телосложение, просвечивающие вены.

Память, местами ложная.

Уля Соколова

Училась на Факультете фотокорреспондентов имени Ю.А. Гальперина, в Академии документальной и арт-фотографии «Фотографика». Копирайтер.

Методы работы с историей

Мне часто помогает перестать думать только про эту историю, отойти и заняться чем-то другим. Мысли об истории крутятся на фоне других действий, но я специально не возвращаюсь к ним. И история потихоньку складывается.

Я училась на писательских курсах «Райт лайк э грррл», посвящённых созданию автобиографического рассказа. В одной лекции шёл разговор о том, можно ли менять факты в автобиографической истории: «Помните о работе с фактами, но не ограничивайтесь ими». Можно объединять, удалять или придумывать персонажей. То есть необязательно все участники истории важны.

Я начинаю писать и понимаю, что кто-то из персонажей не раскрывается или раскрывается недостаточно, а кто-то — не пришей кобыле хвост. Кого-то из них я удаляю, а у других объединяю их качества в одного героя. Можно менять хронологию событий, уходить в прошлое, чтобы раскрыть будущее, сжимать или растягивать время. Когда история чрезмерно разрастается, подробности наслаиваются и делают текст неудобоваримым.

Я не искажаю факты. Я выбрасываю неважное, что-то добавляю. Почему-то мне сложно писать скелет текста, а потом набрасывать на него. Я сначала пишу поток сознания, а потом перечитываю, вычленяю главные мысли, из них и строю каркас текста.

Уля — о роли высокомерного наблюдателя и о фотографии для себя

Что для тебя фотография? Что для тебя текст?

Я всю жизнь писала тексты. В детстве — дневники, книжки, потом в Живой Журнал. Фотография меня особо не интересовала — я очень хотела рисовать. Пейзажи, впечатления дня, подсмотренные сценки. Но рисовать не получалось. И тут как раз подоспела цифровая фотография, не плёночная — как доступный способ запечатлеть то, что мне понравилось. Я начала фотографировать, стала потихоньку набивать руку.

Я мечтала стать журналистом. Писала в молодёжные издания, в «Пять углов». В 10 классе я пошла на подготовительные курсы журфака. Но я понимала, что хочу делать не просто текст ради текста, и поступила на философский факультет. Писать продолжала — в «Бумагу», «Такие дела». И продолжала фотографировать.

Люди вокруг стали говорить, что я классно снимаю, я загорелась фотографией — и пошла на Факультет фотокорреспондентов имени Ю.А. Гальперина. Оттуда перешла в «Фотографику» к Кате Богачевской.

Я снимала социальные проекты — например, проект о девочке с муковисцидозом. Большинство больных муковисцидозом в России живут в среднем около 30 лет. Я снимала девочку восьми лет. Мы уже вышли с ней за рамки проекта — стали дружить и непринуждённо общаться. Она попала в больницу накануне своего дня рождения. Девочка сильно переживала, что ей придётся провести этот день в больнице. А я думала о том, какие классные кадры получатся в таких условиях.

Это была как поворотная точка: я осознала, что в фотографии сильно любуюсь собой. Это мой способ получить социальное поглаживание. И тут во мне что-то изменилось. Я не смогла продолжать в том же духе.

С текстами другая история: если мой текст хорошо написан, я скорее любуюсь своей работой.

Потом я пошла работать в «Антон тут рядом» — центр системной поддержки людей с РАС, расстройствами аутистического спектра. Мои однокурсники радовались за меня: «О, круто, там же можно снять очень интересную историю!» А я категорически не хотела снимать. Хотела, чтобы эти переживания остались только моими, вместо того чтобы выступать в роли эдакого высокомерного наблюдателя — ждать красивых картинок или нужных мне поворотов истории.

Я перестала снимать большие истории и продала камеру.

А что сейчас?

Сейчас я снимаю только на телефон. Потому что заметила, что если я снимаю на фотоаппарат, то это превращается в важное дело, я — Фотограф. С большой буквы. А на телефон я вроде как и не снимаю, я просто нажимаю на кнопку.

Сейчас многие телефоны делают хорошую картинку, поэтому это всё лишь условности. Зато сейчас я вернулась ровно к тому, с чего начинала, — я просто снимаю то, что мне понравилось, что зацепило и чем хочется поделиться с близкими. Не ради искусства, социального высказывания и прочих умных слов. А для себя.

Помогает ли тебе фотография в работе над текстами?

Нет, я бы сказала, что она даже мешает. Текстом я могу выразить что угодно. И любые визуальные впечатления я могу заменить словами, описать все детали, и даже больше — звуки, запахи, ощущения.

Любые визуальные впечатления я могу заменить словами, описать все детали, и даже больше — звуки, запахи, ощущения

У многих моих однокурсников с «Фотографики» ровно наоборот: они не могут описать словами, но могут выразить фотографией. Я понимаю, что это умение, которое нарабатывается. Но у меня не хватило внутренней мотивации это сделать.

Нет таланта или везения. Есть усердие, труд, понимание, зачем тебе это нужно. И в моем случае с текстами это было. Не всегда у меня получается, иногда я буксую в работе, что-то не выходит, но это нормально. В текстах мне интересно расти, а в фотографии — нет. Я могу этому научиться, и кто угодно может, были бы силы и ресурсы снимать и учиться этому каждый день. Но у меня нет понимания, зачем мне это нужно в случае с фотографией. Это только забирает мои силы и ничего мне не приносит. Я лучше напишу текст.

Лариса Ширман

Фотограф, специалист по визуальному контенту
Инстаграм Ларисы

Методы работы с фотоисторией

Понимание. Самое главное — понимать, что нужно показать. Пойти и снимать, как у кого-то, или с посылом «хочу просто портретов» — непродуктивно. Визуальный контент должен нести историю. Нужен сценарий. Даже сценарий всего одной фотографии я продумываю и прописываю.

Мудборд. Чтобы общаться на одном языке с фотографом или самой лучше представлять конечный результат, я собираю мудборд. Проще всего собрать референсы (картинки, на которые я ориентируюсь) на Пинтересе. Суть не в том, чтобы просто насобирать картинок, а в том, чтобы объёмно понять, о чём будет фотография, — её настроение, образ. Референсы делятся на части. То есть я собираю отдельный мудборд на образ и на локацию. Туда же я могу добавить музыку, кадры из фильмов, даже стихи, тексты, чтобы максимально подробно создать атмосферу истории.

Воздух. На самой съёмке я оставляю место для творчества, свободных действий — около 20% от съёмочного времени. Не замыкаюсь только на референсах, наблюдаю за тем, что происходит вокруг — ветер подул, чайки полетели. Это уже взаимодействие с миром.

Строгий отбор. Контента вокруг нас слишком много. Поэтому я не люблю дубли, выбираю чётко и прицельно. Дубли — это даже не два одинаковых кадра с чуть изменённым ракурсом, а похожие, в одних условиях. Я беру мало кадров. Это позволяет сконцентрировать внимание зрителя, избежать тавтологии в фотографиях. Для меня лучшая фотография — одна, которая рассказывает всю историю.

Лариса — о визуалоцентричности, о разнице в работе с печатным изданием и социальными сетями

Расскажи немного о своём опыте визуальной работы.

Я училась на кафедре визуальной журналистики, журфак СПбГУ — сейчас это кафедра медиадизайна и информационных технологий. Диплом защищала на кафедре телерадиожурналистики — снимала фильм.

Я начала фотографировать ещё до поступления на журфак. И сразу поняла, что фотография мне ближе.

Несколько лет назад мы с подростками делали один из номеров журнала для родителей «Мамин / Папин», в котором я работала креативным директором. Мы с редактором показали ребятам процесс производства журнала. Они с нашей помощью воплотили свои идеи и сделали отличный номер. Все это уложилось в месяц.

На презентации ко мне подходили родители и спрашивали: «Лариса, где вы учились?» Я терялась. Потому что советовать факультет журналистики не хотелось. Мне казалось, он не дал мне ничего, кроме диплома, что я использовала бы впоследствии в своей работе.

В журнал пришла случайно и на чистом энтузиазме. И до сих пор удивляюсь, как меня, абсолютно не командного игрока, там терпели. Моя однокурсница позвала меня как фотографа. Им нужен был фотопроект про беременных в общественном транспорте.

Когда я приехала в редакцию за авторским номером, я настолько была очарована атмосферой печатного издания, что напросилась к главному редактору на планёрку. Я хотела пообщаться с теми, кто делает журнал. И осталась. Там не ждали фоторедактора — даже не было такой должности. А я просто сказала, что остаюсь, и мне нужна должность. Так в журнале появился фоторедактор.

Потом я всё больше участвовала в разработке визуальной части. Придумывала идеи, заказывала иллюстрации и фотографии, часто снимала сама. Я очень подружилась с дизайнером, и в итоге мы совместно работали над визуалом, вместе придумывали вёрстку.

Как ты перешла к работе с социальными сетями?

Чтобы максимально быстро донести информацию до максимального количества людей, проще использовать соцсети: «Инстаграм», «Фейсбук», «Вконтакте». Поэтому я взялась за соцсети журнала и внешний вид сайта. Тогда я начала пробовать, тестировать разные форматы.

Даже уйдя из журнала, я до сих пор очень хочу делать печатную продукцию. Но я понимаю, что объём читателей несравним с аудиторией того же «Инстаграма».

Я уверена, печатная продукция — для очень ограниченного числа людей. Особенно если человек покупает журнал дороже, чем за условные 400 рублей. Он покупает его не только для того, чтобы читать. Но и чтобы наслаждаться, листать, получать удовольствие от соприкосновения с журналом как с арт-объектом. В журнале есть фотография, иллюстрация, вёрстка — игра формы, цвета. Запах бумаги и шершавость офсета.

Журналы покупают не для того, чтобы читать, а для эстетического наслаждения. Это арт-объекты в современном мире

Как ты работаешь над публикацией в социальной сети?

Тут сложнее, чем в печатном издании, потому что нет дедлайна. Это расхолаживает! Дедлайн — чуть ли не единственное, что заставляет журнал выходить в свет.

В журнале есть понимание темы, есть общая концепция номера — и визуальная в том числе. И всё прорабатывается в команде: всегда есть редактор, дизайнер, часто иллюстратор.

Сейчас я сама себе редакция. Занимаюсь в основном «Инстаграмом». Я иду от визуала — сначала строю ленту. Но мне в принципе сложно работать с текстом, особенно в режиме регулярных постов. Я мыслю картинками, не словами.

Я предпочитаю термин визуал, а не фотография. Потому что визуал шире. Визуал — это общее впечатление, первое знакомство. Человек видит и останавливается. А дальше текст. Это я замечаю по себе как по читателю. Меня останавливает картинка, я открываю текст — а там пусто или плохо написано. И я не останусь там больше. Человек приходит за красивой картинкой, но остаётся из-за текста.

Человек приходит за красивой картинкой, но остаётся из-за текста

Как ты воспринимаешь для себя текст и фотографию?

Раньше текст я ни во что не ставила.

Моё мнение пошатнула работа с талантливым редактором. Ему удалось то, что не смогли все мои преподаватели на журфаке. Я полюбила работу с текстом и увидела его возможности. Редактор научил меня, собственно, редактировать и видеть хороший текст. Но писать я всё равно не люблю и отношусь к тексту суховато. Я по-прежнему выбираю картинку.

Однажды я гуляла с детьми, и пошёл дождь. Мы побежали домой. Через несколько минут я остановилась, достала телефон и начала снимать. Услышав смех друга, спросила, что его рассмешило. Он сказал: «Ты снимаешь в любых условиях, всегда!»

И это правда. Я смотрю на действительность в раскадровке.

Как текст дополняет фотографию? Существует ли фотография вне текста?

Чем дальше, тем сложнее тексту существовать без фотографии, а не наоборот. Клиповое мышление — наша реальность. Это не плохо, это просто есть. Чтобы человек осилил длинную статью, её надо разделить иллюстрациями и врезками.

Чем дальше, тем сложнее тексту существовать без фотографии, а не наоборот

Сейчас я работаю с соцсетями, и там это легко прослеживается: чтобы текст начали читать, именно визуал должен привлечь внимание.

А ещё мне нравится, что фотография позволяет кадрировать реальность. Отсекать лишнее.