Как ты занялся дизайном?

В 16 лет я мечтал открыть компанию, но не знал, как это сделать. Ради опыта в предпринимательстве продавал телефоны и цветы. Позже открыл клуб для школьников «Бизнес-сок», чтобы искать единомышленников, общаться с владельцами компаний, перенимать у них знания. Местные предприниматели приходили по приглашению клуба и рассказывали, как управлять бизнесом: с чего начать, как развивать, какие ошибки учесть.

Я тогда ничего не понимал в дизайне, но всё равно предлагал бизнесменам помощь. Думал, что разберусь на ходу, — так и получилось. Одному предпринимателю сделал визитки, другому — сайт.

Позже я открыл ещё один клуб — «Взлом мозга». Люди объединялись в команды и соревновались в формате «вопрос — ответ». Мои дизайнерские навыки пригодились клубу: я нарисовал логотип и иллюстрации для соцсетей. Я не планировал быть дизайнером и попал в профессию через интерес к бизнесу.

После окончания школы ты переехал из Рязани в Москву. Какие у тебя были цели?

Я поступил в Финансовый университет при Правительстве РФ на факультет экономики и бизнеса. Со мной переехал лучший друг Глеб. Мы со школы всё делали вместе: состояли в одних клубах, поступили в один университет и сейчас оба учимся в Школе дизайнеров.

После переезда мы с Глебом взяли кредит и открыли в бизнес-центре кофейню «V60», которую позже переименовали в «Горизонт». Денег было мало, поэтому делали всё сами: логотипы, слайдеры, листовки. К 18 годам у меня собралось работ на небольшое портфолио.

В 2019 году дела у «Горизонта» шли хорошо, и мы открыли вторую точку. В двадцатом году пришёл ковид. Мы с Глебом паниковали и готовились к худшему. Кофейни не окупались, потому что находились в офисах, а во время удалёнки там никого не было. Аренда копилась, и надо было платить кредит, который взяли на открытие кофеен, — 60 тысяч рублей в месяц.

До ковида я вёл соцсети одного барбершопа: писал текст, подбирал визуал, публиковал посты. У меня неплохо получалось, и я планировал заключить контракт на ведение соцсетей с ещё одним барбершопом. Но пришёл ковид, и оба клиента «отвалились». Я пошёл работать в сетевую кофейню баристой, так как боялся, что из-за кризиса онлайн-работа встанет, и у меня не будет хватать денег на еду.

Через полгода после начала ковида кофейни заработали. К тому времени скопились долги по аренде точек и поставкам кофе — полтора миллиона рублей. Нужно было выкручиваться, и мы с Глебом вплотную занялись дизайном. Поначалу мы хотели заниматься бизнесом, а дизайном — в фоновом режиме. В итоге стали кайфовать от процесса, и кофейни ушли на второй план. Мы продали их и погрузились в дизайн.

Какой был твой первый серьёзный дизайн-проект?

Дизайн-студии ещё не было. Я вёл Инстаграм рязанского барбершопа: фотографировал, писал тексты, делал посты. Его владелец порекомендовал меня владельцу московского барбершопа. Он был суперактивным предпринимателем и открыл ещё мебельное производство. Мы делали для него сайт в ХТМЛ.

Чтобы оформить сайт, я первый раз в жизни открыл Фигму и нарисовал дизайн. Мой знакомый и таргетолог Алекс за два месяца выучил вёрстку, чтобы всё собрать. Мы ничего не умели, но смогли сделать достойный сайт — клиент был доволен.

Вы с другом открыли дизайн-студию. Расскажи, с чего всё началось?

Студия «Хэв» началась с группы «Вконтакте», куда мы с командой загружали портфолио. К этому моменту нас было трое: Глеб, Алекс и я. Мы попробовали работать втроём, успешно сделали пару проектов и решили продолжать в том же духе.

Сколько человек работает в студии сейчас и как вы распределяете обязанности?

Сейчас в студии работает команда из двадцати человек. Я делаю дизайны, веду переговоры с клиентами. Глеб и моя жена Лиля тоже дизайнят, но Глеб ещё выполняет функции ведущего дизайнера и отвечает за работу дизайнеров-подрядчиков. Алекс управляет отделом маркетинга и ставит задачи таргетологам. Ещё у нас есть Дмитрий — он руководит командой разработчиков. Когда нужны тексты, мы нанимаем копирайтеров.

Студия работает с малым и средним бизнесом — интернет-магазинами по продаже окон, кухонь и всего, что можно купить. На время проекта мы как будто становимся совладельцами бизнеса — так же за него горим, переживаем и хотим придумать лучшее решение из возможных.

Чему может научить Школа дизайнеров, если уже есть своя дизайн-студия со стабильным доходом?

Общению с крупными брендами. Дисциплина «Переговоры и отношения» Ильи Синельникова — крутая вещь. После просмотра лекций я понял, что при общении с клиентами многое делал неправильно. Например, полгода назад я спрашивал про бюджет, подгонял под эту цену возможный вариант. Как выяснилось, лучше оценивать фронт работ и самому приходить с коммерческим предложением.

Выработке единых правил и чек-листов. Я смотрю лекции и выписываю полезные моменты, которые добавляю в чек-листы для проверки проекта перед каждой итерацией. По этим правилам будет работать вся команда. Например, есть чек-лист разработчика и дизайнера. Раньше там были только технические пункты: проверить, подвязан ли цифровой сертификат подлинности сайта, работают ли кнопки навигации. Сейчас добавились новые: проверить, все ли экраны понятны; подумать, все ли элементы интерфейса нужны.

В работе студии будет чек-лист копирайтера. В нём уже есть базовая вещь — проверка стоп-слов на «Главред-ру». Есть чек-лист переговорщика с напоминанием «не рассыпай бобы во время разговора с клиентом». Раньше мы часто делали такие ошибки, но если перед каждой итерацией сверяться с чек-листом, я уверен, их станет меньше.

Способам, которые помогают вырасти из маленькой студии в большую. Я хочу, чтобы через два года наша студия решала дизайнерские задачи с нуля. Например, если соберусь производить суперудобные пуфики, я должен знать, что мои дизайнеры без проблем нарисуют упаковку, придумают сайт с крутой навигацией и сверстают его.

Как учёба в Школе бюро повлияла на работу дизайн-студии с клиентами?

До поступления в Школу дизайнеров мы направляли клиенту бриф, и он расписывал  нём пожелания. Иногда всё было понятно, иногда не хватало подробностей. Основываясь на брифе, мы придумывали решение. Если это сайт — рисовали прототип, согласовывали с клиентом и делали краткое описание идеи. Если всё ок, переходили к сайту: программировали или создавали в визивиг-редакторе. Текст писали копирайтеры из интернета. Когда сайт был готов, подключались маркетологи и придумывали рекламу.

Сейчас мы готовим список вопросов, назначаем интервью и четыре часа обсуждаем бизнес клиента. Затем составляем понимание задачи, согласовываем и формируем коммерческое предложение. Потом заключаем договор и делаем исследование рынка. Дальше — всё так же, кроме работы с текстами.

Теперь мы сами пишем тексты. Услуга по умолчанию включена в договор. До этого было два варианта. Первый — мы предлагали копирайтера, который писал текст за отдельную плату. Второй — ставили на сайт текст, который прислал клиент. Это ужасно, потому что проект растягивался и обеим сторонам становилось некомфортно.

Что изменилось в жизни дизайн-студии, когда вы стали работать по принципам бюро?

Во-первых, студия стала больше зарабатывать, потому что изменила подход к работе. Мы добавили этап исследования задачи и целей проекта. Раньше мы могли сразу после первой итерации приступить к дизайну, сейчас тратим две недели на подготовку к работе. Если это сайт по продаже недвижимости, мы анализируем аудиторию, конкурентов, тренды. Клиенту нравится, что мы дотошно изучаем нишу, поэтому он ценит работу с нами.

Клиенту нравится, что мы дотошно изучаем нишу, поэтому он ценит работу с нами

Во-вторых, мы лучше понимаем, что делаем и зачем. В работу добавился принцип бюро — ФФФ. По нему мы стараемся делать всё точно в срок, держаться в рамках оговоренного бюджета, но не жертвовать качеством. Если время поджимает, отказываемся от каких-то дизайнерских фич и доделываем их позже.

Мы внедряем ФФФ «через кровь». Нам тяжело: раньше мы могли за три дня до сдачи проекта сказать заказчику, что нам нужна ещё неделя. Сейчас так делать нельзя, но иногда кто-нибудь из команды факапит сроки. Думаю, в итоге мы заменим тех, кто не сможет работать по этому принципу. Звучит жёстко, но я считаю, что в долгосрочной перспективе это принесёт пользу. Будет меньше авралов, непредвиденных ситуаций и стрессов внутри студии.

Почему с твоим желанием управлять бизнес-процессами ты выбрал Школу дизайнеров, а не руководителей?

Я учу дизайн, чтобы не работать дизайнером. В школе я набираюсь знаний и хочу вырасти в арт-директора. При этом я понимаю, что придётся изучать дизайн всю жизнь. Если не учиться, через пять лет перестану понимать, о чём говорят коллеги. Например, я знаю о возможностях нейросети, которая рисует картинки. Если ко мне придёт дизайнер, я смогу ему эту историю посоветовать: «Смотри, вот это может сделать нейросеть, а это лучше отдать иллюстратору». Быть в теме — важно.

Чтобы узнать подробности о работе арт-директора, ты ездил на открытую встречу с Артёмом Горбуновым. О чём ты его спросил?

В 2019 году я ездил в «Коворкафе» на открытую встречу с Артёмом Горбуновым, чтобы спросить, по каким параметрам оценивать работу дизайнера. Артём ответил, что их три:

Идея. Работа должна отличаться от всего того, что есть на рынке. Отвечаем на вопрос, есть ли изюминка, или это шаблон, и выставляем оценку от одного до десяти.

Логика. Любая идея должна быть понятна пользователю. Отвечаем на вопросы: кнопка похожа на кнопку или на что-то ещё, навигация вызывает трудности при переходе из одного состояния в другое или нет. Снова выставляем оценку от одного до десяти.

Эстетика. Отвечаем на вопрос: работа дизайнера выглядит небрежно или опрятно. Выставляем оценку.

Если, по мнению арт-директора, работа набрала 25 баллов и больше — с ней всё хорошо.

В каком направлении бизнеса ты хочешь развиваться и какие знания бюро могут в этом пригодиться?

Я хочу открыть завод по производству электроники, например умных девайсов. Я фанат умного дома — у меня всё работает по голосу. Это круто, потому что облегчает жизнь, делает её комфортной.

Если решу производить умные часы, которые проецируют время на потолок, научу промышленных дизайнеров принципу ФФФ. Они уложатся по времени и не выйдут за рамки бюджета. При этом качественно нарисуют дизайн упаковки, сделают лендинг, запустят рекламу.

Если захочу уйти в оптовые продажи умных часов, то повторю лекции по переговорам. Я смогу договориться с партнёрами на своих условиях, потому что знаю, как торговать, задавать открытые вопросы и травить леску.

Если возьму на себя слишком много задач, вспомню про дисциплину «Управление и результаты» Николая Товеровского. Например, про пользу закрытых списков. Составлю заранее список задач на день и в течение дня больше ничего туда не добавлю.

Знания бюро — универсальны. Они пригодятся любому человеку, который хочет стать профессионалом в своей сфере.

Какова твоя профессиональная миссия?

Мне интересны проекты, которые приносят пользу. Моё профессиональное чувство удовлетворения зависит от того, сколько людей будут счастливыми благодаря моему продукту. Неважно, цифровой он или реальный.

Например, мне тепло на душе от того, что рязанский кухонный бизнес растёт благодаря моему сайту. Прикольно не от того, что я классно нарисовал картинку. Мне хорошо от мысли, что у компании больше клиентов, а у клиентов в домах больше качественных кухонь. Чем лучше у людей кухни, тем лучше они себя чувствуют. Чем счастливее люди, тем лучше моё настроение.

Когда ты понял, что тебе интересна история?

Не помню конкретного момента, когда я заинтересовался историей. Интерес нарастал постепенно. Мой дедушка был военным, и мы смотрели исторические фильмы. Старший брат тоже любил историю. Когда я был маленький, мы с ним читали книги от издательства литературы о военной истории Оспрей Паблишинг. Помню, одна про армию Испании средневековья, другая — про танки Второй мировой войны. Мы с братом рассматривали иллюстрации и воображали, что сражаемся на поле боя за кого-то из правителей.

В школе я играл в исторические стратегии серии «Тотал уор»: про античность, средневековье, новое время. В играх нужно выбрать страну и попытаться завоевать мир. После школы я поступил на бакалавриат в Южный федеральный университет в Ростове-на-Дону. Интерес к культурам разных стран и времён привёл меня на исторический факультет. В университете появилось желание стать новатором: исследовать и показывать с другой стороны исторические события.

Чем тебе запомнилась учёба в Южном федеральном университете?

В конце первого года обучения на истфаке студенты писали курсовую работу — по сути, пересказывали мысли знаменитых учёных. Но я провёл реальное исследование. На кафедре археологии изучали тюркских кочевников — хазар. Я тоже интересовался этой темой и решил выяснить, были ли у них города, был ли это оседлый народ. Я написал курсовую работу, в которой критиковал подход учёного-археолога Валерия Флёрова: в ходе археологических экспедиций он не нашёл городов, только городища. Городище — это кирпичная крепость, окружённая земляными валами и рвами. Моё исследование говорило о том, что у хазар могли быть полноценные города, так как об этом свидетельствуют письменные источники. Я даже написал Валерию Флёрову на имейл, чтобы отстоять свою точку зрения.

После окончания бакалавриата я отучился в магистратуре и пошёл в аспирантуру. В декабре 2022 года защитил диссертацию и стал кандидатом исторических наук. Я писал диссертацию про советское правозащитное движение и его основоположника Александра Есенина-Вольпина — внебрачного сына Сергея Есенина.

Как ты поступил в Оксфорд?

В 2018 году я участвовал в исследовательском проекте о советских военнопленных Второй мировой войны. Группу московских студентов на конференции возглавляла преподаватель ВШЭ Соня Гаврилова. Она тогда уже училась в Оксфорде и предложила мне тоже попробовать. Я подумал, что это хороший шанс, и начал собирать документы в аспирантуру. Что было нужно:

Составить план исследования.
Это текст-рассказ на полторы тысячи слов о том, чем я буду заниматься в Оксфорде. Я решил изучать дискурсы гражданственности в Советском Союзе: как в кино, литературе, дневниках люди говорили о том, что такое быть хорошим или плохим гражданином.
Собрать резюме с научными достижениями. К тому времени я написал четыре научные статьи, выступил на шести конференциях и побывал в четырёх летних и зимних научных школах.
Написать два эссе, чтобы показать уровень знаний. В первом я рассказал, как люди обсуждают тему холокоста на ростовских новостных сайтах. Во время Второй мировой войны в Ростове была оккупация, убили много евреев. Во втором эссе я описал, как советские диссиденты понимали термин «свобода».

В 2019 году я отправил документы на электронную почту Оксфорда. Через полтора месяца сотрудники университета приняли заявку и предложили следующим этапом пройти онлайн-интервью с научным руководителем. Я сам выбрал научрука — Андрея Зорина, известного в России и мире исследователя русской литературы и культуры, преподавателя Оксфорда. На интервью он спрашивал, как я планирую писать английскую диссертацию: какие исследовательские приёмы буду использовать, на какие источники ссылаться при анализе предмета. После интервью мне написали, что я поступил на бесплатное место. Это означало, что Оксфорд будет выделять на проживание и обучение 16 тысяч фунтов стерлингов или, если переводить в рубли, — 1 600 000 рублей в год.

Как проходила учёба в Оксфорде?

Первые полтора года в Оксфорде выпали на ковид, и это плохо, потому что я практически ни с кем не общался. Студенты сидели по комнатам и слушали лекции онлайн. Я писал диссертацию, «ходил» на онлайн-семинары. Удалёнка не мотивировала включаться в процесс и задавать вопросы преподавателям.

Несмотря на то, что разговорной практики не было, лекции слушал без проблем. Преподаватели Оксфорда чётко изъясняются: говорят на эталонном английском, как бибисишные журналисты. Однажды ко мне пришёл сантехник-гастарбайтер из Манчестера, чтобы починить батарею, — вот его речь я разобрал с трудом.

После ковида я поселился в квартире с арендодателем. У неё было правило — с утра до вечера меня нет дома. Предполагалось, что я иду работать, а она в это время отдыхает. Каждое утро я просыпался, завтракал и шёл в главную библиотеку Оксфорда — Библиотеку Радклиффа. До обеда писал английскую диссертацию и шёл в соседнюю библиотеку — Бoдлианскую. Там есть коммон-рум — комната отдыха, в которой я обедал. После обеда шёл в сайленс-рум — комнату со звукоизоляцией — и проводил онлайн-семинары для ростовских студентов. Оставшуюся часть дня писал российскую диссертацию.

Что в оксфордском обучении самое сложное?

Самое сложное в учёбе аспиранта — защита диссертации. Каждый год нужно писать по главе и сдавать устный экзамен или, по-английски, «вайву». На защите присутствуют два рецензента — преподаватели Оксфорда, которые разбираются в теме. «Экзекуция» длится час. Хоть в онлайне, хоть в оффлайне — это сложно. Если защита проходит успешно, студента переводят на следующий год обучения. Один раз я зафейлил защиту, и меня не перевели.

Думаю, причины две. Во-первых, на тот момент у меня был неуверенный английский. Я не смог полностью на него переключиться, так как брал информацию для диссертации из источников на русском языке и говорил по-русски с друзьями и родственниками. Во-вторых, я переволновался и на защите неубедительно отвечал на вопросы. Когда общаешься с лучшими профессорами Оксфорда — Катрионой Келли, Полли Джонс, — возникает страх и трепет. Позже я доработал диссертацию, снова была вайва, и меня пропустили на следующий год.

А было ощущение, что ты учишься в Хогвартсе?

Да, атмосфера напоминала фильм о волшебниках. Оксфорд делится на колледжи. Это как факультеты в «Гарри Поттере» — Гриффиндор, Слизерин, Пуффендуй и Когтевран. У каждого колледжа своя земля. Я учусь в Сент-Антониз-колледж, а мой научный руководитель из Нью-колледж. Там есть дайнинг-холл, в котором мы иногда вместе ужинаем, — столовая с длинными столами на несколько сотен мест. Вокруг как будто вселенная «Гарри Поттера» — за такими же столами обедали студенты Хогвартса.

Какие есть отличия между российским и английским вузами?

Я сравню две аспирантуры: российскую и английскую. В России никто не проверяет, что ты делаешь: я могу не показывать научному руководителю диссертацию три года, а потом за пару месяцев сделать и защитить. В Англии дедлайны строгие: каждый год нужно показывать наработки и защищать кусочек текста.

В России я должен слушать лекции, а мне уже это не в кайф. В Оксфорде лекций нет, только семинары — на них можно позадавать вопросы преподавателям, услышать альтернативную точку зрения одногруппников.

В Англии специалисты более высокого уровня, библиотеки круче, стипендия выше. Но я не скажу, что здесь во всём лучше. Учёба в России научила меня быть готовым ко всему. Например, посреди ночи мне могло прийти письмо со словами «делай», и я делал.

Зачем ты поступил в Школу редакторов?

Я решил не доучиваться в Оксфорде и сменить сферу деятельности. Сначала пошёл в Нетологию, чтобы получить профессию интернет-маркетолога. Я не планировал стопроцентно работать в маркетинге, просто хотел переключить мозг и уйти от научного мышления. Я прошёл первую ступень и решил отложить вторую, чтобы сфокусироваться на написании диссертаций. Когда началась вторая ступень, стало подташнивать от интернет-маркетинга.

Я забросил Нетологию, чтобы развиваться в том, что умею. Я исследователь, и умею собирать инфу, декомпозировать, писать и передавать читателям. Школа редакторов помогает усилить эти навыки.

К тому же, Бюро Горбунова — это крутой бренд, который у всех на слуху в сфере редактуры. Недавно я устроился на работу в пиар-агентство и спросил, как на рынке относятся к Максиму Ильяхову. Мне подтвердили, что компании охотно нанимают людей из Школы редакторов. Так что для меня это не только смена профессии, но и хорошая ачивка, как Оксфорд. Оксфорд открывает множество дверей в мире науки. Школа редакторов открывает множество дверей в мире редактуры.

Почему ты хочешь вернуться в Россию, не окончив Оксфорд?

На это есть несколько причин.

Хочу знать простые вещи. Я понял, что я не учёный в классическом смысле, а чтобы работать в научной сфере, нужно быть классическим учёным. Нужно заниматься наукой постоянно: преподавать, писать статьи и доклады для конференций, читать новые книги и писать собственные. Я женился и благодаря Карине увидел, что за пределами науки есть другая жизнь, и я её упускаю. Например, я не знаю вселенную Марвел, но зато в курсе, как французские декаденты воспринимали проблему поэта и общества. Я хочу знать простые вещи больше, чем научные.

Наука мало оплачивается. Оксфорд — один из лучших университетов в мире, но здесь мало платят выпускникам, которые остаются преподавать. «Дейли-мейл» выложил оксфордскую вакансию с зарплатой меньше, чем у курьера Амазона. Это как получать 80 тысяч рублей в Москве, 66 тысяч из которых отдаёшь за съём жилья — на оставшиеся деньги невозможно жить. Более того, курьером Амазона можно стать без образования, а чтобы стать доктором философии, я учусь 9 лет — это несправедливо. Люди, которые работают в Оксфорде, считают важным развивать науку, деньги для них не главное. Я тоже решил делать то, что считаю важным, но за достаточное количество денег.

Я не нейтив. Однажды Максим Ильяхов сказал, что для работы на зарубежный рынок нужно быть нейтивом: говорить на языке, как местные. Я, к сожалению, не нейтив. Стиль моего письма — научный. И преподаватели, которые проверяют диссертацию, говорят, что нужно отработать с редактором некоторые конструкции. Здесь нужно стараться, чтобы тебя приняли за своего. Но дело в том, что я не хочу становиться как местные, я другой. Быть всю жизнь в состоянии эмигранта мне не в кайф.

Высокая конкуренция. Проблема с гуманитарной наукой, особенно с зарубежной, в том, что здесь высокая конкуренция. Я понимаю, что мне будет сложно. Я не боюсь сложностей, но считаю, что это не стоит того. Можно конкретно обосраться: окончить Оксфорд, но достойную должность не получить. К тому же, в Оксфорде редко трудоустраивают своих выпускников, потому что не хотят побратимства. Следовательно, нужно подаваться в Германию или США, а без конца скакать по миру мне не хочется.

Я не знаю вселенную Марвел, но зато в курсе, как французские декаденты воспринимали проблему поэта и общества

Школа редакторов может дать что-то такое, чего нет в Оксфорде?

Школа редакторов даёт знания, которые можно применять в работе. В этом плане крутые лекции у Ильи Бирмана по интерфейсу. Преподаватель показывает скрины — примеры реальных проектов, рассказывает о личном опыте, а не берёт информацию из устаревших методичек. Лекции Максима Ильяхова по редактуре тоже наполнены практическими советами. Преподаватель делится личным опытом, опытом коллег, и это помогает проще отличать хорошие тексты от плохих. Классные советы у Ильи Синельникова о том, как вынудить собеседника уступить, и у Николая Товеровского про закрытые списки. Думаю, знания мне пригодятся, когда я займусь бизнесом. В Оксфорде я изучаю историю и филологию, которые далеки от практики. Провожу исследования, которые мало понятны и мало интересны людям вне науки.

Большая проблема науки в том, что мы общаемся на птичьем языке — пишем тексты для себя, для своей тусовки. Мои знания сложно продать. Но я не жалею, что поступил в Оксфорд. Я стремился сюда, хотел стать учёным, но со временем у меня поменялись приоритеты. Тот уровень дохода, что предлагает Оксфорд, ЮФУ и другие вузы меня не устраивает. Я хочу зарабатывать больше, чтобы у нас с Кариной была достойная жизнь.